- Ну, зачем? - хладнокровно парировал я. - Не надо доводить разумное до состояния глупости. Короче, приводи свой отряд в надлежащий вид, и, как только подвезут распечатанный приказ, без промедления выдвигайтесь в сторону Кронштадта.

  НИКОЛАЙ

   Мы спешили в Кронштадт. Вроде бы все шло как надо. Приказ ?1 издан на день раньше, чем то случилось в нашем времени. Из него изъяты положения пагубные для армии и флота. Приказ уже передан по средствам связи на все корабли и береговые объекты Балтийского флота. Передан с припиской: 'Избранным матросским и солдатским комитетам немедленно взять под контроль вооружение и имущество флота. Офицерам, согласным с Приказом ?1 и пользующимся доверием матросов и солдат, препятствий по службе не чинить. Прочих офицеров разоружить и изолировать. Но суда, а тем более расправы над ними под страхом самого сурового наказания не чинить вплоть до прибытия полномочных представителей Совета рабочих, солдатских и матросских депутатов'. Мы сделали все что могли, но на душе все одно было неспокойно. Сидевший рядом Кошкин, покосившись на меня, спросил:

   - Чего такой смурной, товарищ Ежов?

   - Да вот думаю, товарищ Кошкин, как бы нам не опоздать. Как бы в Кронштадте вопреки приказу не начали убивать офицеров.

   - Это ты зря, товарищ Ежов, - обиделся на мои слова Кошкин. За берег не поручусь, а на кораблях приказ выполнят. Разве что кому из господ офицеров морду начистят, да и то если сам рыпнется.

   - А я за берег больше всего и волнуюсь. Там я слышал много неприкаянных матросов ошивается, тех, кого в команды брать не хотят.

   - Это так, - неохотно согласился Кошкин и тоже нахмурился.

   В Кронштадт въехали уже в полной темноте. Путь нашей колонны лежал на Якорную площадь. Там нас должны были ожидать отряды матросов из состава экипажа тех кораблей, с которыми удалось договориться по связи с 'Авроры'. За очередным поворотом в свете фар предстала картина разом подтвердившая мои самые худшее опасения. Несколько человек в матросских бушлатах избивали лежащего на земле человека. Чуть поодаль валялся небольшой чемодан и рядом офицерская фуражка. Я крикнул шоферу: - Стой! - выскочил из кабины и, доставая на ходу револьвер, кинулся к месту драки. Кошкин не отставал. Несколько выстрелов в воздух заставили мерзавцев оставить неподвижное тело. Злые, небритые лица, от которых несло перегаром. Их взгляды были недобрыми. Руки их потянулись к оружию. Но тут подоспели мои бойцы. Да, кое-чему Ведьма успела их обучить! Вот уже шестеро громил со связанными за спиной руками подпирают стену ближайшего дома, а раненому офицеру, приподняв его за плечи, бинтуют разбитую голову. Раз бинтуют - значит жив! Я подошел и присел возле раненого на корточки. Господи! Совсем мальчишка. На вырванном с мясом, болтающемся на одной нитке пагоне две маленькие звездочки. По разбитому лицу катятся, смешиваясь с кровью, слезы. И плачет он не от боли - от обиды. Я нагнулся еще ниже.

   - Мичман, вы меня слышите? Если можете говорить, назовите себя.

   Глаза раненого повернулись в мою сторону. Когда в поле зрения попала звездочка на моей фуражке, в них промелькнуло удивление.

   - Мичман... - с трудом разлепляя запекшиеся в крови губы, произнес раненый. - Мичман Берсенев... Вадим... Эсминец 'Гром'.

   Я хотел спросить у мичмана как он здесь оказался, но раненый потерял сознание.

   - Грузите его в машину, только осторожно, - приказал я, выпрямляясь в рост. - Этих тоже и можно без церемоний, - добавил я, имея в виду задержанных.

   На Якорной площади жгли костры. Составив винтовки в пирамиды, возле них грелись моряки. Наш приезд был воспринят ими с интересом. Особенно понравились матросам броневики с красными звездами на бортах. Очень быстро мы оказались в плотном окружении черных бушлатов. Мне стало тоскливо. Как мало требуется для того, чтобы боевые единицы сбились в неуправляемое стадо. Хотя, такое ли оно неуправляемое? Сейчас проверим!

   - Строй людей, - негромко приказал я Кошкину.

   - Становись! - зычным голосом крикнул матрос.

