— Прозрачный! — наконец воскликнул он.

Странно, в его голосе было столько радости, что я усомнилась в страстном желании каждого из присутствующих вырваться отсюда.

Длинноносый нервный господин был следующим, он с удовольствием запустил руку в судьбоносный сосуд и с немалым разочарованием сообщил обществу то же самое:

— Прозрачный…

«Переводчик Шекспира» в старых кроссовках чихнул, извинился, выпустил шарик из рук, полез за ним под стол. И известил оттуда:

— Прозрачный.

Раскосая хищница с безразличным видом сунула свою лапку в аквариум.

— Аналогично! — сказала она, затягиваясь сигаретой и выпуская дым чуть ли не мне в лицо.

— Если никому не повезет, будем тянуть по второму кругу! — сказал мсье Паскаль.

Но мне не пришлось начать этот «второй круг», спустя миг женщина в блестящем платье захлопала в ладоши и воскликнула:

— Амулет!

На ее ладони лежал шарик с маленьким черным цветком внутри.

Мне стало очень интересно: что же дальше?

— Ну вот, Вероника, — улыбнулся мсье Паскаль, — вы и дождались своего часа!

— Поздравляю, Вероника, — подхватил Иван-Джон.

И все пришли в движение, потянулись чокаться своими бокалами к женщине, будто она была именинницей. Она смеялась. Потом встала из-за стола и пропела несколько строчек из песни а капелла. Она пела, закрыв глаза, я видела, как вибрируют ее губы, а гортань переполняют какие-то дивные звуки, которых, как мне показалось, нет в природе… Голос был довольно сильный, с широким диапазоном. Я даже не заметила, что с удовольствием отбиваю такты ногой.

А уже потом вспомнила, откуда знаю этот голос! Это он доносился из радио сегодня поутру:

Никто, никто не сравнится

с ней!

В любой компании она — самая веселая,

у нее самые остроумные шутки.

Все,

все,

все наблюдают, как она

пьет вино, держит сигарету,

танцует…

Она умеет говорить одними глазами —

они такие, что слова — излишни.

Она смеется. Она звенит браслетами.

Ее юбка как флаг!

10

Наконец певица открыла глаза. Они подозрительно блестели. Бросила салфетку на стол и довольно пошлым жестом отерла указательным и средним пальцами уголки губ, которые раскрыла так, будто произносила букву «о». Этот жест совсем не подходил к тому образу, в котором она находилась минуту назад…

— Ну и чего же мне от вас ждать? — спросила она, окинув взглядом участников застолья.

А я удивилась тому, какими разными были эти люди.

Если это общество «избранных», неких «сливок общества» местного разлива, разве могут они быть такой неоднородной массой? Эта вульгарная красотка в платье-купальнике, этот остроносый нервный господин, душка Фед в простой клетчатой рубашке, косоглазая «хищница-вамп», будущий литературный гений Иван-Джон, голодранец в рваных кроссовках… Паноптикум! Что их объединяет? Разве что скука маленького городка и неординарная личность хозяина. А может, мсье Паскаль — просто безумный богач или одинокий чудак.

— Ну? — нетерпеливо сказала Вероника. — Чего ждать от себя, я знаю…

— Ваше слово, господа! — поторопил общество мсье Паскаль. — Начнем с конца. Опять с вас, Джон.

— Думаю, здесь все понятно, — сказал тот. — Вероника хочет петь. Это просто, как дважды два.

— Да, — скривила губы «хищница». — Но сначала она хорошенько вываляется в дерьме…

— Это уже интереснее, — оживился мсье. — Объясните свои соображения, госпожа Галина.

(О, с немалой долей злорадства подумала я, эта роскошная мадам имеет довольно заурядное имя!)

Госпожа Галина снова уставилась в длинную сигарету и насмешливо прищурилась.

— Что тут скажешь — все написано на лице… Девочка из бедной семьи и с такими наклонностями должна иметь клыки… Эти клыки должны отрасти. Для этого надо поточить дерево, железо, перегрызть несколько глоток, покувыркаться на грязных простынях, бросить в толпу свою плоть… Это — цена славы, богатства и одиночества! Все это придет к тебе, Вероника!

