— А черт его знает, сам не пойму. Вроде мы все еще служим, удостоверения у всех остались, снабжение и обеспечение по тем же нормам, платят нам куда больше, чем мужикам в том же ФСБ. Я с ними на днях в баню ходил. Не знаю. Комитет был такой махиной! Айсберг! Тысячи отделов, групп, были подразделения при ЦК. Чего только не было!..

Воспоминания Остапова прервал мощный храп. Опершись на АКМ, Шнорхель мирно спал. Время действовать. Костер прогорел, в обступившей островитян темноте светились только тлеющие угли. Александр, стараясь действовать как можно тише, подполз к огню. При малейшем движении все тело начинало болеть, саднила кожа, покусанная муравьями, ныла простреленная рука. Ему с трудом удалось поддеть ногами дымящееся полено и вытащить его из костра. Остапов опустил ноги, стараясь угодить стягивающей голени веревкой на ярко светящийся конец головни. Веревка была из синтетики, и стоило капроновым волокнам коснуться огня, она тут же лопнула. Остапов пошевелил ступнями, восстанавливая кровообращение. Освободить руки было значительно труднее, но он справился и с этим, крадучись направился к катеру и вошел в воду. С одной здоровой рукой взобраться на высокий борт было трудно. Тяжело дыша, Остапов перевалился через поручни и упал на палубу. Затаился, вслушиваясь в ночную тишину. Было тихо, где-то вдалеке ухала сова, о борт плескалась вода. Сначала он решил послать сигнал тревоги. Все транспортные средства группы были снабжены специальными радиомаяками с автономными источниками питания. Нашарил под приборной панелью переключатель и включил маяк. Потом попытался запустить двигатели. Он был уверен, что даже в темноте сумеет выскользнуть из ровного, как стрела, канала фьорда. Двигатели не работали. Александр открыл крышку моторного отсека, в темноте приходилось действовать на ощупь, аварийного фонаря на месте не оказалось. Он пошарил в темном провале отсека, аккумулятора не было. Тогда Остапов пробрался в рубку и попробовал включить радиостанцию. У нее были свои батареи, которые лишь подзаряжались от бортсети во время движения. Вспыхнула лампа индикатора настройки и осветила шкалу с делениями и номерами волн. Стал искать микрофон — на магнитном держателе его не оказалось. Нащупал пустое гнездо. Внезапно рубку залил яркий свет. Через борт на катер запрыгнули Шнорхель и Седой с мощным галогенным фонарем из оборудования катера.

— Не это ищешь? — Главарь показал микрофон. — Й далеко собрался? По ночам спать надо.

Шнорхель заржал:

— А я сразу просек, что он слинять хочет. Хорошо, что мы аккумуляторы сняли.

— Ну пошли, что ли, лунатик.

Шнорхель отконвоировал пленника в лагерь и, старательно связав Остапову руки, примотал его к дереву.

— Спокойной ночи, — пожелал он Александру и пошел досыпать.

Снайпер тоже решил вздремнуть. Дело обстояло не так уж плохо, радиомаяк, по всей видимости, бандиты не обнаружили. Сейчас устройство работало и постоянно передавало в эфир сигнал бедствия. Стараясь забыть о боли, Александр попытался уснуть.

Седой проснулся чуть свет и поднял остальных. Пленному развязали руки и позволили поесть. Потом Шнорхель снова стянул ему руки за спиной, подергал узлы, хорошо ли наложены путы, и довольный похлопал Остапова по спине.

— У меня не забалуешь.

— Ну, парень, пошли к твоему убежищу, — скомандовал Седой.

Дорога оказалась не простой, группе пришлось вытянуться в цепочку: впереди пленник, за ним Шнорхель с помповым ружьем, потом Циркач. Замыкал шествие вооруженный автоматом Седой. Сначала пришлось продираться сквозь бурелом, потом ползти на четвереньках по узкому карнизу над скальной расщелиной. В конце концов они выбрались на противоположный берег острова. Минут сорок пришлось прыгать с валуна на валун, пробираясь вдоль берега. Еще через час они остановились.

— Долго еще? — прохрипел задыхающийся после крутого подъема вожак. Со Шнорхеля, которому приходилось поддерживать связанного пленника, градом лил пот.

— Почти пришли. — Остапов кивнул в сторону неглубокой расщелины.

