Как и на любом промышленном предприятии, здесь крайне важно единообразие. Те поросята, которые растут недостаточно быстро, — карлики, — только переводят ресурсы, поэтом)’ им нет места на ферме. Их берут за задние ножки, раскачивают и со всей силы бьют головой о бетонный пол. На профессиональном языке это называется «стукать». «Мы стукаем раз 120 в день», — признался один рабочий с фермы в штате Миссури.
«Мы просто раскачиваем их, стукаем, а потом кидаем в сторону. После того, как ты стукнешь десять, двенадцать, четырнадцать поросят, оттаскиваешь их в помещение с покатым настилом, откуда их забирает грузовик. И если ты приходишь туда, а некоторые оказываются живыми, приходится стукать еще раз. Бывали случаи, когда я приходил, а они бегают с глазами, свисающими по обе стороны морды, кровища хлещет, или еще бывают сломаны челюсти».
«Они называют это эвтаназией», — сказала жена того рабочего из Миссури.
Шквал антибиотиков, гормонов и других препаратов в корме животных сохранит их живыми до забоя, несмотря на условия содержания. Лекарства больше всего нужны для борьбы с проблемами дыхательных путей, повсеместных на промышленных свинофермах. Влажность в помещениях, скученность животных с ослабленной стрессом иммунной системой и ядовитые газы от скапливающихся фекалий и мочи делают эти проблемы практически неизбежными. Ко времени забоя от 30 до 70 процентов свиней страдают какими-то респираторными инфекциями, а смертность от одних только болезней дыхательных путей может достигать от 4 до 6 процентов. Конечно, эти постоянные болезни способствуют росту новых видов гриппа, поэтому популяции свиней целых штатов, иногда все 100 %, страдают от новых смертельных вирусов, возникших среди скученных больных животных (и все больше, конечно, эти вирусы заражают людей).
В мире промышленных ферм все ожидания переворачиваются с ног на голову. Ветеринары работают не на оптимальное здоровье, а на оптимальную прибыль. Лекарства предназначены не для лечения болезней, а как замена разрушенных иммунных систем. Фермеры не нацелены на производство здоровых животных.
5. Наш подводный садизм
Примеры плохого обращения с животными и загрязнения окружающей среды, которые я приводил, рассказывая о свинофермах, иллюстрируют систему промышленного фермерства в целом. Куры, индейки и крупный рогатый скот, которых держат на промышленных фермах, сталкиваются с несколько иными проблемами и мучаются точно от несколько иных условий, но в основе своей все они страдают одинаково. И, как выяснилось, то же самое происходит и с рыбой. Кажется, что рыбы и наземные животные — два разных, совершенно непохожих класса живых существ, следовательно, проблемы, с которыми они сталкиваются, тоже должны различаться, но «аквакультура» — интенсивное выращивание морских животных в неволе — это, по существу, подводное промышленное фермерство.
Многие из морских животных, которых мы употребляем в пищу, в том числе большая часть лососевых, поступает на прилавки с предприятий аквакультуры. Первоначально аквакультура позиционировала себя как один из способов остановить истощение естественной популяции рыб. Некоторые заявляли, что потребности в лососе, обитающем в природной среде, снизились, однако на самом деле выращивание лосося на фермах только подлило масла в огонь международной эксплуатации природной популяции лосося. Добыча лосося в естественных акваториях по всему миру между 1988 и 1997 годами возросла на 27 процентов, и ровно на столько же сократилась лососевая аквакультура.
Вопросы благоденствия, связанные с рыбными фермами, покажутся вам знакомыми. «Учебник по устройству лососевых ферм», руководство по этой индустрии, подробно рассматривает шесть «главных проблем аквакультуры»: «качество воды», «скученность», «обращение с рыбами», «нарушение принципов благоденствия», «недостаток питания, ослабляющий иммунную систему» и «нарушение иерархии». Переведем это на доступный язык. Шесть источников страданий лосося это: (1) вода настолько загрязнена, что в ней трудно дышать; (2) скученность настолько высока, что рыбы начинают поедать друг друга; (3) обращение с ними настолько жестоко, что психологические последствия стресса видны уже на следующий день; (4) работники фермы и другие животные наносят рыбам физические травмы; (5) пищи настолько мало, что это ослабляет иммунную систему; и (6) рыбы лишены возможности формировать стабильную социальную иерархию, в результате чего происходит все больше случаев каннибализма. Эти проблемы типичны. Учебник называет их «неотъемлемой частью системы рыбных хозяйств».
