Благодаря бальзаму у неё почти никогда не болело горло. Таким образом, если можно было избежать боли в горле, пользуясь этим средством, пить пиво к обеду было бы неразумно и бесполезно.

НО ВОТ НЕЖДАННО наступил перелом. Однажды у бальзама от кашля появился вкус обыкновенного сиропа, как у кофе бывает вкус кофе, а у леденцов — вкус леденцов. Что-то исчезло. Она не знала, что именно, но обольстительная страсть, с которой тайный друг разделял её одиночество, куда-то исчезла, испарилась.

Она заметила это, как только поднесла бутылочку ко рту. Теперь бутылочка была лишь бутылочкой. А бальзам — сиропом от кашля, да — всего лишь сиропом от кашля.

Так бывает, когда умирает любовь. Хотя ветер становился теплее, а солнце вставало на небе, настроение Сольвейг упало беспредельно, а дни её больше не были так прекрасны.

После дней и недель, полных надежд и несбывшихся обещаний, настал момент истины, принося всю боль и все унижения, которые сопутствуют неразделённой любви.

Это началось с первой страницы газеты «День», как прелюдия. Будто её собственная, ею вдохновлённая дипломатическая нота. Оказывается, Сольвейг пила вовсе не бальзам от кашля. Она пила алкоголь.

До сих пор, — было написано в газете, — Бергенский грудной бальзам содержал более 20 % алкоголя. Но после продолжительного общественного возмущения, в частности со стороны миссионерского общества, процент алкоголя сокращён ныне до минимума.

Так Сатана обманул её. У Сольвейг не было никаких оснований сомневаться в газетном сообщении. По её мнению, эта газета «День» была просто-напросто приложением к Новому Завету. Газета была написана под руководством Святого Духа.

Сольвейг хорошо знала, что такое был этот процент. То было нечто по-настоящему мерзкое и ужасное. То был знак Животного. То была печать Сатаны.

В ТУ НОЧЬ СНИЛОСЬ Сольвейг, что она ученица Был Страстной четверг, и она откушала во сне вечерю с Иисусом и другими учениками в миссионерском обществе. Она была Иудой Искариотом и знала, что предаёт младенца Иисуса за тридцать бутылочек бальзама от кашля. А потом она стала вдруг апостолом Петром. Сон продолжался. Она стояла на скале — одна между небом и землёй — и три раза закашлялась. Тут попугай стал болтать без умолку, а пастор, ворвавшись в её квартиру, унёс с собой молитвенник.

С того дня Сольвейг начала есть конфеты с начинкой. С того дня она каждое воскресенье обедала у своего родственника С того дня она покупала у торговца не только молоко и сливки. С того дня Сольвейг не видели больше в миссионерском обществе.

ОРГÁН

Человек не может носить в себе все сомнения мира. Человек — только фигура, образ.

Слишком часто человек берёт на себя всю совесть мира. По-моему, это значит — зайти слишком далеко.

Мировая душа ^[176] играет на оргáне истории, где каждый из нас — всего лишь одна из органных труб. Но я, пожалуй, не стану затыкать отверстие в моей трубе сомнением. Я должен проиграть свою мелодию так, чтобы её хорошо слышали в соборе.

Вопреки всему, более одного голоса у меня нет.

Когда мировая душа нагнетает в меня воздух, я бесстрашно свищу! Я — отзвук, я — цвет и часть Вселенной. Тогда пусть другие используют своё право на протест. Это другие трубы органа составляют контрапункт ^[177] . Я могу лишь неподдельно быть самим собой.

Я смело могу быть подлинным, настоящим, быть самим собой, ибо знаю, что я тоже — все остальные. Я тоже — то, в чём сомневаюсь. Будто труба органа — я состою в связи с органными мехами — этой первоосновой, вдыхающей жизнь во все органные трубы.

Собственно говоря, то, что мы думаем, никакой роли не играет. Мы все имеем право…

КАТАЛОГ

Зачем же созидать? Один ответ:

Чтоб созданное всё сводить на нет.

Гёте. Фауст ^[178]

I

КАТАЛОГ — нечто, объемлющее весь мир. Словно густой сетью покрывает он весь земной шар, сетью, которая становится всё плотнее и плотнее. По мере того, как проходит время. Всё человечество участвует в его составлении. Ни одна живая душа не держится вне его пределов. И всё равно — составляется каталог напрасно.

