Хельги в каюте не оказалось. Рыжего, естественно, тоже. Уах без сомнения "хвостиком" увязался за девушкой — малыш каким-то непонятным образом чувствовал, когда можно безопасно пристроиться к одному из нас. Конечно, девушка выдерживала настырного уаха гораздо легче, поэтому чаще всего рыжая бестия находилась рядом с ней. Трудно поверить, как сильно всё изменилось за последние несколько дней — Хельга вторые сутки не отходит от раненого Унка, хотя раньше при одном лишь упоминании об орках глаза её гневно сверкали. Да и малыш перестал их опасаться, вчера я сам видел, как рыжий настойчиво упрашивал "моего знакомого" хряка поиграть в кости. Сохранил же, шельмец, самодельные кубики и таскает всюду с собой! Но самое странное, что пираты относятся к зеленокожим гигантам без страха! Об уважении и почтении, конечно, речи не идёт, но ведь и откровенной ненависти нет — скорее, настороженное любопытсво, не более. Видимо, поступок вождя оказал на них огромное впечатление: при погрузке в лодке вместе со мной находились гребцы, и они тоже были обязаны Унку своими жизнями.
А шторм постепенно набирал силу — волны тяжёлыми ударами остервенело сотрясали корпус корабля. Я с трудом удерживался на нижней полке двухярусной кровати и тихо радовался тому, что в каюте, кроме неё и надежно прибитого к полу сундука больше ничего нет. Предсталяю, что бы тут творилось, если бы в крошечном полупустом помещении начали летать тяжёлые предметы. И не так уж важно, тупые или острые — результат-то всё равно один. Вообще говоря, посудина пиратов не предназначалась для туристических круизов — на бриге нашлось только три каюты: одна роскошная капитанская на корме и пара таких, как наша, рядом с кубриком. Думаю, для перевозки редких пленников, потому и минимум комфорта. Но в данный момент такому аскетическому гостеприимству можно только радоваться.
— В трюме вода! — отчаянный крик за дверью легко перекрыл звуки шторма.
В коридоре тут же загрохотал дробный перестук шагов множества бегущих людей. И, очень похоже, не только людей — в топот вплетались звуки тяжёлой поступи орков. Я покинул свой "насест" и рывком перебрался к двери, очень удачно ухватившись за ручку — ещё бы чуть-чуть и очередной сильный крен корабля швырнул бы меня на назад, прямиком на нары. Дальнейшее продвижение по узкому коридору напоминало путешествие клочка бумаги в шланге пылесоса. Меня безжалостно бросало от стенки к стенке, так что к концу пути бока, локти и плечи ощутимо ныли, как после массажных процедур у садиста. Но это ещё цветочки!
Спуститься по трапу вниз оказалось намного сложнее, и я попросту грохнулся с двухметровой высоты, отбив себе напоследок и остальные части тела. Хорошо ещё, что в трюме уже набралось воды по щиколотку, иначе падение могло закончиться гораздо печальнее. Хорошо?! Да куда уж лучше — если дело и дальше так пойдёт, не самым плохим исходом стало бы разбиться вдребезги прямо сейчас! Но опыт есть опыт — второй раз "наступать на грабли" я не захотел и оставшиеся метры по-собачьи преодолел на четвереньках. Некрасиво, зато надёжно…
В кормовом отсеке трюма во всю кипела работа. Тусклый свет болтавшихся на балке ламп выхватывал из темноты сосредоточенные лица людей и орков, мелькали мокрые тела, хаотически метались причудливые тени и слышалась отборная ругань корсаров вперемешку с глухим рычанием хряков. Одним словом, полная неразбериха. Но это только на первый взгляд, а на самом деле матросы умело заделывали внушительных размеров пробоину в обшивке — сгоревший фрегат оставил таки роковую отметину на корме брига.