Главный источник страданий лосося и других рыб, выращиваемых на ферме, — избыток морских вшей, которые кишат в грязной воде. Эти вши разъедают тело до открытых ран и иногда выедают до костей рыбьи морды, эта проблема достаточно распространена и в промышленности известна под названием «корона смерти». Одна-единственная лососевая ферма создает «облако», где концентрация морских вшей в тридцать тысяч раз превышает их концентрацию в естественной среде.
Рыба, которая выживает в этих условиях (уровень смертности в разбросе от 10 до 30 процентов считается хорошим среди многих работников этой промышленности), скорее всего, будет умирать от голода в течение семидесяти дней, теряя в весе при транспортировке к бойне, а затем ей срежут жабры и кинут в резервуар с водой, где она умрет от кровопотери. Зачастую убивают рыбу, находящуюся в полном сознании, и, умирая, она бьется в конвульсиях от боли. В других случаях рыбу оглушают, но современные методы оглушения ненадежны и могут привести к еще большему страданию рыбы. Как и в случае с курами и индейками, не существует закона, требующего гуманного убоя рыбы.
Значит ли это, что рыба, выловленная в дикой природе, оказывается в более гуманных условиях? Без сомнения, до того, как ее выловят, ее жизнь лучше, поскольку она не жила в грязных огороженных водоемах. Это немаловажно. Но возьмем наиболее распространенные способы лова морских животных, чаще всего потребляемых в Америке: тунца, креветок и лосося. Преобладают три метода: лов на перемёт, лов кошельковым неводом и тралинг. Перемёт похож на телефонный провод, натянутый в воде, только поддерживают его не шесты, а буйки. Вдоль основной лесы на равных промежутках подвешены маленькие лески-«ветки», каждая «ветвь» щетинится крючками. Теперь представьте не только одну из этих лесок с гроздью крючков, а множество, сотни, тянущихся одна за другой с одного-единственного корабля. К буйкам прикреплены спутниковые локаторы и другие электронные средства связи, чтобы рыбаки могли к ним вернуться. И, конечно, не один корабль разворачивает переметы, а множество, сотни и даже тысячи в крупнейших коммерческих флотилиях.
Сегодня переметы могут достигать семидесяти пяти миль в длину, леской такой протяженности можно пересечь Ла-Манш более трех раз. Каждый день, по приблизительным подсчетам, забрасывают 27 миллионов крючков. И переметы цепляют не только представителей тех видов, на которые идет лов, но и еще 145 других видов животных. Одно исследование обнаружило, что ежегодно во время лова на перемет в качестве прилова гибнет примерно 4,5 миллиона морских животных, в том числе примерно 3,3 миллиона акул, 1 миллион марлинов, 60 000 морских черепах, 75 000 альбатросов и 20 000 дельфинов и китов.
Но прилов на перемет не столь масштабен, как при тралинге. Наиболее распространенный вид современного креветочного траулера бороздит пространство шириной в двадцать пять — тридцать метров. Траловую сеть тянут по океанскому дну на глубине 4,5–6,5 километра в течение нескольких часов, захватывая креветок (и все, что попадет) в дальний конец сети, имеющей форму воронки. Тралинг, которым почти всегда ловят креветок, это морской эквивалент расчистки тропического леса. Какова бы ни была цель лова, траулеры захватывают рыбу, акул, скатов, крабов, кальмаров, морских гребешков — обычно около сотни разных видов рыб и других морских животных. Умрут практически все.
Есть что-то зловещее в этом способе «сбора урожая» морских животных, опустошающем водную среду. В среднем траулер выкидывает за борт 80–90 % морских животных, пойманных в качестве прилова. Менее эффективные предприятия сбрасывают назад в океан более 98 % пойманных морских животных мертвыми.