   Прибывшая рота резво выстроилась в две шеренги. Аборигены встретили это действо шутками и подначками - сами выполнять команду, похоже, не собирались. Повторять приказ было бессмысленно, и я решил зайти с другой стороны. Встав на подножку грузовика, я громко крикнул:

   - Есть кто с 'Грома'?

   К грузовику протиснулись несколько моряков.

   - Ну, мы с 'Грома', чего хотел? - спросил один из них.

   - Загляните в кузов и скажите, вам знаком лежащий там человек?

   Похоже, они собрались лезть в кузов всем гуртом, пришлось урезонить:

   - Да куда вы все-то? Делегируйте кого-нибудь одного.

   В кузов забрался один из матросов. Ему передали фонарь. Вскоре раздался голос:

   - Батюшки! Вадим Николаевич! Да кто ж вас так?

   - Что там, Кожемякин? - заволновались матросы.

   Взволнованный Кожемякин высунулся из-под навеса.

   - Братцы! Тут мичман наш, Берсенев, весь израненный!

   - Берсенев? - Как Берсенев, он же в отпуске? - Кто его так?!

   Последний вопрос был адресован мне, но я уже лез на броневик. Простите, Владимир Ильич, что срываю вам премьеру, но таковы обстоятельства! Укрепившись на броне, я протянул руку Кожемякину.

   - Становись рядом!

   Матрос заколебался, но десятки рук уже подсаживали его на броневик.

   - Товарищи матросы, прошу тишины! - крикнул я в освещаемое светом костров пространство.

   Когда шум заметно стих, продолжил, обращаясь к Кожемякину:

   - Расскажите товарищам, что вы видели.

   - Там, - показав рукой на кузов, крикнул Кожемякин, - мичман наш, Берсенев, с 'Грома'.

   - Знаем Берсенева, нормальный офицер, - послышались голоса. - Что с ним?

   - Лежит, братишки, весь избитый, но, покуда, живой.

   Я тут же перехватил слово.

   - Товарищи! Берсенева мы отбили по дороге сюда у шестерых пьяных матросов, которые его избивали.

   - Где они?! Давай сюда этих упырей! Порвем!!

   - Они тут, в кузове, лежат связанные.

   Толпа грозно загудела и стала надвигаться. Я подал сигнал и кронштадтское небо распороли очереди из 'самопалов'. Толпа отхлынула. Воспользовавшись этим, рота ощетинилась штыками (моряки с 'Авроры' были вооружены винтовками), перекрывая доступ к грузовику с арестованными.

   - Товарищи!! - закричал я страшным голосом, стараясь перекричать возмущенный гул.

   Кожемякин испуганно на меня покосился и полез с броневика. И хрен с ним, не до него!

   - Товарищи! - повторил я. - Те, кто избил офицера, одеты в такую же форму, как и вы. Неужто вы поднимете руку на своих товарищей?

   - Ты это брось! - раздалось снизу. - Упыри они, а не товарищи. Ты их с нами не равняй!

   - Так я бы с радостью. Но только вот отличия не вижу. Они Берсенева толпой били, и вы толпой стоите. Как же мне вас различать? В каре становись!! - резко изменил я тон и тему разговора.

   Сначала ничего не происходило. Но вот сквозь ворчание толпы стали пробиваться команды:

   - Становись! - Становись! - Становись!..

   Вскоре вокруг конвоя образовалось хоть и не совсем стройное, но каре.

   - Вот теперь я вижу, что имею дело не со сбродом, а с революционными военными моряками! Давай, Кошкин, открывай митинг!

   Кошкин тут же оправдал свою фамилию, мгновенно взлетев на броневик.

   - Братишки! - прокричал он. - Я, Кошкин, матрос с 'Авроры'. Многие тут меня знают.

   - Знаем! - Знаем! - откликнулась толпа. - Привет, Кошкин! - Здорово, братишка! - Ты чего офицерскую фуражку надел? - Что там у тебя вместо кокарды приляпано?

   - Наперво хочу передать пламенный привет революционным матросам Кронштадта от революционных матросов Петрограда! - Переждав шум, вызванный его словами, Кошкин продолжил: - Вот вы, братишки, спрашиваете, что на моей голове делает офицерская фуражка с красной звездой вместо кокарды? Отвечаю. Все это от того, братишки, что есть я теперь не просто матрос, а депутат Петроградского Совета рабочих, солдатских и матросских депутатов и командир отряда морского десанта с красногвардейского крейсера 'Аврора'!