Ритм ускоряется. Автобус мчится по шоссе. Из окна видны хижины гетто из самых экзотичных материалов, вроде картона или гофрированного пластика. Барахтаются в грязной жиже пересыхающего канала голые ребятишки.

Центр города. Облезшие здания. Мусор на улицах. Городской икарус с выдавленными стёклами, из окон и дверей гроздьями свисают жизнерадостные белозубые пассажиры.

Порт. Пакгауз с лозунгом и обафриканенными Марксом-Лениным на побелке. Люди в хаки с кобурами на ляжках. Поросшая бурьяном узкоколейка и сошедшие с рельсов вагоны около причала. Два парохода у пирса. Один — безбожно ржавый. Второй — свежевыкрашенный. Люди с сумками, баулами поднимаются на борт по парадному трапу. По причалу, взрёвывая, едет танк Т-54. Везёт на броне штабель досок.

Дробь, обрывающаяся протяжным гудком: «супер» проходит мимо стоящего на рейде дока с русским «ТИХИЙ ХОД» аршинными буквами на борту, и направляется на выход в море.

Гудок затихает. Панорама сказочного города с пальмами и виллами на набережной и очень привлекательными с моря многоэтажками, оставшимися ещё от португальцев.

Били тамтамы. Третий шёл по бесконечному конторскому коридору к двери с табличкой «Отдел мореплавания».

— А, Альбанов! Заходи-заходи… — поприветсвовал его бодрый голос, стоило ему заглянуть в приоткрытую дверь. Хлопок двери оборвал бой тамтамов.

Толпа у входа с якорями уже рассосалась. Третий пытался подкурить беломорину, но спички чиркали и ломались.

Александр, не пора ли уже на зажигалки переходить? — посоветовал чей-то голос. Третий оглянулся на голос, и губы его сами собой расплылись

в идиотскую улыбку. На лавочке, под доской почёта, развалившись, сидел Корефуля. Огонёк зажигалки вспыхнул в протянутой руке. Вальяжный, с иголочки одетый Корефуля в этот момент был похож на героя рекламного клипа, прославляющего зажигалку «Зиппо».

— Ну? — спросил Корефуля, как только Третий подкурил.

Графинчик с коньяком официант поставил в самую середину натюрморта из тарелок с цыплятами табака, рюмками, салатиками, пиалами с водой и ёмкостями с соусом. Официант был в накрахмаленной сорочке и бабочке, и обслуживал без подобострастия, но проворненько.

— Нет, мужики. Работа, — твёрдо отказался он от предложенной Корефулей рюмки.

— Что там управа ваша, не прогнила ещё до основания?

— О, ты глянь:»Ваша!» — передразнил Корефуля.

— Быстро ты в ресторане акклиматизировался, Юрасик. Конечно, при цыплятах, это тебе не при макаронах по-флотски…

— Ладно, нужно чего будет, свистните… — собрался уходить официант.

И Корефуля тут же свистнул в два пальца.

— Музыка в твоём гнусном заведении имеется?

— Кориф, ты меня обижаешь. Ты меня уже обидел. Хоть цыган с медведем.

Через некоторое время действительно взвыло «Не сыпь мне соль на рану». Видимо, официант считал Добрынина музыкой.

— Уникальный поварёнок. Пищу профессионально ненавидит. Дед как-то минут на пятнадцать подзадержался в машине, а у Юрасика всё уже на корм рыбам пошло, и посуда с содой выдраена, — объяснил Корефуля.

— А ты как, всё бичуешь?

— В отстое, — подтвердил Третий.

— Ну, со свиданьицем. Сколько мы не виделись? Год?

Коньяк в графинчике убывал. С вытекающими последствиями. Оба приятеля уже пребывали в фазе задушевных разговоров.

— Знаешь, Ром, я уже привык. Была бы крыша над головой, наверное, вообще ничего не хотел бы. Мне уже плевать на всё с высокой колокольни. Суета эта в отделе, подсиживания вечные… Не хочу. Слава богу, ни жены, ни спиногрызов. Меня Веретенников на «Копет-Даг» планировал. Третьим. Ну, сижу себе, не рыпаюсь. Время подходит — он уже в загранкомандировку укатил. А у Медведева — своя очередь. Хоть номерок на руке записывай, мать их…

— На руке не номерки писать надо. На руке надо ворс иметь. Дай ты ему на лапу — уйдёшь в рейс мигом.

