— Что вы собираетесь делать? — спросила Марта.

— Ничего. Вода предназначена для вас, вы просто попарите в ней ноги. Ну, а я пока приготовлю нам обоим чай, а потом с удовольствием выслушаю вас. Мне все-таки хочется услышать, что вы задумали.

В это мгновение раздался стук в дверь, и в комнату вошли две женщины, пожилая и молоденькая. Первая держала в руках оловянный тазик и полотенце, переброшенное через плечо, вторая внесла поднос с чайным сервизом. Поднос отправился на небольшое бюро у окна, а тазик присоединился к кувшину, уже стоявшему на умывальнике. Женщины присели в неглубоком поклоне и поспешно вышли из комнаты.

К этому времени Марта уже отцепила чулки от несвежих подвязок и, недовольно морщась, рассматривала свои босые ноги — кстати, не только босые, а еще и окровавленные. На каждом пальце красовался лопнувший мозоль, а пятки обеих ног саднили и покраснели.

— Смотрите, что вы наделали! — воскликнул Клайв, неодобрительно глядя на ее израненные ступни. Он взял тазик с водой, подошел к кровати, опустился на колени и медленно поставил в него сначала левую ногу Марты, а потом и правую. — Так лучше?

Марта облегченно вздохнула:

— О да, конечно. — Она чувствовала, как теплая вода смывает усталость. — Почему вы это делаете? Я имею в виду, заботитесь обо мне. Вы ведь меня почти не знаете.

Он поднял голову, по-прежнему не вставая с колен, и взглянул ей в лицо.

— Потому что я восхищаюсь вами, Марта. Вы храбрая и настойчивая женщина. Вы не побоялись накричать на продажного полицейского и дали достойный ответ грязному политику в его берлоге. Вы выучили алфавит, чтобы иметь возможность писать своему сыну и читать его письма. Вы работаете, чтобы содержать своих детей и беспомощного супруга. Вы храбрее и крепче любого из мужчин, которых я знаю.

Марта, смутившись, опустила голову.

— Откуда вы узнали, где меня искать?

— Мне сказала Кейт, а ей рассказали ваши дети.

— Я же просила их никому ничего не говорить!

— И об этом они тоже рассказали Кейт. — Клайв поднялся с колен. — Хотите чаю, пока ваши ступни отмокают в воде?

— Да, с удовольствием.

За спиной у Марты зазвенела посуда.

— Вы пьете чай с сахаром? — поинтересовался Клайв. — Здесь только кусковой сахар.

— Семь кусочков, пожалуйста.

— Семь?!

— Дома мы почти никогда не пьем чай с сахаром, разве что только на Рождество. Так что я побалую себя семью кусочками, если только вам что-нибудь останется, мальчик мой, — поспешно добавила она.

— Здесь много сахара, не переживайте. Тем более что мне хватит и одного кусочка. Вот, держите свой чай. — Он протянул ей чай в чашечке из китайского фарфора и блюдечко. — Я положил туда семь кусочков сахара. Вкус, наверное, будет ужасный.

Марта с шумом сделала глоток.

— Великолепно! — с чувством воскликнула она.

— Когда вы допьете свой чай, мы поговорим о том, как вы намерены дойти до Лондона с такими ногами, — сказал он.

Покидая пансион и расплачиваясь за чай, Клайв распорядился подать Марте ужин в ее комнату. Он вышел на улицу, сел в автомобиль и помчался в Биркенхед, где въехал на паром и стал ждать переправы, нетерпеливо выбивая пальцами дробь по рулевому колесу, пока вновь не оказался в Ливерпуле.

Вернувшись в офис, Клайв заправил чистый лист бумаги в пишущую машинку и яростно заколотил по клавишам. Краем глаза он заметил, что в комнату с опаской заглянул Герберт, чтобы пожелать ему спокойной ночи, а на улице люди стали запирать лавки и конторы, собираясь домой.

Примерно через час Клайв вытащил из машинки отпечатанный текст и перечел его снова. Он уместился на двух страницах.

ДОРОГА МАРТЫ

«…Сегодня женщина по имени Марта отправилась в дорогу. Марта — самая обычная женщина, которая работает на маленькой фабрике по пошиву мешков. До недавнего времени у нее было пятеро детей, а ее среднему сыну, Джо, исполнилось четырнадцать.

