Это не экспериментирование на животных, где можно предположить некоторое сравнимое количество добра на другом конце страдания. Но именно так мы представляем себе поглощение еды. Скажите мне: почему вкус, самое грубое из всех наших чувств, освобождается от этических норм, которые считаются непреложными для других наших чувств? Если задумаетесь, вы сойдете с ума. Почему сексуально озабоченному человеку не придет в голову изнасиловать животное, а голодный — убивает его и съедает? Довольно легко отмахнуться от этого вопроса, а вот ответить на него очень трудно. И как вы станете судить художника, который калечит животных в галерее, потому что это визуально привлекательно«? Насколько должен вас привлекать крик страдающего животного, чтобы вы настолько хотели бы его слышать? Попробуйте вообразить любую цель, кроме пристрастия к мясу, которая оправдывала бы то, что мы делаем с животными на ферме.

Если я незаконно воспользуюсь логотипом корпорации, меня можно посадить в тюрьму, а если корпорация плохо обращается с миллиардами птиц, закон будет защищать не птиц, а право корпорации делать то, что она хочет. Вот Что выходит, когда вы отрицаете права животных. Безумие, что идея прав животных кажется кому-то безумной.

живем в мире, где принято обращаться с животным, как с куском дерева, и считается странным обращение с Ким как с живым существом.

До того, как были приняты законы, запрещающие применение детского труда, начали появляться предприятия, где хорошо обращались с десятилетними рабочими. Общество не запрещало детский труд, довольствуясь тем, что для малолетних работников созданы вполне благоприятные условия, но, если вы даете предприятиям слишком много власти над подневольными людьми, это их развращает. Если мы убеждены, что у нас больше прав поедать животных, чем у животных — права жить без мучений, это развращает. И это не мои фантазии. Это наша реальность. Посмотрите на то, что такое промышленное фермерство. Посмотрите на то, что мы, как общество, сделали с животными, когда обрели технологическую мощь. Посмотрите на то, что мы на самом деле делаем во имя «благополучия Животных» или «гуманности», а уж потом решайте, так уж нужно вам есть мясо.

3. Я занимаюсь промышленным фермерством

Когда меня спрашивают, где я работаю, я говорю, что я — фермер на пенсии. Я начал доить коров, когда мне было шесть лет. Мы жили в Висконсине. У моего отца было маленькое стадо — коров пятьдесят или около того, что в те дни было вполне типично. Я работал каждый день, пока не уехал из дома, и работал не покладая рук. Но в какой-то момент я решил, что с меня хватит, надеялся найти что-то получше.

Я получил диплом по животноводству и пошел работать в компанию по разведению птиц. Я помогал обслуживать фермы по разведению индюшек, управлять ими и проектировать их. Потом повертелся еще в нескольких подобных компаниях. Я управлял крупными фермами, миллионами птиц. Занимался санитарным обслуживанием, контролировал стаи. Решал проблемы, как говорится. В фермерстве нужно решать много проблем. Сейчас я специализируюсь по вопросам питания и здоровья птиц. Я — в агробизнесе. Некоторые утверждают, что это называется промышленным фермерством, но мне на терминологию наплевать.

Этот мир отличается от того, в котором я вырос. За последние тридцать лет цены на продукты не выросли. Сравните с другими статьями расходов и увидите — цена на белок остается неизменной. Чтобы выжить — я не имею в виду разбогатеть, я имею в виду, чтобы было что поесть, на что отправить детей в хорошую школу, купить при необходимости новую машину, — фермеру приходится производить все больше и больше. Математика простая. Как я уже говорил, у моего отца было пятьдесят коров. Сегодня модель для жизнеспособной фермы молочного скота — двенадцать тысяч коров. Это самая маленькая ферма, которая может выдержать конкуренцию. Понятно, семья не может доить двенадцать тысяч коров, поэтому придется нанять четыре-пять рабочих, и у каждого будет свой круг обязанностей: дойка, лечение болезней, уход за посевами. Это эффективно, ага, так можно заработать себе на хлеб с маслом, но когда-то люди шли в фермеры, потому что фермерская жизнь разнообразна. А теперь этого нет.

