Изменить стиль страницы

— Так вы говорите, он все забыл?

— Ну, не совсем так. Профессиональные знания при нем, ассоциативное мышление тоже в порядке. — Доктор Грогэн понял, что для нее это филькина грамота, и пояснил: — Он, например, по-прежнему умеет читать и писать. Помнит, что кофе пьет без молока, а волосы носит на косой пробор, зачесывая их справа налево. Будь он баскетболистом, наверняка забит бы не один мяч. Но события своей жизни, людей, факты биографии он не помнит.

— Но ведь он знает, что я его жена, — с надеждой в голосе возразила Джилл.

— Да, потому что об этом ему сказала сегодня утром сестра. Получив от нас соответствующую информацию, мистер Морс запомнил, как его зовут, чем он занимается, узнал, что вчера попал в авиакатастрофу. Он способен воспринимать разные сведения и запоминать, но это далеко не то же самое, что помнить прошлое.

Джилл с трудом преодолела овладевшую ею дрожь.

— Он действительно не помнит меня?

— Увы. — Доктор сочувственно покачал головой.

— О, поймите меня правильно, я огорчена не за себя, а за Эйдена. Просто не могу представить себе, чтобы этот человек мог настолько утратить власть над собой. И как, наверное, страшно вдруг лишиться всех воспоминаний. — Она бы на его месте испытывала ужас, это уж точно.

— Ничего не поделаешь. Но время, как известно, лучший лекарь, что касается и данного случая. Впрочем, ваш муж относится к своему теперешнему состоянию философски.

— Как это?

— А вот так. Он сказал мне, что чувствует себя легким, беззаботным, как если бы с его плеч сняли тяжкую ношу. — И врач улыбнулся, будто сказал нечто комичное.

А Джилл было не до улыбок. Неужели она и их брак и есть тяжкая ноша, избавившись от которой Эйден почувствовал облегчение?

— Не волнуйтесь, — посоветовал доктор, неправильно истолковав огорченное выражение на лице Джилл. — Память вернется к нему.

— Правда?

— Никто, естественно, не может дать стопроцентных гарантий, но я уверен, что вернется. Требуется лишь время.

— Сколько именно?

— Вот этого я сказать не могу. Но если дело затянется, я смогу помочь ему гипнозом или лекарством «содиум амитол». Если, конечно, вы решите прибегнуть к моим услугам.

— Думаю, что воспользуюсь вашей любезностью.

Врач удовлетворенно кивнул головой.

— Но спешить с этим не нужно. Надо выждать — быть может, природа возьмет свое. Чаще всего так и бывает.

Джилл растянула губы в вымученной улыбке.

— Вы задержите его здесь до полного выздоровления?

— О нет. Боюсь, этого не допустит социальное страхование. Ваш муж пробудет здесь три-четыре дня, а после этого… — Доктор Грогэн покачал головой. — Он в хорошей физической форме, опасность ему не угрожает ни с какой стороны, а наблюдать его я могу и в моем частном кабинете. Не будь у мистера Морса дома и семьи, я бы постарался задержать его в больнице. Но дом у него есть, а это в корне меняет ситуацию.

Джилл нервно заморгала.

— Вас что-то смущает, миссис Морс?

— В общем, да… Дело в том… видите ли, мы с мужем недавно решили разойтись.

— О-о! Прочитав его адрес, я заключил, что он живет в семье.

— И это соответствует действительности. Мы решили расстаться всего лишь два дня назад.

— Понимаю, понимаю…

Интересно, что он понимает? Джилл вгляделась в его лицо, но своей бесстрастностью оно могло поспорить с лицом прежнего Эйдена.

— Есть ли еще кто-нибудь, кто мог бы его приютить после больницы?

— Вряд ли. В наших краях у него нет родственников.

Доктор Грогэн в раздумье приложил ладонь ко рту.

— А если после выписки из больницы он вернется домой, это вам будет очень неудобно?

Джилл вспомнился давешний разговор с Эриком. Как ни стыдно ей было признаться себе в этом, но утром, едва открыв глаза, она решила попросить Эйдена прямо из больницы отправиться на новую квартиру. Она потупилась, будучи не в силах смотреть доктору Грогэну в глаза. Да как она могла даже помыслить о том, чтобы сейчас не пустить Эйдена в дом?

