СРОЧНО. Ночной сторож в дет. сад. 5.700 РФ. Ответственность, без судимостей. Опыт и пол не важен. Охрана всей территории. Видеонаблюдение, обход. Жилье на объекте б\п предоставляется…

На прочтении адреса, у меня зазвонил мобильный, о существовании которого я напрочь забыла. На дисплее высвечивался скрытый номер, которым и по сей день пользовался Дмитрий. Так получилось, что мы в принципе не созванивались, что было странно, учитывая довольно продолжительное сожительство. Я не стала отвечать: отключила звук и принялась гуглить маршрут до детского сада. Знакомиться со спальными и промышленными районами города рано или поздно пришлось бы.

Оказавшись на месте, я поняла надобность видеокамер. Помимо детского сада за оградой находился спортивный комплекс по занятиям аэробикой и детская школа искусств. Лачуга сторожа находилась за самой первой дверью, рядом со входом в столовую и в прошлом, должно быть, исполняла функции кладовки. За дырявой шторой, разделявшей комнатку, располагалась согнутая раскладушка и табуретка. Маленький оклад объяснили просто — работа для пенсионерок. Паспорт попросили "на поглядеть", оплачивать обещали за сутки, без трудового договора. Жаловаться мне было не к чему, всех документов с собой я все равно не имела.

— Из области. Жить тут собралась?

— На это и рассчитываю.

— Днем дальше этой двери не ногой, а лучше сними жилье.

Приняв ключи и попрощавшись с администратором, я пошла в супермаркет запасаться едой. Район был на удивление "зеленым", ходить по улицам было приятно. До начала рабочего дня я заняла себя тем, что обживала новое место: расставила раскладушку и разложила вещи первой необходимости. Помимо одежды в пакете оказались несколько купленных мною книг в мягком переплёте, которые я не успела отвезли в коттедж. Несмотря на слабую лампочку, освещавшую комнату сверху, от двух мониторов старой модели, исходил куда более обнадеживающее свечение. Я зачиталась.

В часу ночи за стенами послышалась громкая ругань. Через решетку змейкой проскакивала молодежь. Их убежище, детский домик, советского образца, имел покатую стену-крышу из бетона сзади. Выйдя из главного здания, я сориентировалась в темноте и направилась в то место.

— … говорят.

— Да не, она тут долго. Мне ещё шесть было…

— Да ну.

— Да, да. Щас выйдет, начнёт орать.

— Я первый в дырку.

— Там ОМОН реально приедет, отвечаю.

— Посмотрим.

Дети говорили и ржали так громко, будто действительно хотели, чтобы их услышали. Камеры не захватывали, что происходило внутри, а самолично действие удалось разглядеть лишь подойдя вплотную. В нос тут же ударил запах перегара. То была обычная шайка школьников, сидящих на корточках. При виде меня, один парень сразу побежал к ограде, остальные затравленно притихли. Красные огоньки в темноте, то загорались, то пропадали.

— Курить есть? — спросила.

Один из них медленно привстал и поделился какой-то легкой парашей. Я затянулась, почти не ощущая вкуса:

— Что тут делаете?

— Старуху ждем.

— Что за старуха?

— Сторожила, — щелкнул зажигалкой. — Щас придёт, мы её бутылками закидаем, подождем, пока ОМОН вызовет. Хочешь с нами посмотреть?

Я изобразила удивление. Наверное, парень принял меня за ровесницу — слишком уж пристально и восхищенно разглядывал пирсинг на брови. Я присела к ним и минут десять слушала, как те привыкли развлекаться. Бывшим сторожем действительно была пенсионерка из соседней пятиэтажки. Один-два раза в неделю эта компания просачивалась на территорию, вызывая старушку громкими криками. Молодые гоняли её вокруг здания детского сада, забирались на крышу, кидали бутылки, плевались, а когда та от бессилия уходила звонить ОМОНу, расходились по домам. Оставались смотреть только самые смелые.

— Ещё ни одного не взяли, — хихикнул парень. — Старая развалюха…

Рассказ меня заинтересовал, как пример из жизни городских детей. Если в поселке такое бы не прошло только потому, что все друг друга знали и вычислить хулиганов не составило бы труда, то тут люди становились обезличенными, каплей в огромном потоке.

