Директор бумажной фабрики в своей оригинальной версии выглядел лучше, чем мы сегодня с нашей бесчеловечной жестокостью можем себе представить. Эта женщина любит и нелюбима, и в этом она нисколько не отличается от других. Перст судьбы нельзя опередить, и это так же верно, как и то, что я сейчас показываю пальцем на вас. Женщина есть нечто еще более ничтожное, чем вообще ничего. Молодой человек смеется над благодарным директором, которому он вернул его собачонку. Он дерзко читает по лицу человека, который считает себя его соперником. Впрочем, он бы не прочь владеть бумажной фабрикой, а не грызть гранит закона и права. Он не чувствует себя равным и близким людям, которые с благостными взорами ковыляют на фабрику по недоступным ступеням, ибо им предстоит узреть того, кто дает занятие им, их членам и их любовям. О чем сейчас думает студент? О том, с кем он завтра будет играть в теннис.

Господин директор словами разжигает свой костерок. В его пламени разогреваются и закипают те, кто носит эротическое белье и будоражит огонь в крови своих партнеров, в крови, которая наполняет их моторы, и они жаждут работать непрерывно. Но гнев Божий обращен на бедных, которые не любят об этом слышать и бродят со своими детьми по обрывистому берегу там, где химикалии пожирают ручей. Самое главное, что у всех у нас есть работа и мы на ней наживаем прекрасные болезни, которые приносим домой.

Герти словно тяжелая, снятая с петель дверь падает в подставленные руки мужа. Вопрос в следующем: выдержит ли эта конструкция, если в бурю станет бушевать ветер и закружит метель? Молодому человеку следует отпить от нее еще глоток, хорошо бы прямо завтра. Однако сегодня ее заслонки будет открывать, пока не стемнеет, другой человек, из местных. Директор доступным языком сказал, что женщина должна покоиться только на том ложе, которое ОН предназначил ей в качестве могилы. Именно он будет теребить ее с самых выгодных сторон (слева и справа), да, это существо превратилось для него в неистребимую привычку, как стаканчик, в который он заглядывает. Она всегда здесь, под рукой, отсюда и возникает беспокойство, когда она вдруг исчезает и ее не удается найти. Все, на что только способна фантазия, можно воплотить в жизнь животрепещущим членом, набухающим и вскоре вновь опадающим, вопрос только, чей это будет член. Глаза женщины светлеют от любви, словно кто-то пытается достучаться в эту картинку природы: кто-то касается ее стены жезлом и смотрит, не забьет ли из скалы ключ. Работа спорится, но счастливы ли они? Нет.

А ребенок во весь голос кричит «ой-ой-ой», потому что ему никак не заснуть, если у матери нет собственных идей на тот счет, как ребенку отряхнуть жизнь со своих ног. Мамочка, мамочка — несется из окон, из них выглядывает маленькая зловредная головка, телесный плод вместе с червяком в нем. Ребенку бы лучше уснуть, чтобы ему не пришлось смотреть на происходящее. Его тесто месили достаточно долго, чтобы ему не шататься по ночам. А поутру мимо, шатаясь, идут усталые люди, на шее у которых не виснут красотки, люди эти бродят вокруг, словно олени в лесу.

Ребенок тут как тут. Завтра утром его обмажут сверху донизу вареньем, как сегодня обмажут мать слизью его отца и святого духа. Скок-скок (через порог) врывается в комнату сын, который соскучился по своей мамочке. Отцу предстоит кое-что объяснить сыну, и он захлопывает дверь перед носом у студента, чтобы явиться в божественном облике и обрести мирный покой. Чтобы можно было без всяких помех раздвинуть бедра жены и посмотреть, не заходил ли туда кто-нибудь, не пасся ли кто-то в этой священной корове. Мать измеряет пространство, отделяющее ее от ребенка, ничейную землю (в которую понатыканы мины-тарелки: вот мы и дома, совсем одни, но нас всех нужно еще как следует вымыть), добро пожаловать. Директор намерен кружиться вокруг жены, словно год вокруг лета. Не хватало еще, чтобы и день пробудился ото сна. Да, ребенок имеет право, чтобы все его окружали. Любовь, крадущаяся как вор, кто не мечтает о ней ежечасно? Ведь и у вас, наверняка, есть мягкая игрушка, овечка, которая куда-то запропастилась! Кто кого здесь потерял? Гора эта существует только по одной единственной причине: долина должна где-нибудь закончиться и где-то должен начаться подъем. Снег отливает бледностью. Мужчина придает большое значение свому делу, связанному с производством бумаги, чтобы дела у нас шли хорошо. И чтобы мы знали, почему так происходит. Я хочу сейчас заявить без малейшей двусмысленности: я словно воск в руце бумажной. Хотела бы я встретить человека, который сумел бы воссоздать меня заново из того, что я говорю.