— Нет, нисколько, — тихо произнесла Джилл. — Он, конечно, может приехать домой.

— Ну и хорошо, потому что в привычной домашней обстановке он поправится гораздо быстрее. Знакомые предметы будут вызывать у него ассоциации, а те в свою очередь напомнят что-нибудь еще.

В этот момент в дверях показалась санитарка, отводившая Эйдена в душ.

— Доктор, мистер Морс вскоре придет.

— Спасибо. Так или иначе наш разговор закончен.

— Можно мне остаться? — спросила Джилл, в глубине души надеясь на отказ. — Или мое присутствие будет его раздражать?

— Безусловно, останьтесь. Только мой вам совет: не напоминайте ему о разводе. По-моему, он обрадовался, услышав, что женат, а следовательно, есть человек, который поможет ему встать на ноги. Да и вообще, постарайтесь ему ничего не рассказывать — очень важно, чтобы он вспоминал без посторонней помощи.

— Постараюсь, — обещала Джилл, — но боюсь, как бы не оплошать.

— Все бывает. С другой стороны, вы обнаружите, что есть такие вещи, о которых вы не можете не рассказать ему. Но не злоупотребляйте этим. Он должен сам, своим ключом отпереть все двери.

В палату вошел Эйден. Вместо обычного дорогого одеколона, который он употреблял после бритья, на сей раз Эйден распространял запах больничного мыла. Джилл подумала, что надо принести его туалетные принадлежности. И халат, обязательно. Сейчас на нем была ветхая больничная хламида, бесспорно видавшая лучшие дни.

— Эйден, — сказал врач, поднимаясь, — после обхода я зайду к вам узнать, не нужно ли чего. А до тех пор с вами побудет жена. Идет?

Перспектива остаться наедине с мужем смутила Джилл. Ему, находящемуся в разладе с самим собой и со всем окружающим, это должно быть неприятно.

Эйден вопросительно переводил глаза с врача на Джилл и обратно.

— Она знает, что вы ее не помните, — сказал доктор. — Можете не притворяться.

Джилл увидела, как Эйден сглотнул и в смущении затеребил пояс халата. Почему-то вдруг она перестала бояться остаться с ним наедине.

Доктор пожал Джилл руку, дал ей на всякий случай номер своего телефона и, попрощавшись, ушел.

Оставшись наконец одни, Джилл и Эйден несмело взглянули друг на друга.

— Все это очень странно, — с натянутой улыбкой сообщил Эйден.

— Да уж, дальше некуда. — Джилл сложила ладони и потерла одну о другую, словно почувствовав внезапный озноб.

— Все кругом говорят, что мы с тобой женаты, а значит… — На его лице появилось выражение, какого Джилл прежде никогда не видела. — В таком случае извини за то, что доставил тебе столько волнений.

— Что? — Джилл широко раскрыла глаза. Полагая, что она не услышала, он повторил свое извинение.

И снова она невероятно удивилась. Эйден так редко просил прощения!

— Что ты, Эйден. Хуже всех тебе. Извиняться не за что.

— Нет, есть за что. Ты, безусловно, волнуешься, и все из-за меня. Столько лишних волнений, столько хлопот. Сломанная рука еще куда ни шло. С этим можно жить. Но потерять память из-за того, что я попал в авиакатастрофу? — Он задумчиво покачал головой. — Это, видно, говорит о том, что я слишком перепугался, а следовательно, я — трус. Как ты думаешь?

У Джилл от удивления отвалилась нижняя челюсть. Эйден обычно не был склонен к самоуничижению.

— Что-то я не слышал, чтобы кто-нибудь еще из пассажиров самолета находился в подобном состоянии. Сдается мне, что я единственный сплоховал. — Он замолчал, но, заметив недоумение Джилл, чуть погодя сказал: — Извини, я тебя заговорил. — Знакомым жестом проведя рукой по влажным волосам, он добавил: — Нервы, должно быть, — и прошел мимо нее к окну, не обращая внимания на то, что она буквально вне себя от удивления. Было чему удивиться: таким — извиняющимся, думающим о других, слабым — она видела его впервые.

Но ведь он потерял память. А это хоть кого превратит в слабака.

Продолжая смотреть в окно, Эйден пробормотал:

— Надо бы отпустить тебя домой. Одна из санитарок сказала, что у нас маленький ребенок.