— Как отзываются о моем ученье в столице, ваша честь?

Судья не помнил, чтобы где-либо упоминалось имя магистра Цао, но ответил со всей учтивостью:

— Я слышал, что вашу философию полагают весьма своеобразной.

Магистр просиял.

— Признаюсь, многие почитают меня первопроходцем в области независимой мысли, и они, вероятно, правы! — произнес он удовлетворенно и нацедил судье чая из большого заварочного чайника.

— Как вы думаете, — спросил судья Ди, — что могло случиться с вашей дочерью?

Магистру Цао вопрос не понравился. Сперва он тщательно расправил бороду на груди и только потом ответил с едва скрываемым раздражением:

— От этой девчонки, ваша честь, одни неприятности! А мне противопоказано всякое возбуждение, ибо оно пагубно сказывается на ясности сознания, столь необходимого мне в моей работе. Я сам, лично, учил ее письму и чтению, и что же? Она все время читает совсем не те книги, какие должно! Исторические записки она читает, вот что я скажу вам, сударь, исторические! Ничего, кроме унылых жизнеописаний давно умерших людей, которые понятия не имели о ясности мышления. Пустая трата времени, сударь!

— Что ж, — осторожно откликнулся судья Ди, — на чужих ошибках нередко учатся.

— Пфе! — фыркнул магистр Цао.

— Осмелюсь спросить, — судья был предельно учтив, — почему вы отдали ее за господина Ку Мен-пина? Мне говорили, что вы считаете буддизм бессмысленным идолопоклонством, и я в какой-то мере согласен с вами. Но ведь господин Ку — ярый буддист.

— Ха! — вскричал магистр Цао. — Все это за моей спиной спроворили женщины с обеих сторон. Все женщины, сударь, дуры!

Судья Ди подумал, что столь широкое обобщение, пожалуй, неправомерно, но решил не спорить. И задал следующий вопрос:

— Ваша дочь знала Фан Чуна?

Магистр всплеснул руками.

— Да откуда же мне это знать, ваша честь! Может быть, видела раза два, ну, к примеру, с месяц назад, когда этот наглый пентюх явился ко мне с разговорами о межевом камне. Вообразите только, сударь, я, философ, и… межевой камень!

— Полагаю, вы оба заинтересованы в оном камне, — сухо заметил судья. Магистр Цао насторожился, и судья Ди поспешил переменить тему: — У вас, вижу, стена вся заставлена полками, а на полках пусто. Что случилось с вашими книгами? У вас должна быть обширная библиотека.

— Была, — махнул рукой магистр Цао. — Но чем больше я читал, тем меньше получал. Я читал, да, много читал, но только ради того, чтобы посмеяться над людским недомыслием. Прочту книгу и тут же отсылаю моему двоюродному брату Цао Фэ в столицу. Мой двоюродный братец, к моему великому сожалению, сударь, прискорбно неоригинален. Он не способен мыслить самостоятельно!

Тут судья смутно вспомнил этого Цао Фэ, которого встретил однажды, кажется, на обеде у своего друга Хо, письмоводителя Столичного Суда. Цао Фэ — приятный старичок-книгочей, полностью погруженный в свои занятия. Судья Ди собрался было огладить бороду, но тут же с досадой отдернул руку, заметив, что магистр Цао опередил его и величественно оглаживает свою. Насупив брови, магистр изрек:

— А теперь я в общих чертах и, разумеется, весьма упрощенно и кратко изложу вам свое учение. Начнем с того, что я рассматриваю вселенную…

Судья Ди поспешил подняться из-за стола.

— К моему великому сожалению, — твердо проговорил он, — неотложные дела требуют моего присутствия в городе. Надеюсь, в скором времени у меня появится возможность продолжить нашу беседу.

Магистр Цао проводил его вниз. Прощаясь, судья обронил:

— Сегодня на дневном заседании суда я буду допрашивать людей, причастных к исчезновению вашей дочери. Может быть, вам интересно будет присутствовать при этом?

— А как же моя работа, сударь? — Магистр Цао укоризненно покачал головой. — Мне никак нельзя отвлекаться на судебные заседания и тому подобные вещи, ибо это замутит ясность моего сознания. Кроме того, моя дочь стала супругой господина Ку, не так ли? Стало быть, заботиться о ней — его долг. Вот это и есть, сударь, один из краеугольных камней моей системы: пусть всякий предаст себя воле Неба…

— До свидания, — молвил судья и вскочил в седло.

