Пока чистенькие служащие швейцарского аэропорта под присмотром Алехновича заправляли 'Невского', мы со Шляпниковым, стоя на аккуратно стриженом газоне, смотрели на приближающуюся к нам группу. Ленин в черном пальто и того же цвета котелке возглавлял шествие. За ним семенила Крупская. Других женщин не наблюдалось. На этот раз Инесса Арманд в число приглашенных не попала. Как и многие другие. Группа была крайне малочисленна. Человек десять не считая двух сытых господ, но это были, видимо, местные социалисты. Когда между нами оставалась пара шагов, Шляпников сделал шаг навстречу.

   - Здравствуйте, Владимир Ильич! - произнес он, протягивая руку.

   - Здравствуйте, Александр Гаврилович! - слегка картавя, ответил Ленин, потом перевел любопытный взгляд на меня.

   - Глеб Васильевич Абрамов, - поспешил представить меня Шляпников. - Член Петроградского Совета и начальник штаба Красной Гвардии. Он с товарищами и добыл этот самолет для доставки вас в Россию!

   Ленин протянул руку.

   - Очень рад, товарищ!

   Было видно, что он хотел бы продолжить беседу, но помешала череда знакомств с остальными членами группы.

   Я стоял в сторонке, наблюдая, как суетится возле аппарата Алехнович, когда меня кто-то тронул за плечо. Я обернулся. Рядом, улыбаясь, стоял Ленин.

   - Как вы думаете, у нас есть в запасе несколько минут? - спросил он.

   - Минут тридцать, думаю, есть, Владимир Ильич, - ответил я.

   - Замечательно! Тогда, может, немного побеседуем?

   - Охотно! - согласился я. - С чего начнем?

   - Растолкуйте мне ваше видение происходящего сейчас в России, в Петрограде и сделайте, пожалуйста, особый упор на создании Красной Гвардии.

   Мой рассказ занял почти все отведенное для беседы время. Ленин слушал внимательно, не перебивая, накапливая вопросы в памяти. Когда я закончил, спросил:

   - Скажите, товарищ Абрамов, насколько прочен существующий сейчас союз между большевиками и эсерами?

   - Я не готов ответить за всех эсеров, Владимир Ильич, но за большую часть тех, кто входит сейчас в Красную Гвардию, в Петроградский Совет и в его Исполком я поручиться готов!

   - Откуда такая уверенность? - хитро прищурился Ленин.

   - Так мне со стороны виднее, - улыбнулся я. - Я ведь, Владимир Ильич, формально ни к какой партии не принадлежу, хотя тесно связан с большевиками. Но у меня много партийных друзей. Глеб Бокий и Николай Ежов - большевики, Михаил Жехорский и Вячеслав Александрович - эсеры. Я могу твердо сказать: у нас общие цели и общие интересы.

   - Тогда я спрошу по-другому. Как вы думаете, Глеб Васильевич, если ЦК ПСР возьмет курс на конфронтацию с большевиками, решатся ли ваши товарищи выступить против мнения ЦК, вплоть до раскола?

   - Думаю, да, - твердо ответил я.

   Ленин задумался над моим ответом. В это время нас позвали в самолет.

   - Договорим в Питере, товарищ Абрамов, - сказал Ленин. - И не сочтите за труд познакомить меня с вашими товарищами.

   - Непременно, Владимир Ильич, - заверил я.

   Когда самолет оторвался от земли, я посмотрел в иллюминатор. Швейцарские социалисты махали нам вслед. А я ведь, честно говоря, представлял себе подобный эпизод не более как шуткой.

   Над Германией нас перехватить не пытались. Может, просто было нечем, а, может, немцы действительно считали прибытие Ленина в Россию фактором для себя желательным, неважно, в пломбированном вагоне или как иначе. Ленин весь полет о чем-то негромко беседовал со Шляпниковым. За шумом моторов мне их разговор слышен не был. Когда полетели над морем, я пошел в кабину. Алехнович был слегка озабочен.

   - Что невесел? - обеспокоился я дурным настроением пилота. - Горючка на исходе?

   - Топлива хватит, даже останется. Сесть бы до темноты.

