В возбуждении Джордж часто-часто заморгал.

Сколько фильмов он видел о школьницах, но в жизни они еще хуже! С малолетства — шлюхи, все, от первой до последней! О, он насмотрелся на них, когда прогуливался возле школы! Голые ноги, груди под формой колышутся. Он знает всю подноготную женщин. Они готовы на все, сдохнуть готовы, только бы трахнуться! Ну ничего, он им покажет, пока окончательно не состарился. Пусть знают!

Джордж уставился на экран: вот она, сука, концы отдала! Что же, пожалуй, это самый лучший кадр.

Он улыбнулся.

Детектив-сержант Аманда Докинс принесла Кэйт кофе.

— Спасибо, это поможет мне продержаться.

Аманда сочувственно улыбнулась:

— Вы выглядите совершенно разбитой!

— Да, и чувствую себя отвратительно, — кивнула Кэйт. — Ночью я плохо спала, а нынешний день ничуть не лучше вчерашнего.

Аманда опустилась на стул рядом с ней.

— Надеюсь, мы получим нужную информацию, когда обойдем все дома. Беда лишь в том, что часто сосед пытается оговорить соседа, если имеет на него зуб.

— Это я знаю. И все-таки в этой болтовне всегда найдется что-то стоящее, за что можно уцепиться.

— Пейте ваш кофе, мэм, а то остынет.

Кэйт улыбнулась:

— Зови меня Кэйт. Вчера я просто сорвалась, такое со мной впервые, не выдержала наглости этих негодяев. — И она махнула рукой в сторону сотрудников ЦБР. — Всех их, черт побери, прямо-таки распирает от высокомерия, они, видите ли, самые умные! Ну так вот: впредь я не потерплю пренебрежительного к себе отношения. Панибратство не сработало!

Аманда усмехнулась, показав неровные, но белоснежные зубы:

— Они бесятся, потому что над ними поставили женщину. Такого еще не бывало.

Кэйт отпила кофе.

— Могу я тебя кое о чем попросить, Аманда?

Девушка кивнула, но на лицо набежала тень: что-то в тоне Кэйт ее насторожило.

— Пусть думают что хотят, мне плевать! Но если только попробуют снова поднять хвост, я выведу их из расследования! А тебя я просила бы не придавать значения слухам. Поняла, что я имею в виду?

Аманда хихикнула:

— Еще бы не понять, мэм.

— Кэйт.

— Прошу прощения, Кэйт.

— Да, так лучше. Ну а теперь давай займемся анализом преступления. Это убийство — только начало, сейчас преступник готовит главный спектакль. И необходимо ему помешать.

Тревога Кэйт передалась ее молодой помощнице, и Аманда была рада, что ей предстоит работать с начальницей, а не с кем-либо из офицеров-мужчин.

Детектив-сержант Спенсер, наблюдавший за Кэйт и Амандой, со вздохом ткнул локтем в бок своего приятеля, детектива-сержанта Уиллиса, и кивнул в сторону женщин:

— Взгляни-ка, похоже, они спелись. Эти «куколки-сестрички»! — В тоне его звучало презрение.

Уиллис раздраженно мотнул головой.

— Да умолкни ты, Бога ради! Ведь ей поручили вести это дело! Давай лучше постараемся изловить проклятого психа, чтобы не разгуливал на свободе.

У Спенсера вытянулось лицо.

— Особенно ты постараешься, с твоим опытом ловли магазинных воришек и хулиганов. Да?

Уиллис покраснел: он лишь недавно стал детективом-сержантом, и это было его первое настоящее дело. Но никто из коллег, кроме Спенсера, об этом никогда не упоминал. Впрочем, чего ждать от Спенсера? Самый тупой и ехидный во всем подразделении, упрямый как осел!

— Что ж, Спенсер, спасибо за шпильку! По-твоему, всем следует работать по твоей указке, а сотрудничать друг с другом вообще ни к чему! Подумаешь, какой-то убийца, мелкий бездельник, а мы тут все на бровях стоим, ищем его! Прямо с ног сбились.

Спенсер почувствовал себя оскорбленным, будто ему врезали по физиономии.

— Ах ты сопляк!

Уиллис ухмыльнулся:

— А ты — жалкий старый говнюк! Так и подохнешь сержантом. Ни на ступеньку не поднимешься! Почему? Подумай, может, поймешь!

