В грамоте Никон писал, что, будучи еще митрополитом, он послан был в Соловецкий монастырь "мощей ради св. священномученика Филиппа, митрополита Московского, егоже мучи царь Иван неправедно".

Государь: "Для чего он, Никон, такое бесчестие и укоризну великому государю блаженной памяти Ивану Васильевичу всея Руси написал? А о себе утаил, как он низверг без Собору Павла, епископа Коломенского, и ободрал с него святительские одежды, и сослал в Хутынский монастырь, и там его не стало безвестно. Допросите, по каким правилам он то учинил?" Никон на вопрос патриархов о царе Иване Васильевиче ответа не дал, а про Павла епископа сказал: "По каким правилам низверг и сослал, того не помню, и где он пропал, того не ведаю, а есть о том дело на патриаршем дворе". Блюститель патриаршего престола митрополит Сарский Павел заявил: "Дела о том на патриаршем дворе нет и не бывало, и отлучен тот епископ Павел без Собору".

В грамоте Никон писал, что, когда его умоляли в соборной церкви принять патриаршество, он говорил царю, и властям, и боярам, чтобы они дали ему слово свято содержать догматы и правила святых апостол и отец и законы греческих благочестивых царей, и в том ему обещались.

Государь: "Никон в то время говорил только про одни догматы, а о правилах и о законах не говаривал и в грамоте своей написал ложно".

Никон: "Говорил о всем том в то и в иное время".

В грамоте было написано про государя, что он сначала был благоговеен и милостив, а потом начал гордиться и выситься и в архиерейские дела вступаться. Государь патриархам: "Допросите про то Никона, и в какие архиерейские делая начал вступаться". Никон на вопрос патриархов: "Что писал, того не помню".

В грамоте было написано, что Никон оставил патриаршество ради царского гнева. Государь патриархам: "Допросите Никона, какая ему была от меня немилость или обида; кому заявлял он о моем гневе, сходя с престола; присылал ли я к нему, чтобы он с престола пошел, и отрекался ли он от патриаршества в соборной церкви". Никон на вопрос патриархов: "Немилость ко мне государя была та, что он на окольничего Богдана Матвеевича не дал обороны и к церкви не стал ходить; присылки ко мне от государя, чтобы я сошел с престола, не бывало, а сошел я сам собою; государев гнев на меня я объявлял небу и земле; патриаршества я не отрекался и как пошел с престола, то, кроме саккоса и митры, ничего с собою не взял". Тут патриархи сделали Никону весьма дельное замечание: "Хотя б Богдан Матвеевич человека твоего и зашиб, тебе бы можно стерпеть и последовать Иоанну Милостивому, как он от раба терпел, а если бы государев гнев на тебя и был, тебе бы следовало советоваться о том с архиереями и к великому государю посылать и бить челом о прощении, а не сердитовать". К этому окольничий Богдан Матвеевич присовокупил, что хотя он, исполняя чин у царского стола, и зашиб присланного Никоном человека, не знаючи, но в том у бывшего патриарха Никона прощения просил, и Никон его простил. Тогда патриархи обратились ко всему освященному Собору и ко всему царскому синклиту с вопросом: какая была Никону патриарху обида от государя? И от всех послышался ответ, что обиды Никону от государя не бывало никакой, а пошел он с престола не от обиды, а с сердца. Члены ж Собора говорили еще: "Снимая с себя панагию и свящ. ризы, Никон говорил: если даже помыслю в патриархи, анафема да буду, панагию и посох оставил и взял клюку, а про государев гнев ничего никому не объявлял; как поехал с подворья в Воскресенский монастырь, за ним повезли его люди многие сундуки с рухлядью, да к нему же отослано из патриаршей казны денег две тысячи рублей".

Патриархи: "Прежние архиереи так не отрекались, как Никон; он не только патриаршества отрекся, но и архиерейства; снимая с себя митру и омофор, говорил: не достоин".

Никон: "В отречении на меня лжесвидетельствуют; если бы я вовсе отрекся, то не взял бы с собою архиерейские одежды".