Я НАЧАЛ РАБОТАТЬ с Каталогом уже семнадцатилетним, в маленьком прибрежном городке, где я всё ещё живу. Это было словно веление свыше. Сейчас мне 73 года, и я был главным редактором Каталога моей страны всю свою сознательную жизнь. Стало быть, не без известной причины я пытаюсь оценить здесь значение Каталога.

Каталог — это дневник человечества. Он издаётся каждые четыре года (в високосный год), и долг всех граждан мира старше восемнадцати лет писать инсерат ^[179]от 7 до 14 строк в Каталог всякий раз, когда тот выходит.

Итак, когда гражданину исполняется восемнадцать лет, ему следует знать, что он хочет поведать миру… Он должен продумать ход своих мыслей, так как Каталог внимательно изучается в школах и в семейном кругу и адресован будущим поколениям.

Инсерат может не включаться в сборник от одного издания к другому, но все имеют право каждый четвёртый год помещать в Каталоге изречение. Это последнее, несомненно, явление самое обычное. Но многие предпочитают предоставлять один и тот же инсерат для Каталога в течение всей жизни — в этом виноваты либо безразличие, либо недостаток воображения.

Я уже упоминал, что Каталог, словно сеть, покрывает весь земной шар. Точно в один и тот же день (29 февраля) Каталог издаётся в каждой коммуне. Обитатели коммуны расположены в книге в алфавитном порядке. И все обитатели домов получают Каталог своей коммуны, как только он выходит в свет. Следовательно, предельно просто открыть Каталог и ознакомиться с тем, что твои друзья и соседи считают самым важным в жизни. Во всех коммунах полное собрание Каталогов страны доступно для всех. В будущем они станут важным историческим свидетельством. Национальный регистр позволяет выяснить, к какой коммуне принадлежит тот или иной житель страны. Кроме того, во многих странах Каталоги всего мира собраны в больших библиотеках. Эти библиотеки организованы одинаковы, где бы в мире ты ни находился. Обходя такую библиотеку, ты словно устанавливаешь контакт с населением всего земного шара. Эти каталоги обязательно издаются на языке мира ^[180]в приложении к Каталогу на языке оригинала. Следовательно, в течение нескольких минут может быть найден инсерат любого гражданина мира.

Из вышесказанного ясно, что Каталог стопроцентно демократичен. Все люди там в равном положении. У всех одни и те же обязательства и права по отношению к Каталогу, независимо от того, в какой стране мира ты обитаешь. И все Каталоги изданы по единому образцу. Нигде никакого метакаталога ^[181], никакой антологии, где собраны «лучшие» цитаты, не существует. Правда, на раннем этапе истории Каталога было выдвинуто предложение отдать предпочтение великим мира сего, таким как главы государств, поэты и философы, и предоставить им большее количество… полос в Каталоге, нежели простым смертным. Но предложение было отвергнуто, хотя и незначительным большинством людей. Даже несколько более скромные претензии — дать избранному кругу повод набирать свои изречения в Каталоге курсивом — были отвергнуты ради того, чтобы продемонстрировать известную мудрость: «В Каталоге — мы всё равны».

ВСЕОБЩЕЕ РАВЕНСТВО вовсе не означает, однако, что для служителей Каталога одинаково легко собрать сентенции со всех граждан. Я могу с уверенностью это подтвердить: я трудился для Каталога более полувека. Многие — да, подавляющее большинство граждан — чрезвычайно пунктуальны, когда приходит время внести свой вклад в Каталог. Человек средней руки не только выполняет свой гражданский долг, заявляя о себе, он просто шалеет от счастья. Но зачастую, чтобы выманить у гражданина его изречение, требуются определённые усилия. Если ничего не помогает, имя гражданина заносится в Каталог безо всякой сентенции — и это почитается величайшим позором. Прожить свою жизнь от одного високосного года до другого и не изречь ничего заслуживающего внимания — считается ужасающей вульгарностью и даже тунеядством. Время от времени поступают предложения отобрать у таких граждан жильё и еду.