Дождь все прибавлял и прибавлял. С плащей и ватников стекала вода. Когда вверху шумел ветер, с деревьев вразнобой летели на головы крупные капли.

— Что у вас тут — митинг? — шутливо спросил дядя Кузьма.

— Все речи сказаны, можно прощаться, — сказал Виктор Викторович и первым пожал крепко ребятам руки. Вера Хечекова расцеловала мальчишек.

Наконец ребята и дядя Кузьма забрались в просторную кабину. Узкий ящик шофер сунул им под ноги.

— Что там такое? — спросила Элла.

— Сами не знаем, — сказал Андрей. Получилось так, что он сел рядом с девочкой.

Только сейчас мальчишкам стало по-настоящему грустно и жаль расставаться со всеми этими хорошими и добрыми людьми. Когда машина тронулась, Ване показалось, что в глазах Веры Хечековой блеснули слезы, а может быть, это просто дождь… Вера Хечекова помогла им собраться, притащила ящик вяленой рыбы и напихала в рюкзаки, так что едва их застегнули.

— С вешала поснимала? — спросил Ваня.

— Хватит нам, — сказала Вера Хечекова. — Вы ведь тоже много на удочку наловили.

Кухарка тетя Поля принесла в промасленной бумаге жареных окуней и целый кулек вкусных пирожков…

— Тоже с нами в Ленинград? — в шутку спросил Ваня Эллу.

— Я к тете Дуне, — коротко ответила она.

Ваня совсем забыл, что у Эллы в Умбе родственники. Сын Евдокии Ивановны Рожковой — Санька — ее двоюродный брат. И еще там, на острове у ихтиологов, Санька сказал, что мать просила Эллу обязательно приехать к ним. Но тогда девочка не могла…

Лесовоз потряхивает, резко наклоняет из стороны в сторону. Андрея прижимает то к девочке, то к Ване. Дядя Кузьма внимательно смотрит на ухабистую дорогу. Баранка в его ладонях то вертится как бешеная, то неподвижна.

Андрей косится на пушистую прядь, спустившуюся на плечо Эллы, и испытывает острую тоску, больше он никогда не увидит эту девчонку с озера Вял.

Элла отводит рукой волосы и тоже бросает невеселый взгляд на Андрея. Мальчишка тотчас отворачивается и начинает сосредоточенно смотреть на мокрую унылую дорогу. Он боится, что Элла опять скажет, что у него странный взгляд. Видит-то его, Андрея, всего третий раз, а все время проезжается насчет его глаз. Ведь он не видит свои глаза. Тут, на Севере, даже в зеркало ни разу не посмотрелся…

Но Элла сейчас не придирается: глаза у нее грустные, уголки губ опущены. Андрей не слышит, но чувствует, как она вздыхает.

— Вы уже там… — говорит она. — Дома в Ленинграде.

— Приезжай к нам? — оборачивается к ней Андрей. — Можно даже сейчас, а?

— Втроем-то мы запросто на два билета улетим, — говорит Ваня. — Это я гарантирую.

— Пошли отцу телеграмму — и через два часа в Ленинграде, — уговаривает Андрей.

Элла улыбается и качает головой:

— Отец ждет меня на озере. Я должна магнето к мотору купить в Умбе.

Дядя Кузьма завертел большую баранку — машину резко повело в сторону. Но вот она снова выровнялась. «Дворники» едва успевали сгребать дождевые капли, как на стекле появлялись новые, превращались в струйки и текли вниз по извилистым дорожкам. На красноватой глинистой дороге блестели лужи. Взъерошенные мохнатые ели и сосны размахивали своими остроконечными вершинами. Над деревьями огромным бездонным ведром опрокинулось темно-серое лохматое небо. Из ведра лило и лило.

— Чего доброго, сегодня не улетим, — вслух подумал Ваня.

— Переночуете у тети Дуни, — сказала Элла.

— Для самолета такая погода — ерунда, — сказал Андрей. — Он заберется выше облаков, а там всегда солнце.

— Я в Умбе три дня буду, — ни к кому не обращаясь, сообщила Элла.

Машину сильно тряхнуло. Все, как по команде, подскочили на сиденье. Дядя Кузьма еще ниже наклонился вперед.

— Ну, держитесь, ребятки, — усмехнулся он. — Начинается та самая дорожка, на которой черти горох молотили!