— Отпус…ти…

В определенный момент я поняла, что слишком крепко обнимаю парня за шею. Городская дружба мне тоже показалось странной — товарищи парня оказались никуда не годны, разбежались, как только я начала его мутузить. Глотая кровь, слёзы и зубы, он что-то невнятно бурчал. Забавно, как гонять пожилую женщину ночью и кидать в неё бутылки у него смелости хватало, а противостоять противнику, почти его же комплекции, в драке — нет. Перекинув побитое тело через окно домика, я обшарила все карманы подростка. Триста рублей. Неплохо городские одаривали своих детей.

— Чтоб сюда не ногой, понял? — схватила за шею. — Отбросы с собой возьмёшь.

Проследив, чтобы все карманы парня были набиты мусором, я отпустила его, открыв ворота. Подросток, спотыкаясь, побежал в ближайший двор, уже на ходу теряя поклажу. Такого неудачника я бы ни одной матери не пожелала.

Проверив дворик на предмет пролившийся крови, я решительно двинула обратно в коморку. К счастью, больше ночных гостей не было. В половину седьмого в садик начал тянуться персонал, через полчаса объявились и родители с детьми. Я застыла у окна в коридоре, разглядывая маленьких городских. Одетые в разноцветные курточки, платьишки и костюмчики, они выглядели очень мило и дорого. Наверное, в ярких расцветках был и какой-то стратегический ход — выделить своего ребенка из толпы, не потерять, ведь он такой уникальный… такой свой. Следя за тем, как воспитательница уводит первую кучу отпрысков местных семей, я непроизвольно задалась вопросом, сколько из этих маленьких милашек превратятся в заносчивых грубиянов или эгоистов с тяжелыми проблемами. Судя по тому, что поняла я, Дмитрий не был избалован обществом родителей и мало отличался от меня. На что и как сильно тогда влияло родительское воспитание? Я резко выдохнула. Прошли сутки, как мы с юристом не виделись. Слишком мало, чтобы что-то предпринимать, но, наверное, достаточно, чтобы начать волноваться.

— Или бить посуду.

Вернувшись в комнату, я завалилась спать, на этот раз, до вечера. Снился откровенный кошмар из двух частей. В первой я, с большим пузом и в рваной одежде, продавала на рынке трусы. Во второй, оттирала кровь с разбитой губы мальчика-подростка, приговаривая ласковые слова, мне совершенно не свойственные. Зачем пошёл туда? Когда начал пить? А курить? Неужели не слышал как это вредно, как засоряет лёгкие? Но парень был слишком упрям, чтобы вести диалог. Все продолжал бить кулаком по столешнице, не обращая внимания на падающую посуду…

Кульминацией сна стал собачий лай. Свесив полтела с раскладушки, я минут десять приходила в себя. Одиннадцать вечера, темно, персонал покинул территорию. Навестив уборную, я пошлепала в обход, смутно припоминая как опрометчиво и без задней мысли выбросила свой единственный пиджак, который носила с костюмом. В ноябре температура уже опускалась ниже нуля, а я до сих пор бегала в рубашке поверх майки. Наверное, ключевым словом здесь было именно "бегала".

Обогнув домики, я проверила крышу. На территории хозяйничал мрак. Единственный освещаемый объект — детская советская площадка с турниками, одиноко красовалась напротив входа в здание. В Любинском была одна такая, правда позже её разобрали на трубы. Молодежь любила посидеть, внутри решетчатого туннеля, соединяющего два конца комплекса в двух метрах от земли. Особо смелые огибали площадку поверху и даже играли в догонялки, раз в три секунды маша руками, чтобы не потерять равновесие.

Опустившись на колесо рядом с одним из турников, я уставилась в темноту. Пронзительное чувство леденящего металла отвлекало раскачивающееся внутри беспокойство. Боже, что я тут забыла?

Горькие мысли о теплом доме, мягкой кровати и неповоротливой Чаре просачивались в сознание болезненными уколами. Мне следовало дать о себе знать, связаться с юристом, уехать обратно в коттедж, к слову, сделать всё, что угодно, чтобы не рушить то немногое, что нам удалось создать. В фильмах и книгах сцены расставания занимали смехотворно много времени, герои буквально маялись ерундой, когда надо было действовать, но теперь, сидя на грязном колесе в темной глуши, я осознавала, что торможу ни чуть не хуже них. Одна только мысль о потери Дмитрия вызывала непосильные муки.