Те же пятна приветствовали его, когда он очнулся. Он не знал, сколько времени прошло; похоже, какие-то секунды — ботинок с силой впечатывался в грудь раз за разом, а лицо царапал разбитый цемент, и он всё ещё слышал бормотание голосов над своей головой. Потом он снова отключился под вспышки цветных огней.

Его вернула в чувство тёплая струя, которая лилась сверху на его волосы и лицо, смывая кровь с глаза — и теперь он мог в мельчайших деталях разглядеть зернистый асфальт тротуара и три ковбойских ботинка, остановившихся точно на линии его взгляда. Он пытался не стонать и не шевелиться, пытался вычислить, кому принадлежат ботинки, чьи это голоса, откуда взялась стекающая по лицу жидкость, пытался не вырубиться снова.

— Кто-то идёт! — это был голос Зака. — Уходим.

— Я не до конца отлил, — откликнулся второй.

— Пошли!

Ноэль услышал, как чиркнула «молния» на брюках. Ещё один удар ногой в грудь сильно приложил его о край двери. На этот раз сознание покинуло его надолго.

14

— Помоги мне с ним, а?

Сознание неуверенно прояснялось.

— Куда ты его тащишь? — спросил второй голос.

— Туда.

— В бани?

— Ты посмотри на него. Ему нужна помощь.

— Позови копа.

— Ты мне поможешь или нет?

— Да помогу, помогу…

Ноэль почувствовал, как кто-то поднимает его за подмышки. Он слегка пошатнулся и отключился снова. На этот раз огней не было, просто темнота.

— …будет через несколько минут. Он сказал не вызывать полицию, — говорил чей-то новый голос.

— Он приходит в себя, — заметил первый, заботливый. — Как ты себя чувствуешь?

Тусклое красное освещёние. Тонкие деревянные перегородки. Трое мужчин, склонённых над ним: один, в полотенце вокруг бёдер, на краю постели, двое других — в уличной одежде.

— Я врач, — сказал тот, который был в полотенце. Он походил на Кэла Голдберга: лысеющий, темноволосый, с бородой. — Кажется, ничего не сломано. Нет, пока лучше не садиться.

Ноэль попытался заговорить. Вместо слов из опухших губ вырвалось лишь мычание.

— Надо бы воды, — сказал врач.

— Пиво пойдёт? — предложил один из двух других.

Теперь Ноэль попытался сесть. Такой головной боли у него не было за всю жизнь. Каждый дюйм, на который ему удавалось приподняться, отзывался волнами тошноты, головокружения и красных огней, мигающих перед глазами.

Наконец он сумел подтянуться достаточно высоко. Кто-то поддерживал его со спины. Врач прижал к губам Ноэля банку пива. Прохладная жидкость с солоноватым привкусом потекла ему в горло, и в первый момент он едва не захлебнулся. Но ему удалось сделать ещё несколько глотков, и это утолило жажду, о которой он сам не подозревал. После этого ему позволили упасть обратно на подушки.

— Могу я теперь уйти? — спросил один из мужчин в уличной одежде — тот, который не хотел ему помогать.

— Конечно. Можете оба идти, — ответил врач. Потом повернулся к Ноэлю: — Это они тебя принесли. Ты в банях. На тебя напали какие-то парни.

— Спасибо, — выдавил Ноэль.

Один из спасителей поспешил прочь. Второй спросил:

— Знаешь, кто это был?

Ноэль покачал головой и несколько секунд слышал только звон в ушах.

— Я говорю, ты узнаешь их, если снова увидишь? — спросил помощник, явно повторяя вопрос, который Ноэль не разобрал за шумом.

— Да.

Лица этих ублюдков он никогда не забудет.

— Я оставлю своё имя и номер телефона. Если ты их когда-нибудь найдёшь и захочешь выдвинуть обвинение, я засвидетельствую, что это я их спугнул.

Контуры, детали и движения проступали уже яснее. Это был хороший знак. Он по-прежнему чувствовал себя так, словно его выбросили на дорогу из мчащегося на полной скорости автомобиля. Мужчина записал свои координаты и сунул бумажку Ноэлю в карман.

— Спасибо, — сказал Ноэль.

Мужчина посмотрел на него сверху вниз.

— Ты ведь был барменом в «Хватке»?

— Что? — Ноэлю не верилось, что он задаёт ему тот же самый вопрос.

