Но ничего подобного Рейчел не сказала.

Олли показалось, что она не расслышала его из-за громкой музыки, потому что она сидела и смотрела куда-то в пространство. Потом она встала, повернулась к нему и поцеловала его в лоб. «Милый Олли», — сказала она и ушла, продираясь сквозь толпу.

— Вот почему я сюда вернулся, — объяснил Сэндс Вуси.

— Не совсем понимаю…

— Я знал, что в хостеле сейчас никого нет… Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь видел, как я плачу. — Очков он не снял. Слезы текли из-под оправы по круглым румяным щекам.

12

Рейчел Андерсон лежала ничком за штабелем сосновых дров. Сил не осталось; она была как выжатый лимон.

Что-то больно врезалось в живот, но она не шелохнулась. Только стало еще жальче себя. Жалость пересилила все остальные чувства и парализовала ее. Она не плакала; как будто у нее пересохли слезные протоки. Дышала она часто и неглубоко, раскрыв рот, глядя на срез дерева, но ничего не видя.

Мысли в голове путались. Выхода нет. Все двери захлопнулись. Что делать? Можно лишь лежать здесь, в тени, и часто дышать, как рыба, вытащенная на сушу.

Голоса ее преследователей стихли вдали. Они поднялись вверх по склону. Может, увидели на земле отпечатки ее кроссовок и идут по следу. Потом они оглянутся, увидят недостроенный гараж и поймут, что в нем можно спрятаться. Тогда они вернутся и заглянут за дрова; один из них схватит ее за волосы железной хваткой и перережет ей горло. Скорее всего, и крови не будет — у нее ничего не осталось. Ничего. Даже ужаса при воспоминании о коротком и широком клинке. Страх притупился.

Господи, вот бы сейчас оказаться дома!

Ею все больше и больше завладевала смутная тоска — призрачное видение, возникшее из дымки, тихая гавань, голос отца, далекий и слабый: «Не волнуйся, детка, не волнуйся». Вот бы отец обнял, вот бы прикорнуть у него на коленях, положить голову ему на плечо и закрыть глаза. Самое безопасное место на свете.

Дыхание стало ровнее; мысленный образ сделался четче. Мысль обрела форму, инстинктивно и вопреки всякой логике. Надо встать и позвонить отцу!

Он спасет ее.

Если ночью на участке случалось убийство или вооруженное ограбление, дежурные участка «Каледон-сквер» обязаны были по инструкции звонить начальнику участка домой. Более мелкие преступления, совершенные за ночь, могли и подождать до тех пор, пока начальник утром не приедет на работу и не просмотрит отчеты дежурных. Начальник участка «Каледон-сквер», чернокожий суперинтендент, прослужил в полиции четверть века. Он понимал: есть только один способ не сломаться: работать не спеша и беспристрастно. Иначе обилие злодеяний сведет с ума. Сейчас он просматривал отчеты с профессиональной отстраненностью. Обычные дела: домашнее насилие, дебош в пьяном виде в общественном месте, кража сотовых телефонов, угон машин, торговля наркотиками, нарушение тишины, кражи, нападения, появление в общественном месте в обнаженном виде… Кроме того, как всегда, много ложных вызовов.

Происшествие на Львиной голове выбивалось из общего списка. Оно оказалось на седьмой странице отчета. Начальник участка отчеркнул его ручкой и перечитал еще раз, внимательнее. Нерешительная женщина видела на горе девушку, которая утверждала, что ее хотят убить. Потом он взял сводку происшествий по городу, которую принес констебль всего несколько минут назад. Начальник участка «Каледон-сквер» быстро нашел то, что ему было нужно.

Он усмотрел связь между двумя происшествиями. Увидев имя и номер телефона инспектора Вусумузи Ндабени, начальник участка взял трубку.

Вуси шел пешком по Лонг-стрит, направляясь к порту. Он собирался осмотреть ночной клуб «Ван Хункс». Зазвонил телефон.

— Инспектор Ндабени, — ответил он, не останавливаясь.

— Вуси, говорит Гудвилл, — обратился к нему на языке коса начальник участка «Каледон-сквер». — По-моему, у меня для тебя кое-что есть.

Бенни Гриссел стоял с коллегами в приемной отделения скорой помощи. У него возникло острое ощущение дежавю.