Однажды в июне Джо сообщил матери, что поступил в армию. На такой поступок его подбил местный полицейский сержант, дав юноше шиллинг, хотя и знал прекрасно, сколько ему лет на самом деле. Марта немедленно отправилась в полицейский участок, чтобы выразить свое негодование, но все было напрасно. Кроме того, она побывала на приеме у майора Нормана Брауна, депутата парламента от ее округа, который заявил ей, что она должна гордиться тем, что ее сын будет сражаться в самой большой из всех войн, дабы положить им конец.

Вскоре из Военного министерства пришли бумаги Джо. Отныне он стал солдатом пехотной дивизии «Западный Ланкаши», и Марта поняла, что ей не остается ничего иного, кроме как проводить его в путь, о чем она впоследствии горько пожалела.

Четыре месяца спустя Джо погиб, став очередной жертвой в битве при Лоосе. Оказалось, что этот храбрый молодой человек вынес с поля боя своего друга детства Альби (тоже четырнадцатилетнего подростка), который был ранен взрывом и временно ослеп. Джо дотащил его до окопов, при этом получив тяжелое ранение в ногу. Но здесь, несмотря на рану, он получил приказ от офицера вернуться в бой и подчинился. Вскоре его ранили вторично, и эта вторая рана оказалась смертельной. Альби же, оставшись в окопе, вынужден был с ужасом слушать, как его умирающий друг зовет мать и самого Альби на помощь, пока Джо не умолк окончательно.

И хотя Марты не было рядом, чтобы услышать последние слова своего сына, она не могла забыть их. И вот поэтому вчера, будучи на шестом месяце беременности, она отправилась в Лондон. Там она намерена встретиться с премьер-министром, Гербертом Асквитом, и умолять его не отправлять больше на войну четырнадцатилетних мальчишек, чтобы они, подобно ее Джо, не погибали там.

Сегодня ваш покорный слуга, репортер, пишущий эти строки, встретил Марту в нескольких милях от ее первого пункта назначения — Честера. Ступни у нее кровоточили, она измучилась и устала, но эта изумительная женщина твердо намерена пройти свой путь до конца.

Я буду сопровождать Марту в дороге и подвозить ее на своей машине, когда она больше не сможет идти. Мои отчеты будут ежедневно публиковаться в газете до тех пор, пока Марта не придет в Лондон и ее путь не завершится.

В этой стране живут тысячи женщин, подобных Марте; женщин, потерявших своих сыновей или мужей в этой ужасной войне, войне, которая не имеет смысла и ведется по колено в грязи в чужой стране. Эта война вызвана тщеславием и жаждой власти и не имеет ничего общего со справедливостью и свободой. Это война, в которой детей обманом посылают на смерть за жалкий шиллинг. Это война, которой не должно было быть и которая должна прекратиться немедленно.

Следует подчеркнуть, что вышеизложенное представляет собой исключительно взгляды автора статьи, но никак не газеты, в которой она опубликована.»

Клайв выбежал из офиса и прыгнул за руль своей машины вот уже третий раз за день. Но теперь пунктом его назначения стал Блэкпул, и он мчался туда с тем же отчаянным безрассудством, что и несколькими часами ранее.

Гранки газеты «Ланкашир пост» обычно попадали в типографию не раньше десяти часов вечера. Эдгар Гендерсон буквально рвал на себе волосы, когда Клайв ворвался к нему в кабинет и швырнул на стол статью о Марте.

— Прочтите это, — потребовал он. — Если вы откажетесь опубликовать мой очерк, тогда я тотчас же напишу заявление об уходе и отнесу статью в другую газету. Я решил, что мне хочется работать на газету, которой есть что сказать на серьезные темы.

— Да ты наглец! — брызжа слюной от негодования, завопил редактор.

— Я написал чертовски хорошую статью, которая потребует продолжения и растянется на неделю, не меньше. — Клайв подтолкнул листки по столу, и они оказались перед самым носом редактора. — Вы будете ее читать или нет?

— Я прочту ее, — процедил сквозь зубы Эдгар Гендерсон. — А ты пока почитай вот это. Это протокол вчерашнего заседания муниципального совета Блэкпула. И орфография, и грамматика сего опуса сводят меня с ума. Похоже, в школах вообще перестали учить чему-либо, не то что в мое время!