Да, мы все широко шагаем вперед, или сразу же едем, если нам позволяют. Странно, что женщина положила свой глаз именно на Михаэля, под тяжестью которого мечтает расцвести пышным цветом и с которым хочет разок-другой появиться на людях. Впрочем, с еще большей охотой она осталась бы с ним дома. Ее муж полностью посвящает себя своему делу. Он мог бы без всяких проволочек засадить в свой мешок Михаэля, его друзей и половину всего социального продукта этой местности вместе с жарким, которое у него сегодня на обед, если бы мешок и так уже не был полон. Жилы лыжников тоже скоро смогут расслабиться, а желания будут утолены, немного терпения — лыжники вот-вот доберутся до трактира.

Молодые спортсмены ликующей гроздью — эгей! — наваливаются на пьяную Герти. Они тоже успели сделать по нескольку больших глотков из собственной бочки. Их укрывают горы, охраняя от глаз других людей. А еще там стоит огромная сосна. Ради них ни на чем не экономили. В качестве доказательства они демонстрируют свои спаржевые прутики, которые извлекли из-под лыжной одежды, неплохо, если сравнить их с бледными побегами людей, присевших рядком на корточках, испражняющихся и доставляющих земле неприятности. Молодые люди хохочут во все горло. Они размахивают лыжными палками. Их много, они — опора индустрии спортивного инвентаря (экономический фактор), они переживают наивысшее удовольствие: они хотят развлекаться, пока идут по жизни и пока проходит время. Пока летят с горного стадиона к своей цели. Они давят друг на друга своим весом, их лица обращены друг к другу, у каждого из них большой член, над которым поднимается пар от их дыхания. Если бы мы держались вместе, как держатся они, то официанты в кафе и охранники при входе на дискотеку никогда не смогли бы нас разлучить! Они знают, в какой толпе могут скрыть свое счастье, защищая его от нашего проникновения. Наше богатство принесло нас сюда. Мы широко разлились на природе, а она приходит к нам извне. Увы, мы не дети духа, не дети духов и призраков, нас сортируют по нашему оперению, и мы вынуждены оставаться снаружи. И земля обгладывает наши полуживые-полумертвые стопы, которым приходится топать безостановочно.

13

Они воплощают собой вечно спешащую куда-то жизнь, и их девушки тоже, не зря же они — друзья, которые вымажут друг друга грязью, когда после защиты диссертаций будут драться за теплые местечки. А жизнь жалкая, жизнь тощих ребятишек с испорченными зубами, позвоночниками и позвоночными животными, которых они выращивают, чтобы потом убивать, стоит на месте, смотрит на лыжников, скатывающихся с горы, и предается мечтам об олимпийском золоте. Австрия — главная статья экспорта, ей нужно отправить на экспорт саму себя, целиком отправить в спорт! В «Кроненцайтунг» нам сообщают о состоянии снежного покрова и о том, когда мы сможем еще разок съехать с горы мимо этих жалких фигурок. Не кручиньтесь, вы вправе позволить себе такую крутизну! Деревня простирается на лугу не для того, чтобы вы вступили в кучку дерьма.

