— Тот парень с ТВ?

— Ага. Ну и как я выглядел?

— Хочешь правду?

— Да.

— Ты был жутко попсовый.

— Вот как. И ты не видела света Божьей благодати, исходившего от меня?

— Я видела дешевого, как задница, позера, который был под наркотой.

— Какого рода наркотой?

— Не знаю, — сказала она. — А что у тебя было?

— А что ты любишь?

— Зависит от настроения, — сказала она. — Амитал? Тетрахлор? Демерол, если у меня серьезная депрессия. Вот как сегодня.

— Почему ты сегодня в депрессии?

Клио набрала воздуха в грудь и выдохнула.

— Моя лучшая подруга бросила меня.

— Почему она так поступила?

— Решила, что слишком хороша для меня.

— Нет, она так не думала, Клио.

— Откуда ты-то знаешь?

Он улыбнулся:

— Согни ладошку.

Он это сделала, и он положил ей на ладонь маленькую круглую пилюлю.

— Что это?

— Немного старого доброго декси. Станет чуть легче.

Он принес ей своего скотча, чтобы запить. Она не сводила с него глаз, пока пила. И тут только она подумала: «Эй, а откуда он знает мое имя?»

ТАРА видела, как Клио флиртовала с Шоном, и у нее перехватило дыхание.

«Что бы я ни делала для ее спасения, становится только хуже. Потому что сейчас она думает, что я бросила ее. И теперь дико зла на меня. Она и так могла бы трахнуть Шона, но теперь обязательно это сделает — назло мне».

Она наблюдала за ними с другого конца помещения. Она видела, как Клио рассмеялась, и, хотя ее голос заглушался шумом в баре, она знала, как он звучит. Резкий, но веселый. В арсенале Тары тоже был такой. Если ты умно крутишь голову парню, то пускаешь в ход такой смех, чтобы сбить его с толку, — но смягчаешь ситуацию хихиканьем в конце. Она видела, как это работает у Клио. И по выражению лица Шона понимала — он смущен, но в то же время доволен. Он попался.

Именно в эту минуту к Таре подошла тетя Мириам и стала чирикать:

— О, дитя мое! Наконец-то пришли хорошие новости! Мы гордимся вами. Я убеждена, Бог в самом деле имел в виду вашу семью. Я думаю, что, когда Он так щедро одарил вашу семью, Он это сделал специально, не так ли? Такие вещи не падают с неба без причины… — И так далее и тому подобное, но Тара не слушала ее; все ее внимание было устремлено на Клио и Шона. Он бросил в ее сторону легкую плутовскую улыбку. Клио стояла на цыпочках и что-то говорила ему на ухо, что выглядело очень интимно. Он коснулся змейки у нее на щеке, дерзко проведя кончиками пальцев по ее кольцам.

Тара почувствовала, как у нее в груди что-то оборвалось.

Тонкий укол ревности.

«Это мойдемон из ада; оставь его в покое».

Эта мысль мелькнула и исчезла. Но Тара чувствовала, что яд продолжает отравлять ее, а тем временем тетя Мириам продолжала щебетать:

— Я хочу сказать, не думаешь ли ты, что этот парень Шон — ну просто чистый алмаз? Он в самом деле искренне предан тебе. Эта партия совершенно реальна. Я думаю, что он сущий подарок от Бога, и если ты хочешь знать, что я думаю…

РОМЕО понимал, что в трейлере его не встретят с распростертыми объятиями. Если остановиться рядом с ним, Винетта выйдет к нему с кухонным ножом в руках. Но он не собирался останавливаться. Он хотел, просто проехав мимо, заглянуть в окно, чтобы убедиться — Клод продолжает смотреть телешоу.

Но, подъехав, он увидел, что фургона Винетты нет на месте. Так что он подрулил, поднялся к дверям и постучал.

Постучал еще раз.

После чего толчком открыл дверь. Клод лежал на кровати. Одеяла на нем не было. Хотя Ромео ничего не спрашивал, тот проскрипел:

— Я чувствовал… великолепно. — Но глаза его смотрели куда-то в сторону, и в них было печальное выражение брошенной собаки; простыня, прикрывающая зад, была в пятнах темно-коричневого цвета, в воздухе стоял гнилостный запах.

— Где Винетта? — спросил Ромео.

Клод попытался пожать плечами.