— Что скажете вы? — мсье Паскаль обратился к нервному долгоносику.

Тот будто очнулся от глубокого сна, пожал плечами.

— Я не тружусь на преходящее… Я в этом не разбираюсь. Но если нужно мое мнение… Не смешивайте мак с коноплей, Вероника. Не занимайтесь самодеятельностью, не пишите книг, не рожайте детей. А еще… не носите жемчуг…

Он еще бормотал что-то невнятное, пока его не перебил Фед:

— Не слушай его, Вероника! Я вижу тебя посреди огромной площади… Ты получаешь то, чего заслуживаешь: энергетику толпы. Я прекрасно представляю тебя в роскошном дворце, который ты приобретешь, когда устанешь от этой энергетики. Вокруг тебя полно людей… Они растаскивают твою жизнь по нитке, каждая из которых — золотая. О тебе напишут примерно такое… — Он задумался и довольно артистично сделал вид, что держит в руках газету: — «…Она меняет прически и наряды, цвет волос и любовников так часто, что это не укладывается в головах среднестатистических обывателей. Никогда не угадаешь, какой она появится в следующий раз — ангелом или демоном, женщиной-вамп или застенчивой школьницей… Она шокирует. Несомненно, она — красивая, талантливая и достигнет колоссального успеха…»

В конце тирады он сделал вид, что комкает газету и бросает к ногам своей визави. Та восторженно захлопала в ладоши:

— Браво, браво! Ты настоящий друг!

— Но сначала — дерьмо, дерьмо… Полными ложками… Куча дерьма! Гималайские горы отборного вонючего дерьма… — беззлобно пробормотала «хищница» и обратилась к переводчику: — А вы чего молчите?

— Да, да, — спохватился и засуетился он. — Собственно, я, как и господин Никола, не очень различаю ноты. Особенно в современных интерпретациях… Я вижу Веронику, которая пишет книги для своих многочисленных чад. Собственно, для этого не обязательно покидать городок. Она могла бы петь во время наших праздников…

— Какого черта! — воскликнула женщина и выдала такую высокую ноту, что на столе вдребезги разлетелся бокал. — А такое вы видели?!!

Все засмеялись.

— А что скажете вы, господин Паскаль? — обратилась Вероника к хозяину.

Наступила тишина. Я тоже затаила дыхание.

— Все присутствующие правы. Вы должны прислушаться к каждому, — сказал мсье Паскаль. — Я могу добавить лишь то, что, покинув наш город, вы возьмете себе псевдоним. Он будет связан со святостью… Вы проживете долго. Ваш псевдоним вас спасет. Лишь бы вы правильно его выбрали…

— А разве вы мне не подскажете?

— Нет. Вы найдете его сами… И еще. Вы должны уехать с одним чемоданом и тридцатью пятью долларами в кошельке…

Вероника покачнулась и уронила бокал, который держала в руке, себе на колени. Наверное, со мной бы случился такой же шок. Я, как добросовестная прислуга, поспешила подскочить с места, подхватила Веронику под руку и повела в уборную, чтобы замыть пятно.

— Тридцать пять долларов… Тридцать пять… — бормотала она, пока мы шли через зал к двери. — Что можно купить на эти сраные тридцать пять долларов?..

Как побитая собака она оглянулась на общество и с надеждой произнесла:

— В прошлый раз вы дали сэру Генри десять тысяч! Это несправедливо…

— Генри давно проиграл все это в казино, — спокойно ответил мсье Паскаль. — Сейчас у него осталась такая же сумма, которую я предлагаю вам… А вы должны поступить наоборот. Если, конечно, чего-то стоите. Проводите ее, госпожа Иголка, дайте что-нибудь из вашего шкафа — кажется, у вас одинаковый размер, — я потом компенсирую…

Пока мы шли по лестнице, Вероника молчала и только растерянно качала головой, мне пришлось все время поддерживать ее. Еще бы! По крайней мере, в моем кошельке перед э