– Наверное, Кассий уже говорил вам, что самым важным я считаю наличие секретов. По-моему, если человек хотя бы в какой-то мере склонен к замкнутости, он уже хороший кандидат для обращения в гуманизм.

– Звучит разумно, – согласилась профессор Тейлор.

– А мне так не кажется, – возразил Ньюбери. – Отнюдь не все мы интровертные серые мышки вроде вас, Медуница! Я всегда на виду, и мне это нравится! Я экстраверт от природы, и демонстрировать себя публике – моя профессия!

– Но я заметил, что у вас здесь нет плазменных экранов, – сказал Траффорд.

– Это правда, – кивнул Ньюбери. – Но ведь я знаменитость, а нашему брату с этим труднее. На меня все постоянно пялятся. Должен же я хоть когда-нибудь оставаться один!

– При всем моем уважении к вам, – сказал Траффорд, – мне представляется, что многие рассуждают точно так же. Все постоянно пялятся друг на друга, и совсем не надо быть знаменитым, чтобы иногда испытывать желание спрятаться от чужих глаз. Я сам недавно промедлил с публикацией родильного видео и чуть не нажил себе крупные неприятности. Дело тут не в том, экстраверт вы или интроверт; я говорю о людях, которые не считают желание оставить что-то при себе извращением, а может быть, даже подозревают в нем добродетель.

– Ну хорошо, – сказал Ньюбери. – Если мы принимаем вашу идею, то как нам найти этих людей?

Я полагаю, наш гость как раз собирался к этому перейти, Коннор, – с легким раздражением вмешался Кассий.

– Мне кажется, – поспешно заговорил Траффорд, – что в первую очередь нам следует поискать тех, за кем нельзя наблюдать в реальном режиме все семь дней в неделю по двадцать четыре часа в сутки. Мне нужно написать программу для поиска людей, которые пытаются создать в своей жизни паузы, периоды нахождения вне зоны видимости. Заодно можно будет сделать так, чтобы эта программа одновременно определила, сколько времени люди тратят на наблюдения за другими. Мы должны искать тех, кто смотрит трансляции из соседских квартир достаточно редко – только чтобы не давать повода для лишних разговоров.

– Почему? – спросил Ньюбери.

– Потому что если человек способен интересоваться чем-то еще, кроме вуайеризма и сплетен, то мы можем надеяться, что в голове у него не совсем пусто.

– Толково придумано, – заметил Билли Макаллан.

– Интересоваться чем? – спросил Ньюбери.

– Чем угодно. Выращивать комнатные растения. Пробовать самостоятельно печь пироги. Строить кораблики из спичек и бутылочных крышек…

– Горшки с цветами? Кулинария? – засмеялся Коннор Ньюбери. – Игрушечные кораблики? Бред какой-то.

– Я строю кораблики, – твердо заявил Макаллан.

Кассий явно начинал сердиться.

– Думаю, сейчас вряд ли справедливо требовать от Траффорда, чтобы он представил нам схему действий, свободную от всех недостатков, – сказал он. – Из любого правила найдется тысяча исключений. Пока Траффорд пытается сделать только одно: нащупать те черты характера и поведения, которые выглядят достаточно невинными и не возбуждают подозрений у Храма, но позволяют предполагать, что у их обладателей есть зачатки чувства собственного достоинства. Кстати, лично мне сдается, что нежелание участвовать в гробьях тоже может стать неплохим индикатором.

Все, включая Ньюбери, согласно кивнули.

– Это верно, – сказал Траффорд. – Я ненавижу гробья и стараюсь уклониться от них всеми правдами и неправдами. Между прочим, почти во всех учреждениях есть сетевые доски объявлений, и их модераторы – я сужу по модератору нашего офиса, но другие едва ли ведут себя иначе, – ежедневно отмечают в своих блогах фамилии тех, кто отсутствовал на последних гробьях. Можно скопировать эти записи и взять на заметку тех, чьи фамилии повторяются чаще всего.

– Ух ты, – восхищенно сказал Ньюбери. – Нам повезло, что вы не работаете на инквизицию.

