Обстановка, в которой всё это происходило, была достаточно приятной; Ноэль не мог не признать этого в минуты объективности, которые случались с ним все реже и реже. Гидросамолеты высадили их на берегу бухты, всего в десяти метрах по едва закрывающей лодыжки воде от линии, за которой начиналась земля Рэдферна. Здесь, на восточной окраине общины, Эрик пару лет назад построил роскошный двухэтажный дом из кедра. С веранды второго этажа открывался великолепный вид на бухту Грейт Саут Бей, обрамленную общинами Сэйвилл и Пачога, где ночи напролет взрывались фейерверки всю первую неделю, что они провели на Файр Айленде. К западу и востоку остров сужался, и с этой высоты в обоих направлениях можно было разглядеть по несколько соседних городков, отделенных друг от друга лесом и дюнами. С самой высокой площадки на крыше был виден небольшой еловый лесок, спускающийся к крышам других домов, стоящих между домом Рэдферна и пляжем. Каждое утро с рассветом птицы устраивали настоящую какофонию, а днем носились повсюду. Семейства оленей, кролики и даже еноты втихаря объедали морские сливы и кусты узколистного лоха, окружавшие дом, но стоило зверям заслышать какой-нибудь звук, как они навостряли уши и скрывались в листве, бесшумно скользя или с треском ломясь сквозь ветви.

В саду рядом с домом росли ирисы, тигровые лилии и несколько других сортов, которые Ноэль видел только на выставке цветов в «Колизее», куда его лет десять тому назад затащила Моника. И двойное водяное зеркало: бухта на севере, океан на юге, — между половинками которого пролегала полоска суши в какую-то четверть мили; обе они были одновременно видны с нескольких точек крыши. Но главное, чувство оторванности от всего, чувство, что ты дрейфуешь, плывешь на волне, что тебя несет прочь, в открытое море. Чувство, что ты на краю.

Если бы только это было правдой, говорил себе Ноэль, он смог бы справиться с неожиданным погружением в социальный водоворот, окруживший его, с причудливым распорядком дня, которого придерживались все вокруг, с беспорядочными перемещёниями обитателей дома, каждый из которых занимался где-то своими делами, пока каким-то чудесным образом — может быть, это телепатия? — они не оказывались вдруг все вместе. Он смог бы привыкнуть к постоянным вечеринкам, к тому, как преданно все отдаются танцам на дискотеках, к наркотикам, к беспорядочным связям на виду у всех, — но как только к этому коктейлю добавлялся секс, он обнаруживал, что совершенно не владеет ситуаций или собой.

Изменения в доме происходили быстро, загадочно и без всяких объяснений. Эрик охладел к Маквиттеру как к любовнику, как и предсказывала Алана, но это не означало, что его снова потянуло к Ноэлю. Отнюдь. Вместо этого в дом один за другим приходили и уходили загорелые привлекательные юноши и мужчины в обтягивающих эластичных плавках: иногда по нескольку в день, и часто — по двое или больше за раз.

Ноэль заходил в одну из трех ванных комнат — и обнаруживал там привлекательного незнакомого парня, который только-только заканчивал принимать душ или бриться. Он спускался на кухню, чтобы выпить кофе, и натыкался там на светловолосого великана, которого видел первый раз в жизни, готовящего завтрак для другого незнакомца. Двое темноволосых бородатых чужаков лежали на веранде со стороны бухты, ещё один нырял в бассейн. Минуту спустя молодой чернокожий парень, сложенный как пособие для изучения мужской анатомии, подвозил тележку с продуктами к задней двери — не посыльный, а высокооплачиваемый манекенщик, который просто оказывал услугу кому-то в доме. В гостиной двое светловолосых немцев, едва говорящих по-английски, валялись на мягких обволакивающих диванах, укуренные в ноль, и раскатисто хохотали над утренними мультиками по телевизору. Все они знали кого-нибудь в доме по имени. Все они были привлекательны, работали в городе и интересовались им. Все они походили на морскую смолу, липшую к его стопам: они всё время были рядом, от них некуда было скрыться и невозможно избавиться.

