– Это на него похоже!..

– Я залепила ему по толстой физиономии пощечину…

– Ну ты даешь, Олька!

– Но каков Бобриков-то? – думая о другом, сказала Оля. – Не знаю, что он наговорил про меня этому Беззубову… Кстати, что бросается в глаза в его лице, так это губы: красные, толстые, мокрые… Фу! Гадость!

– Оленька, с твоим характером не сниматься тебе в кино, – заметила Ася, отхлебывая из маленькой фарфоровой чашечки горячий кофе.

– По-твоему, я должна была изобразить покорную селянку? Опуститься на мох?.. Тьфу! На пол?..

– Кинорежиссера по физиономии… – покачала головой подруга. – Я такого еще не слышала!

– Реакцию мою он похвалил… – улыбнулась Оля.

– Беззубов – очень влиятельный человек на студии…

В окно ударил порыв ветра, задребезжало стекло. Буфетчица из стеклянной банки засыпала в кофейный агрегат зерна. Машина с чавканьем поглощала их, от нее поднимался к потолку легкий пар. Приятный запах молотого кофе вдруг напомнил Оле жаркое лето, колышущиеся и гудящие от пчелиного звона зеленые поля, над которыми медленно плыли белые облака… Из всех времен года она больше всего любила лето.

– Я стояла перед ним в павильоне, а он рассматривал меня… – стала рассказывать Оля. – И мне вдруг пришло на ум, что он хозяин, а я раба на невольничьем рынке, которую покупают… Очень, я тебе скажу, неприятное ощущение.

– Начинать, Олька, всегда трудно, об этом пишут в своих мемуарах все знаменитые артисты театра и кино. Зато потом, став популярной звездой, актриса диктует свои условия…

– Ты имеешь в виду на Западе?

– Не думаю, чтобы Беззубов, например, разговаривал с Гурченко или с Симоновой так же, как с тобой.

– Знаешь, я впервые пожалела, что выбрала эту профессию, – призналась Оля.

– Не принимай все так близко к сердцу, – сказала Ася. – Ты – актриса, и тебе всю жизнь придется играть…

– И в жизни, и на сцене? – улыбнулась Оля. – Я как-то над этим не задумывалась.

– А как твой роман с дядей Мишей Бобриковым? – припомнила подруга. – Разве это не игра? Не строила бы ему глазки, не поощряла его интерес к себе, он бы не решился приударить за тобой. Это была игра в жизни. Впрочем, все мы, девчонки, со школьной скамьи играем в придуманную нами любовь, о которой не имеем никакого представления… Сколько у меня было романов! Но по-настоящему я еще не любила никого. Понимаешь, Олька, нет у меня уважения к мужчинам. Они тоже артисты – играют с нами, чего-то придумывают, пудрят мозги, добиваются своего и скоро охладевают. Извечная игра мужчин и женщин. И я даже не знаю, кто выигрывает. По-моему, и мы и они в конечном счете остаемся в проигрыше.

– От твоей философии хочется волком выть, – вздохнула Оля.

Она вспомнила свои разговоры на эту тему с братом. Он тоже не очень-то верил в большую красивую любовь… до встречи со Знаменской. Что бы Ася ни толковала, а у Андрея и Марии – настоящая любовь. Стоит брату пальцем поманить – и Мария хоть на край света прибежит к нему. И он на все готов ради нее. Домой ни одного письма не прислал из Климова, а Марии – четыре! Вернувшись оттуда – он всего и побыл-то дома две недели, – снова подрядился в какое-то автомобильное агентство по дальним перевозкам грузов. Получил огромную машину с серебристым прицепом-холодильником. Туда грузят продукты, овощи, вешают пломбы, и кати по стране в другую республику. Он уже два рейса сделал. Говорил, что работа интересная, как журналист он тут много чего для себя почерпнет…

Мария Знаменская, пропустив неделю в университете, была с ним в одной поездке. Оказывается, в машине есть даже подвесная кровать для отдыха. После той поездки на грузовике в Андреевку Мария полюбила ездить на тяжелых машинах. А рефрижератор, который получил Андрей, по комфортабельности мало чем уступает «Жигулям». Там есть приемник, Андрей с собой взял портативный магнитофон. В общем, Мария вернулась из длительной поездки довольная, хотя ей здорово влетело от родителей…

За соседний стол уселись два парня в модных финских куртках. У одного на безымянном пальце посверкивает красивый золотой перстень, у второго на руке японские часы с зеленоватым циферблатом. Они заказали кофе, по бокалу шампанского. Пока буфетчица щелкала блестящими рукоятками, готовя напиток, парни осмотрелись и, не найдя более достойного объекта, принялись глазеть на девушек.