И Уиллис ушел, оставив Спенсера в ярости, с разинутым ртом. Недаром говорят: «Правда глаза колет». Это было излюбленное выражение Спенсера, и он часто его повторял. Слишком часто. Только другим, не себе.

Немного поостыв, Спенсер заставил себя вернуться к делу об убийстве и стал внимательно рассматривать фотографию Джералдин О’Лири, увеличенную и прикрепленную к стене.

Она была сделана в морге: безжизненное лицо с перебитым носом. Рядом с этой фотографией — другая, поменьше, сделанная ее мужем за несколько месяцев до убийства. На ней Джералдин широко улыбается, в уголках глаз собрались морщинки. Такая красивая, молодая! Спенсера передернуло. В одном Уиллис прав: преступника надо поймать. И чем скорее, тем лучше. Чтобы еще не натворил дел.

1948 год

Мальчики быстро шагали. Косой дождь бил им в лицо. У младшего глаза покраснели, видимо от слез. Гром ударил над их головами, небо от края до края прорезала молния.

— Ну давай, Джордж, Бога ради! — С этими словами старший потащил брата за рукав пальто. Едва они свернули в небольшой переулок, как Джордж снова стал вырываться.

— Не пойду. Сказал же, что не пойду!

Джозеф со вздохом посмотрел на Джорджа. Он понимал, что нехорошо поступает, не осуждал брата за то, что тот убежал, но слово матери — для него закон.

— Пойми же, Джордж, — уговаривал он брата, глядя в его испуганные глаза, — чем скорее мы будем дома, тем скорее все кончится. Ну пошли же!

Так он и тащил Джорджа до самого дома. В сумерках ненастья чем-то зловещим веяло от этого дома. Кирпичный фасад сплошь в черных пятнах, дверь обшарпанная, хотя медный молоток начищен до блеска. Дотащив Джорджа до двери, Джозеф громко постучал. В следующий момент дверь открылась, и на пороге появилась девчушка лет пятнадцати с волосами мышиного цвета. Она участливо посмотрела на младших братьев.

— Мать малость угомонилась, Джордж. Скинь-ка скорее все мокрое!

В прихожей Джордж с сильно бьющимся сердцем стал не спеша снимать пальто. Весь дом пропитался тошнотворным запахом капусты, смешанным с запахом воска, которым натирали полы, и Джордж ощутил в носу жжение.

— Он ушел? — шепотом спросил Джозеф.

Девочка покачала головой.

— Иди наверх, а я займусь Джорджи. — Брат и сестра посмотрела друг другу в глаза, и Джозеф, не выдержав взгляда сестры, отвернулся.

— Я тебя подожду наверху, — сказал он Джорджу, через силу улыбнувшись. — Микки Финиган дал мне вчера несколько комиксов. Если хочешь, почитай после меня.

Джорджи кивнул и проглотил слюну. На лице его, казалось, не было ничего, кроме огромных серых глаз.

— На, надень носки, Джорджи!

Мальчик послушно натянул на свои голяшки толстые шерстяные носки. Все трое тихо стояли в прихожей, когда из гостиной донесся шум. Джозеф взлетел по ступенькам, будто сам дьявол гнался за ним. Дверь распахнулась, яркий свет упал на лицо Джорджа, его била дрожь.

— А, вернулся? — В тихом голосе матери звучала ярость. Она придержала дверь, давая Джорджу пройти. Подталкиваемый сестрой, ребенок переступил порог и тут же получил такой удар кулаком в затылок, что пролетел через всю комнату.

— Мам… не надо, мам! Не бей его, мам!.

Нэнси Маркхэм повернулась к дочери:

— Ну-ка, марш наверх, пока я не отходила и тебя!

Джордж в страхе лежал на холодном, покрытом линолеумом полу. Мать опустилась рядом, приблизила к нему свое лицо.

— Хотел, значит, убежать от своей мамочки, да, Джорджи, мальчик мой? — Вцепившись ему в волосы, она притянула к себе его голову. — Так куда же ты сбежал на этот раз, а?

Заметив, что ребенка бьет дрожь, она ощерилась, от чего между ярко накрашенными губами обнажились зубы, прикрыла глаза и принялась колотить его. Худенький, кожа да кости, мальчик, не в силах сопротивляться, лишь прикрывал голову руками.

Джозеф, лежа на постели в спальне, прислушивался к звукам, доносившимся снизу: приглушенным ударам и воплям матери, которые становились все громче.

Тяжело дыша, Нэнси выпрямилась.

— Ну а теперь, Джорджи, мальчик мой, иди и извинись!