Сидящие за столами в многочисленных комнатах отдыха и кафетериях гуманитарного факультета Университета Осло старались как можно дальше дистанцироваться от Эдит Ринкель. Люди пытались перекричать друг друга, доказывая, будто всегда знали, что Эдит Ринкель не достойна звания профессора и должности начальника отделения.
Пол предпринимал слабые попытки защитить ее, но ему было трудно. Он не мог признаться, что это он обнаружил совершенную ею кражу, да и смягчающих обстоятельств не находил. Поэтому Пол старался говорить об этом как можно меньше.
Нанна хранила молчание. Ее все понимали, и она стала объектом глубокого сочувствия и искренней симпатии.
Гуннар Вик также не принимал участия в подобных разговорах. Он еще больше склонял свою и без того сутулую спину над обеденным столом и не слушал разговоров о Ринкель, пытаясь предложить другие темы для застольных бесед. Во-первых, Гуннар Вик по природе своей не привык думать плохо о людях и уж тем более не привык плохо говорить о других. Так же, как и Эдит Ринкель, он не завистлив, ему хватает забот о семье и работы, и из-за нечестного поступка Ринкель он не перестал уважать ее и восхищаться ее профессионализмом. А во-вторых, он испытывает очень теплые чувства к Ринкель, возникшие около трех лет назад в Копенгагене.
Хотя Гуннар Вик глубоко уважает профессиональные достижения, он часто напоминает себе о бренности науки. В качестве заставки на мониторе компьютера он поместил стихотворение Улава X. Хауге. Всякий раз, когда пальцы Гуннара Вика не касаются клавиатуры более двух минут, на мониторе появляется текст, в котором звучит насмешка над его профессией и вообще над научными исследованиями. Он и сам не знает почему, но это стихотворение всегда напоминает ему об Эдит Ринкель и том случае в Копенгагене:
Почти три года назад Гуннара Вика пригласили выступить с традиционной пятничной лекцией в Университете Копенгагена. Совершенно случайно он узнал, что Эдит Ринкель присвоили звание почетного доктора этого университета и что церемония посвящения назначена на вечер того же дня.
Он решил пойти на это мероприятие. Как и большинство норвежцев, Гуннар Вик становится особенно патриотичным, находясь за границей, даже в соседнем государстве. Вот и теперь он испытывал гордость оттого, что он норвежец и работает в одном университете с бесспорной героиней сегодняшнего дня. Гуннар Вик, как уже неоднократно упоминалось, всегда восхищался профессиональными достижениями Эдит Ринкель. Следует также признать, что Гуннар Вик, наряду со множеством коллег мужского пола, испытывал к ней влечение. Он восторгался ее бедрами, когда шел за ней по коридору, покачиванием ее грудей, когда она что-то доказывала. Он любовался ею на почтительном расстоянии (он ведь был женат) и относился к ней с неизменным пиететом.
Он удивился, что не слышал об избрании Ринкель почетным доктором, и посчитал, что, по всей видимости, это произошло из-за ее скромности. (На самом деле руководство кафедры разослало электронное письмо с информацией о предстоящем событии, но Гуннар Вик удалил его, не дочитав до конца.)
Он сидел в зале, расположенном в низком кирпичном здании Университета Копенгагена, и следил за незнакомым помпезным спектаклем. Почетными докторами были избраны три человека: два мужчины и Эдит Ринкель — известный датский писатель, итальянский генетик и профессор лингвистики из Норвегии. Двое ученых, как сообщили собравшимся, внесли огромный вклад в развитие науки, а писатель — в развитие искусства и культуры.
Представители Университета Копенгагена, так же как трое будущих doctores honoris causa, [67]были одеты в длинные черные мантии с яркими воротниками. Первым выступал ректор, он говорил на довольно понятном датском языке, приправленном цветистыми выражениями и значимыми фактами. Далее выступали деканы соответствующих факультетов, они произносили свои речи на латыни, и оба закончили свои выступления, как и положено, пожеланиями успехов и удачи: «Quod honum felix faustum fortunatumque eveniat». [68]
В конце церемонии три доктора произнесли слова благодарности. Генетик говорил монотонно и скучно, писатель же так нервничал, что его слова можно было разобрать, только приложив массу усилий. Речь Эдит Ринкель была блестящей; она стояла за кафедрой с прямой спиной и высоко поднятой головой, совершенно безучастная к происходящему. Гуннар Вик имел все причины гордиться своей соотечественницей, она не опозорила ни Норвегию, ни Университет Осло.
И наконец, трем почетным докторам вручили дипломы, огромные листы бумаги кремового цвета с красными блестящими печатями. Когда ректор протянул Эдит Ринкель ее диплом, она сделала то, чего Гуннар Вик никогда не забудет — не знающая равных профессор, прекрасная doctor honoris causa,одетая ради такого случая в академическую мантию, сделала реверанс. Она взяла в руки свой диплом и присела, как скромная школьница.
В последние дни Нанна была очень занята. Отчет, то есть тот документ о «РЕВ 21», который будет обнародован первым, был уже готов. Это заслуга Пола. Он внимательно изучил труд Ринкель и без зазрения совести (еще не хватало!) включил ее разработки в окончательный текст отчета. Ей удалось найти кое-какие интересные направления в исследованиях, о которых Пол с Нанной даже не думали. Но Нанне еще предстояло сделать так много, ведь это она отвечала за презентацию проекта. Пол видел ее нечасто и очень скучал, но каждый раз, когда они лежали, тесно прижавшись друг к другу, на арбузно-красном диване (Нанна не хотела заниматься сексом на двуспальной кровати Пола — «в этом случае все кажется таким спланированным»— говорила она), Пол знал, что мучился не зря. Он целовал ее веки, покусывал нос. Она размыкала веки и смотрела прямо ему в лицо, а он глядел в ее большие круглые глаза, в глубине которых мог различить будущее, светлое и сияющее.
Близился день презентации проекта. Пол работал в своем кабинете, пряча бумаги о «РЕВ 21» под большие таблицы «Excel» всякий раз, когда кто-нибудь стучал в его двери. Но на самом деле он завершил свою часть работы. Теперь Нанна трудилась засучив рукава. Ей, естественно, хотелось, чтобы все было подготовлено идеально.
— Только подумай, а вдруг появится Эдит Ринкель и устроит скандал, — говорил, не удержавшись, Пол.
— Это будет нечто, — смеялась Нанна, но Полу казалось, что мысль об этом ее не пугает. Нанна ужасно беспокоилась, что что-то может пойти не так, Полу больно было смотреть на нее. — Но что может пойти не так? — спрашивал Пол. Нанна точно не знала, но вдруг она забудет, что должна сказать («О, Пол, а не мог бы ты провести презентацию вместо меня?»), или упадет и сломает ногу по пути на сцену. Нанна Клев боится. Нанна Клев напугана, а Пол Бентсен успокаивает ее, и ему это нравится. Но иногда он сам испытывал страх. Он знал, какое значение проект имеет для Нанны (и для него самого, а как же иначе!).
Нанна в сотрудничестве с руководством кафедры разработала амбициозную программу, включающую в себя семинар, пресс-конференцию и праздничный ужин. Профессиональная часть программы должна была пройти в Старом Актовом зале в центре, а ужин — в отеле «Континенталь». Средств на это мероприятие не жалели, Нанне удалось убедить Паульсена и начальницу администрации в том, что проект крайне важен.