И что нам еще нужно? Свою плату мы получаем в белом конверте собственных неудач, то есть мы определенно хотим кем-то стать, и мы определенно хотим быть немножко больше, чем есть на самом деле, по меньшей мере, на бумаге. И хорошо, чтобы и чувство присутствовало тогда, когда мы, по собственной вине, сидим в своей квартире, а в гостях у нас лишь молчащий телефон.

У этого человека нет сердца, он охватывает свой дом, словно пожар, хватая жену за все места. Ребенок начинает вопить. На улице одинокая выхлопная труба привлекает к себе внимание спящих людей, которые принюхиваются к запаху, точно звери, но не решаются что-либо сказать. Даже днем эти люди не могут присоединиться к атлетическим играм прекрасных мускулистых тел. Они носят на себе груз, отягчающий их радости, стало быть, бедные люди (и их бедные руки) нам необходимы. Молодой человек уезжает прочь на своей машине. Стоило ему покинуть вязкое дно скворечника, в котором он и женщина гнездились друг на друге, как она вновь начинает биться в дверь, которую вот уже много лет как прорубила в стене топором своего желания. Невидящим взором она уставилась в безысходность: где же они теперь снова встретятся? Так уж сильны мужчины, что они, не обращая внимания ни на что, поджигают свои дома, где еще спят их семьи, не вникающие в цифры в чековых книжках. Вместо этого мы раздеваемся сами, чтобы нашими гениталиями ввести человека в заблуждение. Да, мужчины перекрывают собой все дороги. Но вам-то совершенно все равно, что чувствует здесь этот человек и что он привязывает себя не к тому, к кому нужно!

Тоска по любимому — это палка, которую женщина сама для себя припасла. Ей необходим бунт, потому что ее дом устроен и уложен уютно, она ищет свою цель вне дома, чтобы постоянно думать о ней, подсыпать ее, словно суп из пакета, в необузданно кипящую воду желания и баламутить чужое сердце. Съезду католиков тоже требуется пребывающий где-то вдалеке папа, который к ним когда-нибудь приедет. Однако стоит ему оказаться в нашем отечестве, как он неожиданно становится одним из нас, обычным человеком, мы же знакомы! Для него всякий человек приходит слишком поздно и не добирается до цели. Иначе обстоит дело с любовью. Мужчина может хотя бы удержаться сам за себя. Женщине же в делах душевных никакого удержу нет. Этот взбудораженный пол носится со своими желаниями туда и сюда, не зная толком, что ему на самом деле хочется приобрести.

«Где ты была», — обрушиваются на Герти расспросы. Отец прихватывает заодно и ребенка, свою плоть и кровь, который цепляется коготками за тело матери. Мы откажемся сейчас от изображения этой лаокооновой группы, в которой все виснут друг на друге и хотят выглядеть удивительно большими.

Гневмужа разросся вовсю, недовольство проистекает из его трубы и гасится пенной струей. Женщине предстоит немедленно и полностью раздеться, чтобы она могла удовлетворять его размерам. Он хочет направить свою молнию в ее громоотвод, однако запылать огнем ей не удастся! У него много спичек в запасе, чтобы постоянно восстанавливать себя и скармливать жене свой корешок в жареном, вареном и консервированном виде. Ребенка укладывают в постель и дают стакан сока. Пусть успокоится! И оставит женщину в распоряжении отца. Нечего скакать вокруг нее, возвышая голос, и дергать ее за все места. Мамочка снова здесь, этого достаточно. А отцовский птенчик уже весело распевает над ее межой. Муж тянет ее в ванную, чтобы силой обеспечить себе доступ и пристать к ее берегам. Как здорово, что она снова здесь, ведь она бы, того и гляди, вдруг умудрилась умереть!