Там был лаз, проделанный когда-то в скальной породе при помощи взрывчатки. Убежище было вырублено в склоне, и пробраться к нему можно было только тем путем, которым их вел пленный. Спустившись по узкому проходу, они остановились перед металлической дверью. Шнорхель потянулся к ручке запора.

— Погоди, — остановил его вожак. — Освободи-ка этого друга, пусть он откроет. Мало ли какие у них тут гостинцы приготовлены.

Пленный фыркнул, толкнул дверь и исчез в проеме. Хорошо смазанные петли даже не скрипнули, судя по всему, убежищем пользовались довольно часто. Зеки шагнули следом. Их взглядам открылось просторное помещение. В убежище было абсолютно сухо. Инженер, проектировавший это сооружение, несомненно, знал толк в таких делах. Окна, прорубленные в камне, позволяли вести наблюдение за озером. Сюда проникало достаточно света, чтобы днем обходиться без искусственного освещения. У входа стояла буржуйка, рядом поленница сухих дров, вдоль стен ящики с консервами. На столе у стены — переносная радиостанция с динамо-машиной. Полки с одноразовой посудой, импортный переносной телевизор. Облезлые солдатские кровати завершали скудный интерьер. У противоположной стены высился металлический шкаф, в котором Седой нашел сигнальные ракеты и фальшфейеры, там же были стойки для оружия. Рядом со шкафом — пластмассовая бочка с водой.

— Гляди, чего тут? — Шнорхель увидел на стене полинявший вымпел.

— Сорок седьмой дивизион. За успехи в социалистическом соревновании. 1944 год, — громко прочитал Седой. Обернувшись к пленному, спросил: — Это ж куда ты нас привел?

— В убежище, — недоуменно пожал плечами тот. — Куда ж еще?

— Это что же? С войны так и стоит?

— В войну здесь был наблюдательный пост. После войны его забросили, а мы нашли в архивах документы. Мол, на острове есть хорошо оборудованное убежище. С тех пор используем его по мере необходимости.

— Ясненько. То, что надо, — кивнул Седой. — Шнорхель! Остаешься стеречь этого голубчика. Мы сходим до лагеря, потом вернемся. Похоже, тут можно долго отсиживаться.

Когда Седой и Циркач выбрались из расщелины, вожак придержал спутника за локоть. С недавних пор он начал советоваться с Циркачом, признав его большим интеллектуалом, чем Шнорхель.

— Вот что, — начал Седой. — Отсиживаться здесь резона больше нет. Раз про этот островок органы знают, значит, сюда могут заявиться бравые хлопцы с пушками. Оно, конечно, после того, что эти стрелки провернули, им полагается дней семь-восемь на дне полежать. Раз сразу не сцапали, похоже, что у них все было вполне гладко, но шуметь в эфире они не станут. Даже, если они должны были доложиться сразу, прибыв сюда, их начальство светиться не станет, малость выждет. А вот потом… Рация есть и здесь, и на катере. Хрен их знает, когда они должны у начальства отметиться? Если останемся в этом убежище, нас тут обложат и сцапают, как курят. С недельку еще, я думаю, можно отсиживаться, а потом двинем. Здесь сидеть смысла нет. Затаримся харчами и обратно. У берега безопаснее.

Циркач согласился.

— А с этим что делать будем?

— Есть у меня одна идейка, — усмехнулся вожак. — Пошли заберем их, нужно вернуться в лагерь.

Шнорхель очень удивился столь скорому возвращению своих компаньонов. Обратную дорогу проделали тем же путем. На берегу Седой достал из лодки зековскую робу и бросил ее пленнику.

— А ну, соколик, переодевайся!

— Зачем? — удивился тот.

— Затем, что надо! Пошевеливайся.

Пленный нехотя натянул на себя тряпье, не понимая, зачем это понадобилось.

— Пошел в лодку! — скомандовал вожак. Александр побрел к катеру.

— В другую!

Пленный залез в лодку и уселся на скамью.

— Ну и что дальше?

— Есть у меня одна идея. — Седой подошел к нему и перегнулся через борт. — Вот ты мне скажи… — Вожак резко ткнул ему ствол автомата под подбородок и нажал спуск. Выстрелом пленному снесло полголовы. Ошметки мозга брызнули в воду. Чайки, поднятые в воздух выстрелом, начали хватать с воды кусочки плоти. Ошарашенно Шнорхель и Циркач смотрели на главаря.