Михаэль смеется громче всех, у него самые далеко идущие намерения. Женщину, которая стоит здесь на склоне дней своих, он, возможно, пригреет и во второй раз, а может быть и нет. Визжа от любопытства, как ребенок, он извлекает свой уд. Или он у него случайно вывалился? Девушки, которые выглядят такими пустышками в журналах, делающих из них прелестную картинку, становятся в круг и своими плоскими лобиками укрывают от других странную парочку, занимающуюся в снегу непонятным делом. Он и она смеются, пьют и сплетаются в клубок. Прямо из снега торчит двухлитровая бутылка вина и бутылка коньяку. Все равно, чем они заняты, они уцепились за горный склон и пребывают там наедине друг с другом, пока их не настигнет лавина. Их собственные шкуры не уплывут от них. В их половых органах еще не происходит брожение, их можно пить, как теплое молоко. Они ничего не замечают вокруг. Под визг своих внутренних голосов Герти и Михаэль скатываются в подлесок, окружающий сосну. Становится тише. В роще они создают свой островок, сейчас все начнется. Михаэль демонстрирует, сколь слабо возбужден его член, а влагалище Герти выделяется под шелком очень отчетливо, будто она надеется куда-нибудь доплыть в этой дырявой лодке. Свят-свят, там, на склоне, шумят люди, словно они превратились в один громкий крик. Нам никак не расслышать, какие глупые проказы устраивает клитор, который Герти с таким удовольствием подставила бы под пальцы Михаэля. Всю эту свору на горном склоне мать-природа как раз вылущила из оболочки, словно сосиски! Михаэль демонстрирует Герти орган, имеющий неограниченное хождение, ей с силой отводят в сторону руки, которыми она пытается укрыть лицо и пах. Насколько я вижу, и то и другое до предела заполнено грозными мелодиями. Парни удерживают ее беспокойные руки над головой. В этом положении не помашешь своей семье с экрана телевизора. Женщина вытягивается в сторону Михаэля. Лицо ее стягивается в складки, как сообщают об этом тем, кто стоит вокруг. И все же оно говорит о любви. Из всех песен самая важная та, что дает нам возможность торжествовать и увеличивать нашу цену. Шелковое платье задирают до талии, а трусики, которые ей так нравились, стягивают вниз. А теперь пощекочем тьму, пока она с шумом не накрыла нас. С этой целью в наш дом явились друзья, чтобы пошире растянуть половые губы, которые женщина всегда носит с собой: а теперь вперед, окунись в глубину, развороши муравейник. Там все кишит, как в привокзальной уборной ночью, где несет вином, от которого избавляются набравшиеся под завязку посетители, пуская струю. А теперь все эти тряпочки и матерчатые складочки растягивают по сторонам так, что Герти воет от боли. Ей обещают, что все снова вернут на место, и складывают ее влажные листочки столь же небрежно, как рекламный проспект. Уж палец-то мы туда вставим, а потом понюхаем его, прежде чем наш странник исчезнет в ее сливном отверстии. Мы и не предполагали, какие длинные тени уже легли на это одушевленное существо, и длину мы измерим шлангом, который обнаружим здесь, за закрытой форточкой брюк, потаскав его за волосы, пощипав и попричитав над ним. Поп-музыка играет по заявкам слушателей, ноги Герти растянули так широко, насколько удалось, а наушники плеера прижали ей к уху. Она лежит, а в ее паху небрежно роются чьи-то руки, она такая сочная, и муж Герти обычно заскакивает в нее и выскакивает наружу стремительными шагами. Он приближается издалека, мы слышим его громкую поступь. Невероятно, какую фантазию можно проявить, придавая эластичным половым губам самую причудливую форму, словно под гнетом судьбы. Их можно скрутить в кулек, а сверху над ними высятся холмы сбившегося в комок платья. Ей ведь больно, неужели это никому не приходит в голову? А теперь посмеемся еще, пощиплем ее и побарабаним по ней, вот здорово! Эти детишки бродят по миру, с удовольствием повествуя о своих подвигах. Уже невозможно определить, трудился ли над ее прической парикмахер. Герти сникла за нагроможденными на ней холмами, осмеянная с ног до головы, как и весь ее пол, которому дозволено управляться с домашней утварью, но запрещено распоряжаться собственным телом. Она поникла, словно трава под острой косой. Эту плоть расчленяют, словно в веселой игре, и она отправляется на покой, забываясь сном и снимая большой урожай: прежде всего это касается молодых девушек, заливающихся неудержимым смехом, от которого кожа на лице трескается. Их волосы еще не требуют специальной готовки, ими можно наслаждаться (в сыром виде). Они кого-то любят. Словно орлы, которые высиживают своих птенцов за облаками, почти в пустоте, но все же им пришлось тащить яйца на такую высоту. И старики ненавидят детей, а брюки тем временем слегка приспускают с бедер.

Нет, мы не зайдем настолько далеко, чтобы силой получить свое от Герти — мы и сами обретаемся в рабстве. Ведь и так ветер и вся эта любовная шайка превратили ее в шубу, расстеленную во всю ширь. Ее дергают и валяют без меры и цели, не так уж многим она располагает. Я не знаю, но, вероятно, для Михаэля настало время показать всем еще кое-что: его мать, а главное — отец, не поскупились на то, что касается его милого дружка. Михаэль ходит кругами, однако член толком не поднимается, в свежевыжатом половом органе плавают ледяные кубики. Он размахивает им перед женщиной. Слышите, как грохочет гром? Тогда почему вы не отступаете назад и заставляете меня смотреть по видео на людей, яростно взъерошивающих свои половые органы? Ваше место на скамейке запасных, там никто не увидит ваши худосочные ягодицы и усталые собачьи соски, когда вы обстоятельно раздуваете пламя. Вам неловко, и вы ловко мажете себя сливками, чтобы стереть различия между вами и порядочным классом людей (качество экстра-класса). Отправляйтесь со своим несчастьем к господину, который живет этажом выше, но не пытайтесь разбудить мертвых! Из михаэлевой колючки ничего не появляется наружу, кроме быстрой струи, люди тянутся к нему через поле. Горы нависают над озером, руки гребут в одиночку. Девушки стоят вокруг и смотрят, голос больше не сочится сквозь расщелины, девушки хватаются за свои привлекательные локоны, за хитрые половые органы, которые могут завлечь кого угодно. Они готовы обвить своими локонами любого, кто перед ними появится и кого они научились отличать от других по прическе, одежде и машине.