— Медведеву?

— Ему самому. Все они одним миром… Пусть не лично в руки, через Шехеризаду Иванну, но и ему отломится. Нашёл бессребреника. Кушать всем хочется.

— Ром, я пустой. На наше «пособие по безработице», сам знаешь, не прожить. Всё, что от пальмасов было, уже с характерным свистом…

— Отдолжить что-ли не у кого? У меня хотя бы.

— Ром, кончай гнилой базар. Почему мы с тобой должны платить за возможность ра-бо-тать? Мы ж не круиз в Японию по блату пробиваем, работа у нас такая: рыбу ловить.

— Не работать, а ЗА-работать. В отстое сидеть — тоже работа. Или на местном флоте — работа, и ещё та. Платят по-разному.

— Но в случае с Косолапычем я очень сомневаюсь. Он не берёт.

— Правильно. Пока не дают.

— Всё это — трёп обычнейший за углами.

— Правильно. Пока сам не убедишься, ни одному слову верить не надо. Кто там у нас на отходе? «Шедар»? Если всуну тебя туда третьим, поверишь? Спорим? Если проспоришь, будешь покрывать мои издержки.

— Знаешь, мы в прошлом рейсе рыбу в Норвегии сдавали. И рыбинспектор местный забраковал партию. Кэп ему на лапу дать пытался. Потом — даром всю партию отдать, только не фиксировать. А он жетон свой рыбинспекторский ему показывает. «Видишь? Мне его вручал лично король.»

— Слава богу, с монархией мы ещё в семнадцатом… Не в Норвегии.

Из-за соседнего столика, недавно занятого какими-то мальчиками спортивного вида, подошёл один из них, и, ни слова не говоря, взял со стола Корефулину зажигалку. Подкурив, демонстративно опустил заморское кресало в свой карман. Корефуля спокойно выдернул сигарету из зубов «спортсмена» и погасил её в пиале с водой:

— Извини, братан. Здесь не курят.

В очередной раз взвывшее «Не сыпь мне соль на рану» превратило последующую сцену в пантомиму. В результате Корефуля, Третий двое «спортсменов» направились к выходу. Оставшийся за столиком лишний «спортсмен» почему-то решил не участвовать. Пробегавший с подносом в руках официант покачал головой и побежал дальше. Работа, мужики.

В подворотне Третий и Корефуля оказались спиной к двору. «Спортсмены» — со стороны улицы. «Курец» зачем-то вертел в руках

Корефулину зажигалку. Со словами «говорят тебе, курить вредно» Корефуля неожиданно ухватил его за нос и согнул. Третий бросился наперерез второму «спортсмену». В этот момент с улицы раздался скрип тормозов, на стены упал отсвет мигалки. Третий ухватил Корефулю за шкирки и потащил за собой в глубину двора, по-регбистски расталкивая «спортсменов». Потеряв равновесие, Корефуля очень удачно задел штабель ящиков, вызвав целый обвал, цепную реакцию падающих ящиков, отгородившую на время и от «спортсменов», и от мигалок.

Третий и Корефуля понеслись вдоль стены, свернули за угол, ещё раз за угол. Юрасик стоял в распахнутой двери подсобки и невозмутимо пропустил их в свою «шхеру» и быстро повёл по тёмному коридору.

— Лохи, идиоты, дауны! Вы что, не видели, с кем связываетесь? Эти гопники на постое здесь на пару с ментами валюту с вашего брата снимают. Паспорта целы?

— Какая с меня валюта? — удивился Третий, ощупывая заплывающий глаз.

— Это твои проблемы. Виза хочешь — валюта найдешь. Корефуля уже сложился пополам, вылезая через окно для приёмки товара, но вспомнил о деньгах:

— Юрасик, чуть не забыл, сколько там с нас?

— Вай, какой деньги, дорогой? Завтра приходи. Красивый, трезвый приходи, да? — почему-то опять с кавказским акцентом отмахнулся Юрасик, и уже вдогонку, с чисто кубанским акцентом посоветовал:

— И огородами, огородами…

За ночь палуба покрылась инеем. Корефуля морщился от головной боли и протирал глаза.

— Однако…

— Да уж, — согласился Третий и стал сливать из кружки на руки Корефуле.

Корефуля фыркая, ахая и подвывая тёр пальцами глаза, изображая умывание.

— Пропала твоя медкомиссия, — сказал Третий, отдавая кружку.