В грамоте Никон отзывался о Монастырском приказе и о книге Уложения с великим бесчестием и укоризною и написал, что его за его покушения истребить ее много раз хотели убить. Государь к Никону: "К той книге руки приложили святейший Иосиф, патриарх Московский и всея Руси, и митрополиты, и архиепископы, и епископы, и весь освященный Собор, и твоя рука к той книге приложена, когда ты был архимандритом. И для чего ты при себе, как был на патриаршестве, той книги не исправил и не учинил того, чтоб в Монастырском приказе быть и судить духовный чин - митрополиту или архиепископу и архимандритам? И кто тебя за ту книгу хотел убить?" Никон отвечал, что к той книге руку приложил неволею, а об устроении архиерея в Монастырский приказ и кто его хотел убить, ничего не сказал.

Когда в грамоте прочли о посылке на Афонскую гору и в Иерусалим за книгами и о привезенных оттуда книгах, государь спросил: "Где ныне те книги, на Печатном ли они патриаршем дворе?"

Никон: "Все те книги остались на патриаршем дворе, я с собою ничего не взял" (это, как мы видели, не совсем верно).

В грамоте Никон писал, что к нему присылан был Газский митрополит Паисий да боярин князь Никита Иванович Одоевский с товарищами будто над ним суд творить и будто Газский митрополит хиротонисован дьяконом и попом от папы, и верует по-римски, и живет бесчинно, и на Соборах бывает председателем, и называет себя наместником от всех четырех патриархов.

Государь: "Газский митрополит и князь Одоевский были посланы выговаривать ему неправды его, что он писал ко мне с великим бесчестием, и укоризною, и с клятвою, и на молебне клал мои государевы грамоты под Евангелие, а не для суда. Газский митрополит на Москве у престола Господня принес клятву, что он живет истинно, и отец духовный. Архангельский митрополит (т. е. Феодосий Сербский) в том его свидетельствовал. Ставленая грамота у него есть, а про отлучение его от Иерусалимского патриарха грамоты не бывало. На Соборах председателем он, Паисий, не бывал, и наместником патриархов не назывался, и служит до рассуждения о нем Вселенских патриархов". Никон отвечал: "Я за обидящего молился, а не клял, а грамоты государевы под Евангелием были", но для чего были и кто обидящий, про то не сказал. И продолжал: "Газскому митрополиту по правилам служить не следует, потому что он епархию свою оставил и живет в Москве долгое время. Да слышал я от дьякона Агафангела, что Газский митрополит Иерусалимским патриархом отлучен и проклят. Много у меня таких мужиков". Затем прибавил: "Мне говорил боярин князь Никита Иванович государевым словом, что Иван Сатин хочет меня зарезать". "Таких речей, - сказал князь Одоевский, - я Никону патриарху не говорил, а сам он мне говорил: "Если хотите меня зарезать, то велите зарезать" - и обнажил свою грудь". Патриарх Макарий засвидетельствовал: "Газский митрополит Паисий в дьяконы и в попы ставлен в Иерусалиме, а не в Риме - про то я подлинно ведаю".

Когда в грамоте прочитано было о приходе Никона в Москву по случаю ожидавшегося нашествия татар, государь сказал: "Для чего Никон утаил и не написал, как он видел в то время мои царские очи и как при думном дьяке Алмазе Иванове говорил, что отрекся от своего престола?" А думный дьяк Алмаз Иванов заявил: "Никон действительно сказал тогда при мне на Воскресенском подворье, что он только имени своего не отрекся, а престола отрекся". Никон про то, что видел тогда государевы очи, ничего не сказал, а в отречении от престола запирался.

Когда прочитано было в грамоте, что царь посылает к патриархам грамоты и многие дары, а присланных от них людей сажает в заключения, государь говорил: "Я посылал к патриархам грамоты с просьбою, чтобы пришли и умирили Церковь, а даров к ним не посылал и присланных от них никого за караулом не держал, кроме Севастияна Дмитриева, потому что он привез от Иерусалимского патриарха грамоту, в которой многое было писано к ссоре, да и он не за караулом был держан, а жил в хоромах набережных, и корму и питья ему давали довольно. А он, Никон, посылал к патриархам с грамотами племянника своего и дал черкашенину многие золотые, чтоб провез того племянника с собою и отпустил к Цареградскому патриарху".