Хуже того, все обитатели Файр Айленда, казалось, были влюблены, собирались влюбиться или только что с кем-то расстались. Маквиттер быстро нашел Эрику подходящую замену. Все, кого встречал Ноэль, — Ричард, Роберт, Дон, Билл, Джим, с бесконечными повторениями, из-за которых он никогда не помнил их имен, — находили себе пару за время от обеда до ужина. Даже Алану навестил на прошлой неделе старый приятель: стройный аргентинец по имени Гильермо, у которого был акцент, великолепный загар и, по словам кого-то из биллов и джимов, огромная куча денег. Аланы не было дома две ночи, что не сильно помогло Ноэлю и трезвости его рассудка. Только не тогда, когда парочки обоего пола целовались на танцполе дискотеки в гавани, обжимались на пляже, занимались любовью у бассейна, на террасе, на крыше, в кустах, на дощатых дорожках — повсюду, куда шёл Ноэль.

Ещё были наркотики: кокаин с утра, косячок с травкой за завтраком, мескалин, псилоцибин или обычный, повседневный ЛСД, чтобы пойти на пляж. С какого-нибудь транка народ расслаблялся достаточно, чтобы вздремнуть после Чайной вечеринки. [37]Но после ужина в ход шло всё: Ноэль как-то насчитал тридцать восемь разноцветных капсул и таблеток, за несколько минут разделенных между одиннадцатью людьми.

Первые несколько дней он старался не отставать от остальных, но после этого простая необходимость куда-нибудь дойти его не вдохновляла. Даже сократив свою обычную дозу на две трети, он всё равно проводил в отрубе всё утро, отсыпаясь после одного наркотика или балдея от другого или валяясь под кайфом на песке, в то время как рядом объявляли, что очередная вечеринка стартует через шесть минут.

Предел наступил через две недели после их приезда. Ноэль рано лёг спать — около часа ночи, как раз тогда, когда все остальные в доме ушли веселиться. Он проснулся на рассвете. Не сумев больше заснуть, он спустился в кухню, выпить молока и съесть бутерброд. С балкона, выходящего на двухэтажную гостиную, он услышал ритмичные басы какой-то рок-записи. Этот звук давно уже стал привычным, и он не обратил на него внимания. Только спустившись с лестницы он заметил, что диваны были сдвинуты к стенам, полы устланы огромными подушками, и всё пространство от кухни до веранды и бассейна покрывают десятки тел — он случайно наткнулся на пост-рассветную оргию.

Он чувствовал себя пришельцем, высадившимся на незнакомой планете — настолько всё было чужим и непостижимым. Этим и объяснялась искренняя радость Ноэля, когда позже в день грандиозной оргии он, стоя у входа на Чайную вечеринку, услышал за своей спиной тягучий говор Малыша Ларри Вайтэла. Перед самым его лицом с красивой жизнерадостной южноамериканки, беснующейся в танце, её не менее неистовый партнер медленно, но верно сдирал сверкающими зубами бумажное платье.

— Как думаешь, он остановится, когда доберется до её задницы? — просил Ноэль, пока парочка кружилась всего в нескольких сантиметрах от них с Ларри, а мужчина тем временем наклонился и защелкал зубами сзади, над остатками высоко подрубленной юбки. — Упс! Я поторопился.

— Я видел этот старый номер в «Облаках» ещё в январе, — заявил Ларри, потягивая какой-то напиток того же сине-зеленого цвета, какого обычно бывает кафель в ванной пригородного дома. — Давай выбираться отсюда. Слишком много народу. Слишком много неудачников.

Веранда была забита людьми под завязку, поэтому они прикончили свою выпивку и спустились к лодочному причалу, выдающемуся в глубь бухты у входа в гавань. Скамейки уже были заняты парочками, устроившимися в обнимку так, чтобы иметь возможность любоваться живописным закатом над водой. Ноэль и Ларри предпочли обойти их, найдя себе место со стороны мола. Их ноги почти касались поднявшейся с приливом воды.

— Ты здесь со своими богатенькими ребятишками?

— А ты как думаешь?

— Как тебе остров? — поинтересовался Ларри. Сам он явно был в полном восторге. — Ты уже был в Мясном ряду? Нет, — ответил он сам себе, — у тебя наверняка не было такой возможности, со всеми местными талантами, которые из кожи вон лезут, чтобы до тебя добраться.