– Еще один признак, который нам стоит проверить, – это религиозный пыл. – Траффорд понемногу входил во вкус обсуждения. – Мне кажется вполне очевидным, что люди, постоянно демонстрирующие готовность слепо верить во что попало, едва ли станут бунтовать против сложившегося порядка вещей. Следовательно, если мы возьмем несколько слов, связанных с верой и предрассудками, – к примеру, «карты таро», «гороскоп», «медиум», «перевоплощение», – то сможем определить людей, которые часто употребляют их в своих дневниках и во время интернет-трансляций, и исключить их из списка наших потенциальных единомышленников.

– Боюсь, тогда нам придется выкинуть оттуда большинство моих зрителей, – обронил Ньюбери.

– Любителей публично исповедоваться тоже надо исключить, – подала голос профессор Тейлор. – Этих ужасных типов, которые рта не закрывают на церковных сборищах. А еще… возможно, это и пустяк, но я думаю, что частое употребление таких слов, как «спасибо» и «пожалуйста», может быть признаком мятежного духа.

– Знаете что, Тейлор, – возразил Ньюбери, – я опасаюсь, что так мы с вами навербуем одних зануд.

– Хорошие манеры не имеют ничего общего с занудством, – огрызнулась профессор.

– Позвольте мне подытожить сказанное за Траффорда, – твердо произнес Кассий. – Итак, он собирается создать программу для поиска тех, кто склонен к уединению, избегает досужей болтовни, имеет хобби, не питает большой симпатии к гробьям, редко пользуется словами из лексикона легковерных, не любит выступать на публичных исповедях и следит за своим поведением.

– Что ж, – сказал Ньюбери, – недурственно для начала. Допустим, наш юный друг принесет нам список тех, кто соответствует этому слегка угнетающему портрету, – и что дальше?

– Мы выйдем с ними на связь, – ответил Траффорд. – Дадим им понять, что они не одиноки. Начнем создавать тайное общество – объединять людей, которые хотят мыслить самостоятельно.

– Но что мы им скажем? Не пошлешь же им письмо со словами: «Привет, мы тоже ненавидим Храм»?

– Первое, что нам нужно сделать, – сказал Кассий, – это отправить им краткое изложение теории эволюции. В ней ключ ко всему – именно в этой теории Храм видит главную опасность для себя.

– Вот-вот, – сказала Тейлор. – В том-то и беда! Если мы заполоним интернет пропагандой дарвинизма, инквизиция сразу нас вычислит, не успеем и глазом моргнуть.

– Мы не будем ничего «заполонять», – объяснил Траффорд. – Я создам хорошо защищенный почтовый ящик, и мы будем рассылать из него закрытые письма по конкретным адресам. Даже если эти письма вскроют, до нас не доберутся. Но я не думаю, что их вскроют. В конце концов, нас никто не ищет. Полиция ведет мониторинг сети с целью обнаружения мятежных сайтов и чатов, но они проверяют корреспонденцию только у тех, кто уже попал под подозрение. Как всем нам известно, большинство электронных писем – это спам.

– Кстати, о спаме, – сказал Билли Макаллан. – С чего вы решили, что люди, на которых мы нацелимся, станут вскрывать наши непрошеные письма, да еще и читать их? Лично я уничтожаю девяносто пять процентов мусора, который ко мне приходит.

– Я долго об этом думал, – ответил Траффорд. – Тут вся штука в заголовке, верно? Нам нужна фраза, которая задела бы их за живое, привлекла внимание. Как насчет такой: «А ты умеешь хранить тайну?»

29

Через два месяца после того, как эпидемия кори-плюс сняла с Башен Вдохновения свою кровавую дань, на них обрушилась новая свирепая болезнь. Конечно, местные власти ожидали второй эпидемии: условия, способствовавшие размножению одного вируса, были благоприятными и для других. Жара, сырость, проблемы с уборкой мусора и откачиванием воды – все это увеличивало вероятность очередного «божественного возмездия». За корью-плюс пришла свинка-плюс – она тоже передавалась воздушно-капельным путем, – и снова среди детей начался мор невиданной доселе жестокости. Даже ныне живущие взрослые раньше считали свинку вполне излечимой: все они болели ею в детстве, и это было неприятно, но не фатально. Однако ее вирус мутировал с каждой новой атакой, пока не превратился в смертельный. И вновь в квартиры вернулась лихорадка вместе с головной болью, воспалением горла и характерным вздутием околоушных желез, и вновь из дверей комплекса, где жили Траффорд с Чанторией, Стали выносить маленькие белые гробики. Практически всех младенцев уже скосила корь-плюс, и теперь наступил черед детей постарше.