Из-за тесноты они держались почти вплотную друг к другу. Пока Франсман Деккер, как всегда с хмурым видом, докладывал о происшествии, Гриссел оглядывал собравшихся: Джон Африка, начальник уголовного розыска провинции, при полном параде. Пышные эполеты, знаки отличия. Ростом Африка был ниже Деккера, зато держался с большим достоинством. В нем сразу угадывалась сила, которая делала его главной фигурой в комнате. Рядом с Африкой стояла хрупкая Тинки Келлерман; в ее огромных глазах читался страх перед столь представительным собранием. Ну и, конечно, широкоплечий красавец Деккер — серьезный, сосредоточенный. Он говорил тихо и настойчиво. Злые языки поговаривали: от его голоса женщины теряют волю к сопротивлению, но Грисселу этого было не понять. Говорили, что у Деккера красивая цветная жена, которая занимает крупный пост в страховой компании «Санлам». Вот отчего он может себе позволить жить в дорогом доме где-то в районе Тейгерберга. Ну а то, что Деккер — ходок «налево»… Возможно, вполне возможно.

Рядом с Деккером — Клуте из отдела общественных связей. Пальцы в табачных пятнах, под глазами вечные черные круги от недосыпа. Клуте, бесконечно терпеливый и спокойный, незаметный, вынужден постоянно разрываться между Сциллой массмедиа и Харибдой полиции.

Сколько раз он уже присутствовал на таких вот летучках, подумал Гриссел, в таких же комнатках, в отделении скорой помощи? Сколько раз они прикидывали, как лучше доложить о происшествии вышестоящему начальству… Правда, сейчас ему не нужно оправдываться, как и Клуте. Он, Бенни Гриссел, — наставник. Правда, он сомневается, что из его наставлений выйдет толк.

Деккер закончил отчитываться, и Гриссел незаметно перевел дух, готовясь к неизбежному выводу.

— Ты согласен? — спросил Африка, переводя взгляд на Гриссела.

— Абсолютно согласен, комиссар, — ответил Гриссел.

Все, кроме Клуте, кивнули.

— Так почему же этот пидор долбаный все никак не унимается? — Комиссар виновато покосился на Тинки Келлерман: — Извините, но по-другому назвать его язык не поворачивается.

Тинки молча кивнула. Она наслушалась всякого.

— Он путается у нас под ногами с самого начала, — сказал Франсман Деккер. — Наорал на констебля у калитки, ворвался в дом чуть ли не силой. Вы ведь знаете, сэр, когда я работаю на месте преступления, я стараюсь все делать так, как положено по инструкции.

— Все правильно. — Джон Африка задумчиво опустил голову и закрыл рот ладонью. Потом поднял голову. — Что там у нас с прессой? — Он выжидательно посмотрел на Клуте.

— Попадет на первые полосы, — ответил Клуте, которому, как всегда, приходилось оправдываться и защищаться. Как будто он виноват в том, что газетчики жаждут крови! — Барнард — человек известный…

— В том-то и штука. — Джон Африка снова задумался.

Потом он поднял голову и, скривив рот, сосредоточился на Деккере. Гриссел понял, что сейчас будет.

— Франсман, тебе это не понравится…

— Комиссар, а может, не надо… — начал Гриссел. Он понимал, что чувствует следователь, когда его отстраняют от дела; в прошлом ему приходилось выслушивать такое.

Африка поднял руку вверх:

— Бенни, если Маутон подаст в суд, от нас мокрого места не останется! Видишь ли, сотрудница полиции находилась совсем рядом, в спальне… Ты ведь знаешь, каковы газетчики. Завтра они напишут: за ней не уследили потому, что дело ведут неопытные сотрудники…

Наконец до Деккера дошло.

— Нет, комиссар… — сказал он.

— Франсман, чтобы между нами не было недоразумений: это произошло в твое дежурство, — сурово заявил Африка, но тут же смягчился: — Я не говорю, что во всем виноват ты; наоборот, я хочу тебя защитить.

— Защитить?

— Пойми меня правильно. У всех нас бывают в жизни черные полосы…

Все понимали: Африка вспоминает прошлые ошибки и недочеты, из-за которых газетчики и политики клевали ЮАПС, словно стервятники.