В конце концов, пираты сумели завести на место повреждения "пластырь" — обёрнутый в несколько слоёв парусины деревянный щит. И тут опять очень кстати пришлась помощь орков: только благодаря их исключительной силе удалось укрепить "заплату". Хряки ударами здоровенных кулачищ, словно тяжёлыми кувалдами, заклинили щит распорками из толстых брусьев. В какой-то момент даже показалось, что вот-вот треснут шпангоуты, но всё обошлось. Поразительно, совершенно не понимая языка людей, зеленокожие тем не менее прекрасно знали, где им стоять и что делать. Какого милого Хрохан вечно называет их тупыми свиньями? Иному человеку полдня надо объяснять что к чему, а эти разобрались без проблем и криков. Качка постепенно ослабела и я, мокрый и чертовски уставший, с трудом дотащился до каюты. Теперь спать, ни на что большее меня сегодня уже точно не хватит…
Унк умер на следующий день после шторма. Оборвала буря хрупкую нить, которая удерживала могучего борова на этом свете. Если бы не ураган, может и оклемался бы вождь, отлежался спокойно в тишине и встал на ноги… Не знаю… Хельга плакала в окружении суровых молчаливых хряков, словно маленькая девочка, и совершенно не стеснялась слёз. Да и рыжий хлюпал носом, поддавшись её настроению. Может, стоит иногда задуматься над смыслом фразы: "Что имеем — не храним, потерявши — плачем"?
Я вдруг как-то особенно остро почувствовал жгучий стыд за свою "толстокожесть" — что, собственно, мне известно об орках, с которыми мы протопали столько километров вместе и которые столько раз нас выручали? Что я знаю о том же личе? О малыше или хотя бы о Хельге? Что?! Да ничего! Ровным счётом. Не столь заметное в моём мире стремление городского жителя к затворничеству в четырёх стенах собственной квартиры проявилось здесь не самым привлекательным образом. Показало своё лицо — пустоё, бледное и равнодушное, а оттого ещё более отвратительное и жалкое.
Со смертью вождя между нами и командой отношения сразу испортились. Орки решительно отказались предать тело Унка морю (по традиции племени его непременно нужно было сжечь на ритуальном костре), а корсары недовольно роптали — покойник на корабле, согласно приметам, сулил несчастье. Честно говоря, я их не совсем понимал: ну куда уж больше того, что с нами произошло? Ситуация ещё больше обострилась, когда матросы с нескрываемой угрозой стали посматривать на Хельгу — женщина на борту также считалась предвестником всяческих бед. В открытую, конечно, пираты возмущаться не решались — связываться с зеленокожими гигантами желающих не нашлось, но за девушку я откровенно опасался: отчаявшиеся корсары вполне могли попытаться с ней разделаться. Напряжение росло с каждым часом и даже Алиц махнул на команду рукой — будь что будет. В таком вот тревожном ожидании беды прошло ещё четыре бесконечно долгих дня плавания…
Утром я, как обычно, поднялся на палубу и заметил на капитанском мостике шкипера, с интересом смотревшего куда-то вверх. Над кораблём с пронзительным криком пролетела чайка, развернулась и вновь стремительно пронеслась мимо, едва не задев топ мачты. На лице Алица блуждала радостная улыбка, словно он только что выиграл миллион в лотерею.
— Ты видел?! Видел её?! — заметив меня, корсар возбуждённо замахал руками. Уж не свихнулся ли часом наш капитан? Этого только не хватало — мало того, что матросы готовы нас придушить, так ещё и шкипер с катушек съехал окончательно! Что он так разволновался, как будто первый раз в жизни птицу увидел?
— Земля! Где-то рядом земля! — не унимался Алиц, и до меня, наконец, дошло. Чёрт возьми, а ведь точно! Как же я сам-то сразу не догадался?!
На палубе моментально собралась все — и команда, и маги, и даже никогда не покидавшие своего места в трюме орки. Мелькавшее вдали крылатое создание казалось сейчас чуть ли не ангелом небесным, синей птицей удачи, как по мановению волшебной палочки преобразившая угрюмых корсаров: теперь пираты смотрели на Хельгу, как на любимую сестру — роковая женщина исчезла, словно утренний туман под лучами жаркого солнца. Люди с надеждой вглядывались в синеватую, подёрнутую лёгкой дымкой, даль моря, а наиболее нетерпеливые даже пару раз восторженно вскрикивали, приняв за желаемое то ли причудливые абрисы плывущих на горизонте облаков, то ли услужливо предоставленную беспокойным сознанием фата моргану.
— Вижу землю! — голос вперёдсмотрящего из "вороньего гнезда" положил конец нашим мучениям. Толпа на палубе разом забурлила, вверх полетели матросские береты (у кого они были), кое-кто обнимался, нашлись даже такие, кто выражал свою радость отборными ругательствами. Пожалуй, спокойными на борту брига оставались только маги — поразительная выдержка!