Судья Ди пустился вниз по склону к дороге, следом ехали Хун с девицей Су-ньян. Вдруг из-за соснового ствола выступил симпатичный парнишка и низко поклонился. Судья придержал свою лошадь.

— Есть ли какие новости о моей сестре, господин? — торопясь, проговорил мальчик.

В ответ судья Ди грустно покачал головой. Мальчик прикусил губу. И вдруг выпалил:

— Это я во всем виноват! Пожалуйста, найдите ее, господин! С ней так хорошо скакать верхом и охотиться! Мы всегда гуляли вместе. Ей бы не девчонкой быть, а мальчишкой — вот она какая! — Он сглотнул и продолжил: — Нам тут больше нравится, а отец только и говорит о городе. Но когда он разорился… — Мальчик испуганно глянул в сторону башни и заспешил: — Но я не должен вас задерживать, господин! Отец рассердится!

— Ты меня не задерживаешь, — успокоил его судья. Ему понравилось славное, открытое лицо мальчугана. — Тебе, должно быть, теперь совсем одиноко без сестры, ведь она вышла замуж?

Мальчик насупился.

— Не больше, чем ей, господин. Ей не очень-то нравился этот Ку, но она сама мне говорила: замуж-то выйти когда-нибудь да за кого-нибудь все равно придется, и отец настаивает, — так почему бы и не за господина Ку? Она всегда такая была, господин, немного легкомысленная, но всегда ужасно веселая! А на днях приехала, и не казалась очень-то счастливой, и про свою новую жизнь со мной вовсе не разговаривала. Что с ней могло случиться, господин?

— Я сделаю все, чтобы найти ее, — заверил судья. И, достав из рукава платок, найденный в хижине, спросил: — Это платок твоей сестры?

— Ой, господин, откуда же мне знать, — улыбнулся парнишка. — Эти девчачьи штучки по мне все одинаковы.

— Понятно. А Фан Чун часто бывал здесь?

— Один раз, — ответил мальчик, — приехал зачем-то к отцу. А в полях мы часто встречаемся. Он мне нравится, он очень сильный и меткий. Недавно научил меня, как сделать настоящий самострел! Он мне нравится больше, чем тот, другой, тоже из управы, старик Тан. Он часто бывает у Фана. Он чудной какой-то!

— Хорошо, — сказал судья. — Как только узнаю что-нибудь о твоей сестре, сообщу отцу. До свидания.

Вернувшись в управу, судья Ди велел Хуну поместить крестьянскую дочь в караульню и присмотреть за ней до открытия судебного заседания.

Ма Жун и Цзяо Дай поджидали судью в его кабинете.

— На сеновале найден тюфяк, а в нем одежа, вся в кровище, и серп, — стал докладывать Ма Жун. — Женское платье в точь-в-точь такое же, какое описано господином Ку. Послан пристав в Храм Белого Облака, чтобы оттуда кто-нибудь пришел опознать бритоголового. Судебный лекарь занимается трупами. А этого дуболома Пэя мы посадили под замок.

Судья Ди кивнул.

— Тана вызвали? — спросил он.

— Мы послали слугу с вестью о смерти Фана, — ответил Цзяо Дай. — Уж теперь-то, я думаю, Тан явится. А что вам удалось узнать у толстяка магистра?

Судья был приятно удивлен. Впервые один из этих молодцев задал ему вопрос. Похоже, работа начинает их увлекать.

— Очень немногое, — ответил он. — Выяснилось только, что магистр Цао — напыщенный дурак и к тому же лжец. Весьма возможно, что его дочь была знакома с Фан Чуном до замужества, а ее брат полагает, что она не обрела счастья с господином Ку. Во всем этом деле для меня остается еще много неясного. Может быть, допрос Пэя и его дочери даст что-нибудь новое. А пока что я разошлю во все управы и гарнизоны письмо с просьбой схватить этого By как подозреваемого в совершении преступления.

— Ну да, и поймают его на попытке продать тех двух лошадок, — заметил Ма Жун. — У барышников все налажено — и между собой у них связи крепкие, и с властями. И лошади у них все клейменые, меченые. Не умеючи, продать краденую лошадь не так-то просто. Правда, все это мне известно только понаслышке! — добавил он, изобразив полную невинность.