— Я помню тебя по бару. Ты, конечно, симпатичный, но в ближайшее время зеркало ничего хорошего тебе не покажет, уж прости.

Он пожал Ноэлю руку и вышел.

Врач остался. Под тихие успокаивающие разговоры он осторожно, но тщательно осмотрел Ноэля, спрашивая, что, где и как сильно болит и может ли он двигать пальцами рук и ног.

Потом врач что-то написал, а Ноэль прикрыл глаза. Хотелось как-то унять пульсирующую боль под веками, в груди, под ребром и особенно в голени. Проснулся он от того, что врач прикладывал к его лицу ледяные спиртовые тампоны.

— Я знаю, что больно. Потом тебе станет лучше.

Ноэлю уже было лучше. Голова болела не так сильно.

Кто-то пытался попасть в комнату — запертую дверь сильно потрясли с той стороны.

— Занято! — крикнул врач.

— Каммингс здесь? — раздался неприветливый голос.

Врач поднялся с кровати Ноэля, поправил своё полотенце и откинул задвижку. Ноэлю не было видно, с кем он разговаривает — они отступили в сторону. Мимо полуоткрытой двери проходили другие мужчины в одних полотенцах, с любопытством заглядывая внутрь; заметив Ноэля, они торопились прочь. Видок у него, наверное, паршивый. У него по-прежнему ныло всё тело, но видел он уже нормально, и, кажется, к нему возвращается обоняние: внезапно он почувствовал резкий едкий запах, перебивающий даже запах алкоголя. Руку дёрнуло судорогой, когда он поднял её, чтобы потрогать свои влажные спекшиеся волосы. Ублюдки!

— К тебе пришли, — сказал врач, стоя в дверях. — Уже лучше, а?

Он помахал на прощанье и ушёл.

Ноэль был уверен, что это Лумис. Сильнее ошибиться было невозможно.

— Пахнет тут, как в общественном туалете, — сообщил Эрик, закрывая дверь и запирая её на задвижку.

Ноэль не шелохнулся. Эрик остался стоять в ногах кровати, глядя на него сверху вниз без всякого выражения.

— Ты пришёл меня добить или позлорадствовать? — спросил Ноэль.

Эрик гневно напрягся, но сумел сдержаться.

— Убирайся! — бросил Ноэль и отвернулся к тонкой деревянной перегородке. Так, по крайней мере, ему не приходилось смотреть на Эрика.

Некоторое время в комнате не раздавалось никаких звуков, кроме тяжёлого, неровного дыхания Ноэля (уроды пытались проткнуть мне лёгкое, подумал он). Потом он начал различать какой-то шум за перегородкой: ритмичное поскрипывание койки под весом двух тел. Он едва не расхохотался. В конце концов он всё-таки попал в бани.

— И даже платить за вход не пришлось, — пробормотал он себе под нос.

— Что?

— Я думал, ты ушёл.

— Это не больница, Ноэль. Ты не можешь здесь остаться.

— Я останусь и использую свои двенадцать часов по полной.

— Ты бредишь. У меня внизу машина.

— Нет уж, спасибо.

— Не глупи, — Эрик произнёс это уже другим тоном — мягче, спокойнее. — Либо ты встанешь и пойдёшь со мной сам, либо тебя вытащит персонал.

— Зачем? Чтобы Маквиттер мог закончить то, с чем напортачили его дружки?

— Маквиттер? А он тут причём?

— Это его работа.

— Он весь день был со мной.

— Они сказали, что они от Маквиттера, — упрямо повторил Ноэль.

— Я думал, это просто уличные хулиганы?

— Они шли за мной от аптеки возле моей квартиры. Один отстал. Второй пытался ко мне прикадриться. Я не мог от него отделаться. А потом — р-р-раз!

Раздражённая снисходительность Эрика превратилась в острый интерес. Он даже присел на койку.

— Они были испанцы?

— Испанцы? Нет.

— Один попытался тебя подцепить. А потом оба на тебя набросились?

— Именно.

— Ну, да, это как раз в его стиле, — заметил Эрик, обращаясь как будто к самому себе. — И сымитировать нападение хулиганов… Именно это он всегда и делал.

— Что делал? Кто?

— Вега. Твой приятель Вега. Или тот, на кого он работает. Видишь ли, Ноэль, предполагается, что я поверю в этот бред и приму тебя обратно с распростёртыми объятиями.