Машину зашвыряло из стороны в сторону, дробно застучали в днище комья грязи. Иногда мутная вода из лужи окатывала радиатор и стекло. Андрей вцепился в сиденье, боясь оказаться на коленях у Эллы. Ваня что-то хотел сказать и чуть не прикусил язык. Ящик ожил под ногами, задвигался, затрещал. От него отскочила одна рейка. Держась рукой за сиденье, Ваня другую запустил в образовавшуюся щель. Покопавшись, вытащил сверток.

— Андрюха! — расплылся он в улыбке, вмиг забыв про трясучку. — Нам мотор подарили… «Салют»! Новенький. Вот инструкция и паспорт!

Андрей не рискнул свой восторг выражать вслух, лишь пожал приятелю руку.

— Царский подарок, — сказала Элла, сбоку взглянув на инструкцию.

— Хороший мужик Назаров, — улыбнулся дядя Кузьма. — Шутка сказать, мотор отвалил не за здорово живешь!

— Мы в экспедиции баклуши не били, — сказал Ваня.

Позади громыхал прицеп, со скрипом терлись друг о дружку связанные цепями толстые стволы. Лил дождь, завывал в ветровом стекле ветер, лесовоз полз, как гусеница, по разбитой дороге, небо опустилось на мотающиеся вершины деревьев, но на душе у мальчишек радостно и светло. Если самолет сегодня вовремя оторвется в Умбе от земли, то через четыре часа они будут дома. В родном Ленинграде, где тепло и нет осточертевших комаров и мошки, где мама и папа, по которым оба успели соскучиться. Теперь у них свой собственный мотор. А удостоверения на право вождения плавсредств по рекам и озерам лежат в кармане. К радости примешивалась и легкая грусть: оба привыкли к Северу, полюбили дикое синее Вял-озеро. Оба знали, что потом, в Ленинграде, будут вспоминать этот край, берег ламбы, деревянную баню, Саньку и девочку Эллу…

Ребята, подставив мелкому дождю лица, всматриваются в серую мглу. Уже давно с неба слышится добродушное ворчание мотора, но самолета не видно.

— Бывает, покрутится-покрутится и улетит обратно, — говорит Санька. — Низкая облачность.

— Смотрите, идет на посадку, — показывает Элла в сторону мокрого леса. В облаках мелькает темно-серебристое крыло и пропадает. Затем царапают по молочному клубящемуся облаку выпущенные шасси, и вот над лесом показывается АН-24. Он весь блестит, от крыльев и стабилизатора отскакивают дымчатые клубки. Самолет плавно снижается, прицеливаясь на самый край травянистого поля. Вот он проходит над макушками деревьев, касается земли, подпрыгивает и, заметно тормозя, катится по аэродрому.

Ваня и Андрей взваливают рюкзаки на плечи. Санька помогает просунуть руки в заплечные ремни, потом ставит на попа ящик с мотором.

— Вас не пустят, — говорит Элла. — Еще посадка не скоро.

Андрей первым снимает рюкзак, за ним Ваня. Отчего это в аэропорту, на вокзале люди всегда спешат поскорее занять свое место, а потом долгие минуты томятся в тягостном ожидании отправления?..

— Зимой на каникулы ждем вас, — говорит Андрей, глядя на Эллу. — Вы должны приехать.

— Я приеду, — говорит Элла и дотрагивается ладонью до кармашка на брезентовой куртке, где лежит бумажка с адресами Андрея и Вани.

— А ты? — спрашивает Саньку Ваня. — Приедешь?

— Сказано — сделано, — мотает мокрой всклокоченной головой Санька. — Мы вместе с Элкой приедем. Мне до смерти хочется глянуть на крейсер «Аврора».

— А я все музеи обойду, — говорит Элла.

Ваня, улыбаясь, отстегивает на рюкзаке клапан и достает смятую коричневую шляпу.

— Носи, Саня, — говорит он. — Отличная шляпа.

— Это же Володина? — удивляется Андрей. — Как она к тебе попала?

— Выиграл на спор, — отвечает Ваня. — Перед самым отъездом торжественно вручил.

Санька вертит шляпу в руках, нюхает, наконец надевает на свои лохмы.

— Сойдет, — ухмыляется он. — Для рыбалки.

К самолету из аэропорта потянулись пассажиры. И снова Саня помог приятелям надеть рюкзаки, ящик с мотором взвалил себе на плечо.

— Элла… — говорит Андрей и запинается. — Элла, ты приедешь?

— Я уже сказала.

— До свиданья, Элла, — Андрей, краснея, протягивает руку.

— Я не пойду к самолету, — говорит девочка. — Сколько можно прощаться? Сань, я тебя здесь подожду.