Она вытащила на берег свой конец сети. Нелл дала ей сигнал, и они одновременно бросили шесты. Затем, присев на корточки, приступили к работе, бросая свою добычу в ведро. Ветер с берега усилился. В ушах у Тары ревел прибой. Она подумала: «Но ведь я знала, что это случится, не так ли? Я недавно чувствовала такую дрожь, и теперь все это дало о себе знать внутри меня — и что мне с этим делать?

Думай! Он угрожает убить всех, кого ты любишь. Он свинья. Чудовище. Вот и подумай об этом. Всех, кого ты любишь. Гребаный ублюдок. Дерьмо, да что же это делается со мной, что я хочу его внимания? Откуда это взялось? Я должна прекратить это, и немедленно. Кончать с этими чувствами».

Но на самом деле, думала она, выпутывая клешни краба из сети, что в этом плохого?

«Ну допустим, мне нравится, как он смотрит на меня? Допустим, это дает мне легкое извращенное наслаждение? Ну и какого черта! Никто не знает об этом — а после того, как его арестуют, всему придет конец. Когда наконец его и его психованного спутника казнят, когда я впервые почувствую запах его плоти и когда увижу, как по ветру развеют черный пепел его праха, все так или иначе кончится — так чего ради расстраиваться из-за редких приливов сексуальности в его присутствии? Я устала. Он пугает меня так, что я слетаю с катушек. У меня что-то путается в голове. Но об этом никто не узнает».

РОМЕО чувствовал себя таким одиноким, так тосковал по дому, что с трудом держал рулевое колесо. Он потерял Клода. Он потерял Тесс. Он зашел повидаться с ней в бар «ВИП», но в воскресенье он был закрыт. По 17-й он поехал на север, мимо Хевен-Вью и бывшей плантации, пока не добрался до магазина запчастей Чэнси. Он подъехал и остановился. Подошел к дверям и постучал. Ему ответил симпатичный паренек к темных очках.

— Это ты Арройо? — спросил Ромео.

— Ну да.

— Я слышал, что ты здесь занимаешься подвешиванием тела.

— Кто тебе это сказал?

— Тесс.

— Что за Тесс?

— Она была твоей подружкой, и ты должен ее знать.

— Ты имеешь в виду Тесс Реналди?

— Я имею в виду девушку-миссионера.

— Ну да. Она не была моей подружкой.

— Ты знаешь, где она?

— Мгм…

— Это словно быть распятым?

Арройо пожал плечами:

— Что-то вроде. Хочешь попробовать?

— Как-нибудь в другой день, — сказал Ромео.

Но он знал, что никогда на это не решится. Какой смысл испытывать дополнительную боль плюс к той, что жизнь уже преподнесла ему? Он пришел только за тем, чтобы с кем-то поговорить. Но пообщаться он хотел с Тесс, а не с этим долбаным ублюдком. Он поехал обратно в город.

БАРРИС пришел в участок, чтобы начать свою смену. Но когда он проходил мимо диспетчера, Роуз Пэтчли выглянула из своей рабочей ячейки и сказала ему, чтобы он зашел к лейтенанту.

Кабинету лейтенанта было лет сто, и потолок в нем достигал шестнадцати футов. Пахло древним лаком, штукатуркой и истлевшими полицейскими досье, дерьмом термитов и напластованиями поколений табачного дыма. Баррису никогда не доводилось заходить сюда. Лейтенант был толст, двигался неторопливо и был почти одних лет с Баррисом, хотя помнил гораздо больше его. Он любил поговорить. Вы тонули в его речах. Можно было зайти, чтобы обсудить небольшие тонкости в оформлении прав, а выходили вы спустя два часа с головой полной подробностей об убийстве Кэла Хамфри в 1971-м или сумасшедших указаниях шефа Макэндрю в 1980-х — и тут только вы спохватывались, что забыли даже упомянуть о том деле, ради которого приходили.

Но сегодня, стоило Баррису открыть дверь с «морозным» стеклом, как его встретил неприятный сюрприз. И дело было не в лейтенанте, перед которым он предстал. Здесь был и шеф.

— Привет, капрал.

Он в мрачном настроении. И глаз подергивается.

— Добрый день, шеф.

— Догадываешься, кто звонил мне сегодня, капрал?

— Сэр, я просто не знаю.

— Митч Ботрайт звонил мне.

— Ага.

— Да. И он удивлялся, какого черта ты пристал к нему в церкви.

