В районе столкновения обнаружили два аварийно-спасательных буя ПЛ. Один, как оказалось, носовой, светил, второй был тёмен. Приказал стать на якорь в трёх кабельтовых от буя, направить к нему катер и попытаться установить связь с подводниками.
Подошёл катер с капитаном 3-го ранга Валерием Маранго. Пригласил его в каюту. Сели, закурили. Вид у него несколько ошалелый, и взгляд как будто направлен внутрь себя. Однако рассказывает вполне толково и понятно.
С-178, дизельная ПЛ проекта 613, возвращалась во Владивосток из полигона боевой подготовки. На лодке находились 59 человек. Старший на борту — начальник штаба бригады капитан 2-го ранга Владимир Каравеков. Поскольку с входом в Босфор Восточный надлежит объявлять боевую тревогу, решили до этого дать экипажу поужинать, следуя по боевой готовности № 2 надводная. Работал один дизель, скорость 8–9 узлов. Видимость полная ночная. На мостике находились командир, вахтенный офицер, рулевой, сигнальщик и несколько моряков свободной смены, куривших после ужина. Всего человек 10–11. Вдруг, совершенно неожиданно, сразу несколько человек обнаружили слева градусов 30–40 на фоне ярких огней Владивостока зелёный отличительный огонь встречного судна. Дистанция оказалась очень малой. Командир успел лишь скомандовать: „Право на борт!“ Едва лодка начала поворот, как мощный удар в левый борт резко накренил её, и командир был выброшен за борт. Когда через несколько секунд вынырнул, увидел рядом лодку, уходящую кормой в воду с поднятым носом. Рыбаки поначалу посчитали, что зацепили какой-то буксирчик, поскольку ходовые огни на лодке расположены достаточно низко над водой. Когда разобрались, перестали материться, спустили бот и занялись спасением плавающих людей. Семь человек подняли, остальные, скорее всего, утонули. Больше командир ничего не знал.
Картина была ясной, но для моей миссии давала мало. Как потом оказалось, траулер уходил на промысел, команда была в приличном подпитии. Выходили полуподпольно, не получив должного разрешения дежурной службы порта и информации, что на входе подводная лодка. Чтобы не засекли посты наблюдения, ходовые огни, очевидно, не включали, а когда обнаружили огни С-178 и включили свои, было поздно.
В район подошли малый противолодочный корабль и сторожевик. Определил им точки якорной стоянки с задачей не допускать в район посторонние суда.
Около 0.30 22 октября удалось установить связь с моряками в первом отсеке затонувшей ПЛ. К счастью, радиосигнальное устройство аварийного буя оказалось исправным, что позволило поддерживать связь переносной радиостанцией непосредственно с мостика „Машука“. Поначалу полагал, что разговариваю с начальником штаба, но оказалось, что он с больным сердцем находится в стрессовом состоянии. Руководил всем старпом лодки капитан-лейтенант Сергей Михайлович Кубынин. Он доложил, что отсеки, кроме первого и второго, затоплены. В этих двух отсеках 25 человек. На всех имеются спасательные аппараты „ИДА-59“ и гидрокомбинезоны для выхода на поверхность. Есть некоторый запас средств регенерации воздуха, пресной воды и продовольствия. Личный состав остальных отсеков, очевидно, погиб. Лодка лежит на грунте с небольшим креном и дифферентом на корму, глубина моря 37 метров. Через некоторое время старпом уточнил, что часть спасательных аппаратов и снаряжения неисправна и требуется их замена. Негусто и с продовольствием. Я передал на лодку, что основным вариантом спасения предполагаю выход через торпедный аппарат, к чему им надлежит готовиться. О способе передачи недостающего снаряжения и продовольствия сообщу позже.
Взвесив и оценив имеющиеся у нас возможности, предложил командующему, с которым непрерывно поддерживалась радиосвязь, использовать для работ находившуюся во Владивостоке спасательную подводную лодку (СПЛ) проекта 940, недавно принятую в состав флота. Впоследствии в СМИ она получила известность под названием „Ленок“. Кораблю объявили боевую тревогу, и в 01.30 СПЛ прибыла в район. Обсудив с командиром обстановку и возможности „Ленка“, окончательно утвердился в оптимальном, по моему мнению, плане спасательных работ.