И еще один момент, который возник в ответ на экономическое давление — надо держать таких животных, которые дают больше продукции по более низкой цене. Вот так приходится выводить птиц, которые быстрее растут, и повышать питательность корма. Пока продукты будут Продолжать дешеветь по отношению ко всему остальному, у фермера не будет иного выбора, кроме как закладывать более низкую себестоимость производства, да и генетическое вмешательство неизбежно — необходимо культивировать те качества животных, которые наиболее отвечают условиям этой задачи. А вот это как раз и может противоречить Жизненному благополучию животных. Потеря заложена в саму систему. Заранее предполагается, что, если у тебя в сарае пятьдесят тысяч бройлеров, тысячи умрут в первые же недели. Мой отец не мог позволить себе терять животное. А теперь с самого начала заложена потеря в 4 процента.

В угоду вашим взглядам, я рассказал об отрицательных сторонах. Но на самом деле мы получили потрясающую систему. Идеальную? Нет. Ни одна система не идеальна. Но *им вы найдете того, кто знает идеальный способ накормить миллиарды и миллиарды людей, не поленитесь внимательно его выслушать. Вам толкуют о яйцах, которые несут куры на свободном выгуле, и о рогатом скоте, который кормят травой, — прекрасно. Я считаю, это хорошее начинание. Но так мир не накормишь. Никогда. Вы просто не сможете накормить миллиарды людей яйцами кур, гулявших на свободе. Вот, говорят, маленькие фермы должны стать моделью для всего животноводства, а я называю это синдромом Марии-Антуанетты: если они не могут купить хлеба, пусть едят пирожные. Высокопродуктивное промышленное фермерство накормит всех. Подумайте сами. Если мы от него откажемся, то, может, и улучшим жизнь животных, может, это будет лучше для окружающей среды, но я не хочу возвращаться в Китай 1918 года. Я имею в виду, что люди там умирали от голода.

Нет сомнений, вы скажете, что люди должны потреблять меньше мяса, но у меня есть для вас интересная новость: люди не хотят потреблять меньше мяса. Вы можете быть как РЕТА и притворяться, что мы все завтра проснемся и поймем, что любим животных и больше не станем их есть, но история показала, что люди отлично способны любить животных и употреблять их в пищу. Это ребячество, я бы даже сказал, что аморально фантазировать о вегетарианском мире, когда мы с таким трудом пытаемся накормить человечество.

Послушайте, американский фермер кормит мир. Его попросили об этом после Второй мировой войны, и он это сделал. У людей еще никогда не было возможности питаться так, как сейчас. Никогда раньше мясо не было настолько по средствам людям. Мои животные защищены от непогоды, получают пищу, которая им. требуется, и хорошо растут. Животные болеют. Животные умирают. А как вы думаете, что происходит с ними в природе? Думаете, они умирают от естественных причин? Думаете, их обезболивают перед тем, как убить? Нет, в природе животные умирают от голода или их раздирают на части другие животные. Вот как они умирают. "

Люди сегодня и знать не хотят, откуда берутся продукты. Они не синтетические, их не создают в лабораториях, па самом деле их нужно вырастить. Я терпеть не могу, когда потребитель ведет себя так, будто фермеры — круглые дураки, когда он учит фермера, что и как выращивать. Вы хотите дешевых продуктов? Мы их выращиваем. Если хотите есть яйца кур, живущих вне клетки, извольте платить за них гораздо больше. Точка. Значительно дешевле производить яйцо в амбаре, где множество несушек сидит в клетках. Это гораздо эффективнее, а это означает, что такое яйцо более конкурентоспособно. Да, я утверждаю, что промышленное фермерство более жизнеспособно, хотя и знаю, что это слово часто используют против нашей индустрии. От Китая до Индии и Бразилии спрос на продукты животноводства растет, причем быстро. Неужели вы думаете, что семейные фермы могут прокормить мир, где живет десять миллиардов человек?