Господи. Лучше всего понурить плечи. Как можно ниже, стать серым как мышка.

— Видите ли, сэр. Я просто…

— Ты докучал ему в церкви? Не мог дождаться, пока окончится служба?

— Ну, я действительно ждал, да, сэр, но…

— Он рассказал мне, что ты обратился к нему прямо в церкви. Прости, он что, такой большой лгун? Вот уж не подумал бы, что Митч Ботрайт такой большой лжец.

— Сэр, если бы я мог объяснить… Я действительно подошел к нему в церкви этим утром…

— Думается мне, ты сказал, что не делал этого.

— Я подошел после службы. Так что, если он говорит…

— На глазах трехсот прихожан ты стал приставать к этому человеку…

— Я говорил с ним с глазу на глаз, сэр.

— Капрал! — Грубо и резко, словно отчитывает непутевого мальчишку. — Вы намерены весь день перебивать меня?

— Нет, сэр.

— Я пытаюсь задать вам вопрос.

— Да, сэр.

— Я пытаюсь спросить у вас, капрал, почему вы не могли дождаться, пока мистер Ботрайт направится домой?

— Домой? Видите ли… Вокруг были все эти люди. Фургоны с телевидения и все такое. Я не хотел привлекать внимания…

— Вы не подумали воспользоваться телефоном?

— Дело, которое я хотел обсудить с ним, имело деликатный характер.

— Деликатный? Он сказал, что вы учинили ему допрос с пристрастием.

— Я не допрашивал его.

— Ах, нет?

— Нет, сэр. И разговаривали мы не в церкви. Я договорился встретиться с ним попозже в «Доме встреч».

— Я все знаю, капрал. Меня проинформировали об этом факте. Я думаю, это ужасно. Это серьезная полицейская работа — проводить допрос вне церкви. Очень тонко. Хотя, как я понимаю, «Дом встреч» в самом деле является вашим любимым местом для «деликатных» допросов?

— Ну, я так не считаю…

— Прошу не перебивать. Митч Ботрайт сказал, что вы дали ему уйти, да? Он сказал, что вы выдвинули против него обвинения, а сами были даже не в форме и действовали несколько неуравновешенно, сказал он, и вы были…

— Я не выдвигал никаких обвинений, сэр. Я пытался защитить его, а не…

— Могу я закончить?

— Да, сэр. Прошу прощения, сэр.

Долгая угрожающая пауза.

— Он сказал, вы выдвинули предположение, что Шон Макбрайд вымогает у него деньги. Вы так считаете?

— Я так считал, сэр.

— Но сейчас вы изменили свою точку зрения?

— Ну, я не уверен…

— То есть у вас есть другая взятая с потолка схема?

— У меня были серьезные основания для такого убеждения.

— Ах, — с выражением ангельского терпения сказал шеф. — И что же это за причины могли быть, капрал?

— Предположение.

— Что за предположение?

— Видите ли, Шон Макбрайд ничего не знал о джекпоте до того,как Ботрайты выиграли его.

Шеф просто уставился на него:

— То есть? Это и есть предположение?

— В той или иной мере да, сэр. Я решил, что должен все проверить. Но после того, как поговорил с мистером Ботрайтом, я решил, что по сути дела оснований нет.

— Нет оснований? Что это значит? Вы хотите сказать, что ваш «доносчик» соврал вам?

— Возможно. Но я все равно должен был проверить.

Шеф испустил вздох облегчения:

— Баррис, давайте все выясним. Я когда-нибудь предлагал вам не проверять предположения?

— Нет, сэр. Я не это имел в виду. Я имел в виду…

— Порой я удивляюсь, капрал, когда я говорил с вами. Должно быть, в этой комнате. И похоже, вы должны были бы запомнить весь разговор вообще без моей помощи. А вы представляете, будто я что-то сказал и вы ответили, а затем вы представляете, будто я сказал что-то еще и вы ответили на это. Я считаю, что отныне и навеки вы должны проверять сказанное у меня, дабы убедиться — имеют ли ваши мысли и предположения связь с тем, что я говорил на самом деле. Что скажете?

— Да, сэр.

— В этом полицейском учреждении, капрал, мы очень тщательно проверяем предположения и намеки. Но мы стараемся это делать так, чтобы у одной из старейших семей города не создавалось впечатления, что она стала предметом какой-то сумасшедшей охоты на ведьм.