   За иллюминатором действительно быстро темнело. Дело принимало скверный оборот. До суши дотянули еще засветло, а потом тьма поглотила самолет. Огней внизу было много, но к аэронавигации они отношения не имели.

   - Что будем делать? - спросил Алехнович.

   - По твоим расчетам, далеко еще до аэродрома? - ответил я вопросом на вопрос, проклиная себя в душе за то, что не предусмотрел возможности ночной посадки.

   - Должны быть уже на подлете, - ответил пилот.

   - Тогда снижайся потихоньку. Если они не догадаются обозначить нам посадку, на дорогу будем садиться, что ли.

   - Думаешь, могут догадаться? - повернул ко мне голову Алехнович.

   - Уверен! - почти выкрикнул я. - Смотри!

   Прямо по курсу были видны две параллельные цепочки огней.

   Первым на шведской земле нас встретил Бокий. Он влез в самолет сразу, как отдраили входной люк, и весело прокричал:

   - Здравствуйте, товарищи, с благополучным прибытием! - Потом добавил: - Выгружайтесь, ночевать будете здесь!

   Пока один тезка готовил самолет к ночной стоянке, а другой помогал пассажирам из него выгружаться, я подошел к стоящему в сторонке Львову. Мы поздоровались, и я поспешил поблагодарить Львова за догадливость.

   - Молодец, что обозначил полосу кострами!

   - Это было совсем не трудно, - пожал плечами Львов. - Мне доводилось бывать на фронтовых аэродромах, и я видел, как наши пилоты ночью сажали машины по трем кострам. Правда, здесь я запалил больше, но ведь хуже от этого не стало?

   - Нисколько, - подтвердил я.

   - Этот аэродром является запасным, - продолжил Львов. - Вам тут никто не помешает, но и покидать его пределы вам запрещено. Переночуете в одном из аэродромных помещений. Особого комфорта не обещаю, но ужин и постель каждому будет обеспечена!

   Вылет был назначен сразу после рассвета. Посадка уже заканчивалась, когда Львов сказал, не глядя мне в лицо:

   - Я с вами не полечу. Хочу несколько дней побыть с семьей. А то за хлопотами...

   Он не закончил и, молча, ждал ответа. Неужели он действительно предполагал, что я попробую его отговорить? Не дождешься, товарищ полковник!

   - Конечно, оставайся, - как можно мягче произнес я. - Вернешься, как с делами управишься.

   Львов посмотрел на меня странным взглядом, потом сказал:

   - Я обязательно вернусь. Хотя бы за тем, чтобы помочь Государю.

   Повернулся и пошел прочь от самолета.

   Еще до полудня приземлились в районе Пскова. Отсюда добираться до Питера будем по земле - все, кроме Алехновича. Ему перегонять самолет на заводской аэродром, ему держать ответ перед Сикорским. Впрочем, легенда у нас вполне правдоподобная. Наша гибель - ошибка. В небе были атакованы вражескими самолетами. Прорваться не вышло. Пришлось уходить в сторону Швейцарии. Там удалось заправиться. Больше решили не рисковать и рванули через Германию на Швецию. Немцы от нас такого не ожидали и пропустили. Не больно, конечно, складно, но может и прокатит. Если, конечно, не загружать голову главного конструктора ненужным подробностями, типа странных пассажиров, 'случайно' прихваченных в Швейцарии.

   Выгрузившись, мы поплелись к расположенным невдалеке строениям. И вот там нас ожидал сюрприз. На кромке летного поля, затянутый в кожу и ремни, стоял величественный, как монумент самому себе, Михаил Макарович Жехорский.

  Глава десятая

   Я смотрел на ползущую ко мне по летному полю черную гусеницу, слепленную из человеческих фигур. Лицо гусеницы - если, конечно, нафантазировать, что оно у гусениц есть - один в один походило на лицо Васича. Но меня больше интересовал тот, кто шел сразу за ним. Пока он шел с опущенной головой, видимо, боясь оступиться, я не спешил со скоропалительными выводами. Но вот он поднял голову, окинул меня безразличным взглядом и вернул надплечевое образование в прежнее положение. Однако этого мне вполне хватило для принятия окончательного решения - Ленин!