Ромео подошел к бельевому комоду и нашел простыни, потертые, но чистые. В рукомойнике он смочил губку и наполнил эмалированный горшок теплой водой. После чего приступил к делу.

Пока он был занят своими заботами, у него было легко на сердце.

Но в ту минуту, когда он покончил с делами — теперь Клод был обмыт и спокойно лежал на свежих простынях, а новая ампула с фентанилом была подключена к его системе, — Ромео снова ощутил тяжесть возложенных на него забот.

Он прилег на постель рядом со стариком. Оба они лежали, глядя на паутину трещин на потолке. Клод шевелил губами, и, казалось, он старается выдавить какую-то мысль. Хотя, может быть, у него не было никаких мыслей. Может быть, он просто страдал.

— Нужно еще что-нибудь?

Долгое молчание. И затем:

— Я знаю. Ты должен… убить кого-то… Но ты не… готов.

— Это правда. Я не могу.

— Ты должен… обрести практику.

— Что ты имеешь в виду?

— Практику. В убийстве.

— Как я могу практиковаться в убийстве?

— На мне.

— Я не…

— Пожалуйста, — сказал Клод.

— О господи, Клод. Подожди, пока не начнет действовать фентанил.

— Помоги мне… умереть.

И выражение его лица, на котором читались поглощенность этой мыслью и слабость, потрясло Ромео. Его в самое сердце поразило, что человек, который столько держался, рухнул у него на глазах.

— Клод. Я профессионал. Я не могу это сделать для друга.

— Это легко… Для практики.

— Постарайся понять меня.

— Сделай. И все поймешь. По-настоящему.

— Я не могу этого сделать!

— Прошу тебя.

Он молил. Как это может быть? Как он впал в такое отчаяние?

— Хорошо, — сказал Ромео. — Я подумаю.

— Пожалуйста.

— Посмотрим. Посмотрим! Но сейчас я должен идти.

— Пожалуйста.

Ромео вышел. Он забрался в кабину и снялся с места. Он не знал, куда едет. Ни о чем не думая, он снова двинулся по кругу.

«Нет. Я не хочу больше заниматься этим гребаным кружением».

Скоро он оказался у поворота на дамбу к Сен-Симону. Свернул на нее, пересек болотистые заросли и въехал на остров, вид которого разочаровал его. Ухоженный и скучный. Отдельно стоящие домики, офис остеопата, искусственные пальмы. Но участок по соседству назывался Деревней, и, хотя он был старый и запущенный, тут чувствовалось былое изящество и своеобразие. Здесь же был бар Мэрфи. Ромео легко нашел его, потому что вокруг стояло много людей, дожидаясь возможности попасть на вечеринку в честь джекпота.

Он въехал на боковую улицу и, не зная, что делать дальше, остановился под дубом. Отсюда он ясно видел бар и потоки людей, которые непрерывно входили в него и выходили.

«Я испытываю такое страдание, — подумал Ромео. — Смогу ли я его как-то использовать? Сможет ли оно превратиться в ярость? О, если бы я имел хоть долю его!»

И тут в задних дверях бара показался Шон.

Казалось, что он не вышел, а выскользнул. Двигался он осторожно, не спуская глаз с шакалов прессы. Он остановился, поджидая кого-то. Он не видел Ромео, который остановился в тени в конце улицы.

В своей «миате» подъехала Клио. Шон сел в машину, и они уехали.

У Ромео гулко заколотилось сердце.

«Она моя. Она единственная, кто волнует меня в этом засранном городке, и Шон должен это знать. Неужто он не понимает? Его это не волнует? Не имеет значения для него? Моего лучшего гребаного друга!»

Он последовал за ними. «Миата» основательно вырвалась вперед и ехала не зажигая фар, а он преследовал их через всю Деревню по узкой немощеной дороге до берега океана.

«Миата» остановилась, и Ромео притормозил за ней.

Затем он тихонько вылез, вытащил из багажного отделения кавалерийскую саблю и двинулся к небольшой полянке. Над ней сплелись дубовые ветви, так что она была погружена в темноту, и он неслышно двигался по песку.

Приблизившись к машине, Ромео увидел, что ее окна опущены, и услышал тяжелое дыхание.

Он не почувствовал ни ярости, ни возмущения, ни истерической ревности. Ему показалось, что он испытывает боль, но это была не та боль, которая охватывает тебя с головы до ног.