Решил, что СПЛ должна лечь на грунт рядом с С-178 так, чтобы её водолазы могли работать в районе торпедных аппаратов, выходя из шлюзовой камеры. Они передадут через торпедные аппараты на затонувшую лодку недостающее снаряжение, продовольствие и будут помогать подводникам при выходе, направляя их в шлюзовую камеру СПЛ. Если удастся вывести людей в СПЛ, не возникнет проблем с кессонным заболеванием, поскольку на „Ленке“ имеется барокамера и соответствующий медперсонал, не будет резкого и опасного перепада давления, как в случае их выхода на поверхность. Этот вариант менее зависел от погоды, которая явно начинала ухудшаться, и, как я полагал, потребует меньше времени, что становилось решающим фактором для сохранения жизни подводников. Температура в первом отсеке С-178 приближалась к температуре забортной воды, регенерация воздуха в этих условиях работала неэффективно, освещение в отсеке отсутствовало. Аварийных фонарей не оказалось, а батарею аварийного буя быстро разрядили, используя для подсветки в отсеке. Из-за этого около полудня прекратилась и наша связь с лодкой. Оставалось надеяться на достаточно подробный инструктаж старпома, который удалось сделать, пока связь действовала. Всё это не улучшало настроения моряков, молодых ребят, едва перешагнувших 20 лет. О чём думалось каждому из них в кромешной мгле холодного сырого отсека, не всякий сможет и представить. Решающую роль в поддержании морального духа подводников сыграл старпом, равно как и в организации последующего выхода из отсека.
Мои предложения командующий утвердил немедленно. Оставалось их реализовать. Насколько было известно, опыта подобных операций не имелось ни в ВМФ, ни в мире. „Ленок“, махину весом около 6 тысяч тонн, требовалось с ювелирной точностью положить не дальше 50 метров от затонувшей лодки. Расстояние лимитировалось длиной шлангов водолазов. Для подводного маневрирования СПЛ имела подруливающие устройства, но командир при этом визуально ничего не наблюдал, ориентируясь лишь по приборам. Положение осложнялось тем, что аккумуляторная батарея СПЛ была частично разряжена, лодка вышла в море по боевой тревоге.
Пока доставили из Владивостока недостающее снаряжение, пока перегружали на СПЛ при усилившемся ветре, время шло. Наконец около 8.30 „Ленок“ смог погрузиться и начать под водой поиск лодки. С „Машука“ с ним поддерживали звукоподводную связь. Только через четыре часа командир донёс, что лодку нашёл и пытается положить СПЛ рядом. Мешает сильное подводное течение. Через некоторое время доклад — контакт с лодкой потерян, снова начали поиск.
В таких ситуациях, когда физически ощущаешь, как время неумолимо уходит, а ты только слушаешь доклады и помочь можешь лишь тем, чтобы не мешать, очень тяжело. Оставалось сидеть, курить и прокручивать в голове возможное развитие событий, чтобы чего-нибудь не упустить и всё предусмотреть. Цена ошибки — жизнь людей.
Около 21 часа „Ленок“ снова обнаружил лодку и вскоре опять потерял. Никак не могли приноровиться к течению. Винить экипаж нельзя, должного опыта они не имели, а ошибиться не имели права. Нервное напряжение возрастало. Похоже, даже в голове отстукивали часы — на сколько ещё хватит энергии аккумуляторной батареи СПЛ, в каком состоянии находятся люди в первом отсеке? Для помощи „Ленку“ в поиске на трос аварийного буя прицепили шумовой генератор в качестве акустического маяка.
Около 22 часов в 5–7 кабельтовых от „Машука“ стал на якорь БПК „Чапаев“, на котором находились главнокомандующий ВМФ и группа адмиралов и офицеров центральных управлений, прилетевших из Москвы. Сразу же по УКВ доложил главнокомандующему обстановку. Начали донимать вопросами, почему взялся за вариант с СПЛ, почему не используем надводные спасатели? Изложил свои доводы. На время успокоились, но потом выдвинули ультиматум: если до 24 часов не удастся положить СПЛ, как требуется, сворачивать мою затею и начинать установку рейдового оборудования для использования надводных спасательных судов. Из состава группы главкома на „Машук“ перебрались контр-адмирал Владислав Леонидович Зарембовский, начальник 40-го НИИ ВМФ, и контр-адмирал Юрий Константинович Сенатский, главный специалист аварийно-спасательной службы ВМФ. С обоими был хорошо знаком и обрадовался их прибытию. Советы специалистов такого уровня могли оказаться бесценными. И хотя ответственность моя не уменьшилась, на душе стало легче.