– Крутые мальчики, – улыбнулась Ася. – Сейчас предложат и нам шампанского…

И действительно, тот, что с перстнем, поднял согнутую в локте руку и сказал:

– Привет, девочки! На улице дождь, а здесь уют и праздник… У моего приятеля сегодня день рождения, не поднимете с нами по бокалу в честь столь радостного события?

– Язык у малого хорошо подвешен, – негромко проговорила Ася. – А именинник будто воды в рот набрал!

– Не улыбайся им! – ущипнула подругу за ногу Оля. – У меня нет никакого настроения еще с кем то сегодня знакомиться.

Но говорливый парень уже попросил буфетчицу, чтобы она принесла бутылку шампанского и апельсинов. И показал на стол девушек.

– Ты как хочешь, а я выпью, – заявила Ася. – Все-таки у человека праздник, и нечего его омрачать твоим кислым видом. Беззубов – дерьмо, но нельзя же и всех других мужчин считать барахлом?

Парни пересели за их стол, представились: говорливого звали Валерием, именинника – Никитой. Первый сразу же стал проявлять знаки внимания Асе, а Оля и Никита помалкивали.

– Сама судьба нас направила сюда, – болтал Валерий. – Идем по Литейному, и вдруг будто что-то меня толкнуло в бок: мол, ребята, зайдите в «Гном»! Мы зашли и видим двух прекрасных девушек… Никита, скажи хоть слово! – повернулся он к приятелю.

– Мне двадцать семь, – сказал Никита и боязливо посмотрел на Олю.

– Двадцать семь! – воскликнул приятель. – И до сих пор трепещет перед девушками, как осенний лист на ветру.

– Зато вы, Валера, чересчур смелый, – заметила Ася Цветкова. – И говорите красиво.

– У вас такой вид, будто вы что-то потеряли, – в упор посмотрел Валера на Олю.

– Вы недалеки от истины, – помимо своей воли улыбнулась та.

– Моя подруга потеряла веру в мужчин, – сказала Ася.

– А я – в женщин, – неожиданно громко произнес Никита и отвернулся к окну. В отличие от приятеля, он мало обращал внимания на новых знакомых.

– Выходит, вы два сапога – пара, – рассмеялся Валерий.

– Оля, тебя сравнили с сапогом, – пыталась расшевелить подругу Ася. – Сейчас же потребуй, чтобы Валера извинился.

– Меня сравнивали кое с чем и похуже… – снова вспомнила о Беззубове Оля.

– Оленька, вы – чудо! – подарил ей веселый взгляд Валера. – Я могу и на колени перед вами встать.

Оля решила, что выпьет свой кофе и уйдет. Асе вроде бы по душе пришлась эта компания, но ей тут сидеть надоело. Болтовня Валеры утомляет, а в глазах мрачного Никиты и впрямь разочарование и пустота. Наверное, от него девушка ушла… Не радует парня и день рождения.

Валера выложил, что он работает в «Интуристе», правда, не уточнил кем, а Никита – автослесарем на станции технического обслуживания. Сегодня у обоих выходной, да еще такое событие…

Валера – невысокий брюнет с короткой челкой над серыми улыбчивыми глазами. Лицо у него острое, треугольная челюсть, на самом кончике носа – красное пятнышко, будто сосудик лопнул. Никита выше его, шире в плечах, волосы у него длинные, налезают на уши и сзади на воротник черной куртки. Подбородок тяжелый, с ямкой посередине, глаза светлые с голубизной, рыжеватые ресницы короткие. Когда говорил Валерий, он поворачивал к нему голову и внимательно смотрел тому в рот, будто изумляясь, как оттуда могут так легко и свободно высыпаться слова. Сам Никита был на редкость немногословным, что понравилось Оле.

Валера рассказал, что у него однокомнатная квартира в Купчине, стереомагнитофон с самыми последними записями популярных итальянцев, приличный бар, в холодильнике – севрюга горячего копчения и шашлык в маринаде, который можно в любую минуту поджарить на специальном мангале, ну а о выпивке уж говорить не приходится… И он, Валера, и Никита – убежденные холостяки, так что если девочки не против, то можно в хорошей компании сегодня от души повеселиться…