Эти ярлыки характеров практически не меняются в течение жизни, еще сильнее приклеивая нас к насиженному месту. Мы привыкаем к своему внутреннему мироощущению и вязнем в нем. Подкравшаяся незаметно привычка первична, а её оправдание - подгонка под своё мировоззрение - вторично. Человек полностью зависим от среды обитания и её субъективных интерпретаций. А, когда, мы уже полностью сформированы, - мало что способны изменить в себе. Привычки не меняются уже с детства. Мы всю жизнь лишь потакаем своим излюбленным настройкам. Наш образ с возрастом сгущается и оформлено мутнеет. Было бы лучше с определенного момента делать всё наоборот - для нашего же блага. А всё начинается с детских впечатлений, с синтаксиса неосознанных ощущений, накручивающих на себя ком характерной личности.

Любые системные построения будь то постоянная концентрация внимания на чем-либо или жизненные принципы, поддерживаются другой мобильной частью сознания - текучестью восприятия. Она противоположна системности. Это - поток энергии без узнаваемой формы, точнее утонченной формы синтаксиса следующего уровня, а потому легкого и незаметного. Текучесть можно бесполезно израсходовать чрезмерным системным усилием, но, с другой стороны, умеренной «аскезой» системности тренируется свойство текучести, например, во время медитаций. Но текучести нам всегда не хватает, чтобы размывать свои глубинные привычки. Поэтому, нежелательно надолго удерживать в памяти различные схемы жизненного опыта и делать окончательные выводы для себя без их применения. Так как без практических приложений в импровизации нового опыта вчерашние установки становятся догмой: религии - мертвыми, учения - формальными. Без действующего свежего источника текучести системные построения засыхают. Теории без непрерывного творчества в их применении засасывают в бездну субъективизма и остановки в развитии.

С другой стороны, сами практики, подтверждающие определенные модели отношений с миром не могут оставаться длительное время однообразными. Погружаясь в проверенное историей «делание», мы, во-первых, отсекаем другие возможности, застревая в привычках, а во-вторых, всё приедается, и то, что работало вчера, сегодня просто может стать не интересным. Саморефлексия возникает из фиксирующего однообразия. Чтобы с нею справится, нужны либо большие дозы прежних ощущений – это тупиковый вариант, либо новые подходы - внешние или внутренние.

Обычно, мы неосмотрительно пользуемся энергией изъятой через призму своего эгоизма как избитой схемой энергопотока. Но любые практические схемы длительного и частого использования имеют одну отрицательную черту. Для своего поддержания они требуют все больше энергии в каждом последующем случае. В эго-приложении – это может быть всё большая потребность во внимании со стороны людей, в их любви, почитании, или в получении больших удовольствий тела и т.п. Вместо того, чтобы своевременно «обнуляться» и усиливать здоровую сенсорику, человек, как правило, «загрубляется» и идет в разнос, в сторону больших доз, теряя механизмы различения. С возрастом ему хочется больше острых ощущений: вкуса, звука, цвета, внимания из-за возросшей грубости восприятия. В итоге, органы чувств притупляются от перегрузки.

По большому счету мы все в целом - эгоистичные системщики с перекосом в тональную сторону. Но окончательно эгоистичными могут лишь роботы с их сугубо функциональным системным назначением. Открытые развивающиеся организмы в таком режиме вырождаются и погибают. Так они устроены, что им необходим постоянный свежий приток энергии, открывающийся через постижение мира, через кардинально новые взаимодействия и опыт жизни.

Практика самоосознания направлена именно на этот аспект открытия. С её помощью, прежде всего, прекращается неосознанное потакание собственным привычкам, устанавливающим внутренние барьеры.

Творчески варьируя индивидуальный шаг дискретности самообращений, можно без труда заниматься самоосознанием, сохраняя при этом должную мотивацию даже при интеллектуальных занятиях, а не только при физической деятельности. Лишние дела при такой расстановке приоритетов отпадут автоматически.

Если же насильно принуждать себя к подобным практикам, то самомотивация будет угасать и потребуются фанатичные или же по обыкновению тривиально-социальные меры для её восполнения. Как, обычно бывает в таких случаях, человек вопрошающе разворачивается лицом к социуму, ожидая от него энергию признания в различных формах, вплоть до противостояния к нему. Фанаты, обычно, с пеной у рта готовы разорвать инакомыслящих, а «духовные социальщики» вновь ищут одобрения в глазах у своей «паствы», разыгрывая из себя великих гуманистов и «отцов демократии». Порой это выглядит изысканно и впечатляюще, но не подходит для настоящих искателей. Поэтому «натяжение тетивы лука», при видении цели, не должно превышать определенное усилие, чтобы лук мотивации вообще не поломался или не выпал из рук; свои интересы не стоит насиловать.

Еще одно замечание по практике самоосознания.

А что собственно следует осознавать? Своё тело, дыхание, или иные элементы процесса жизни? Имеет ли это значение?

Если пользоваться мерой эгоизма на шкале проявленности себя в мире, то можно эффективно осознавать эту меру тяжести своего «Я» в различных жизненных обстоятельствах. И постоянно минимизировать свою давящую проявленность во всех взаимодействиях не только внешних, а скорее внутренних. Например, во время осознанных сновидений или момента засыпания, или медитаций. Наш ум всегда неосознанно парит, совершая нежелательное действие: сгущает эго, выставляя наше «я» в красный угол, на место самолюбования. Теперь эту работу самоосознания следует проводить в точности наоборот. Растворять эго в части реактивной деятельности ума, позиционироваться так, как будто вас нет, при любой возможности, когда это не связано лишь с необходимостью выживания. Даже пытаться растворять форму, задавая, к примеру вопрос: где граница между мной и реальностью и т.п.? Тело обычно расходует энергию в режиме системности и приобретает её в текучести.

Наше текучее бессознательное всегда в работе. И если его верно озадачить, то возможно получить навыки практики самоосознания в стремлении к утончению, при растворении нашего эгоизма. А именно, как только ощущается проявление эго как некая самосфокусированность в свете нездорового интереса определенной привычки, тут же прикрываем этот горячий гейзер «Яя» в ряду иных пульсаций сознания. Тут требуется долга практика различения туманностей и сгущений своей субъективности на лунной дорожке меж звезд, которой нет конца. Так, с одной стороны, мы постоянно взламываем бункера бетонных привычек и размываем свои излюбленные приемы, схемы поведения, а с другой, создаётся новый действующий центр второго внимания. К тому же эта работа проводится осознанно, мы творим свой внутренний мир в отличие от бесконтрольного парения ума.

В итоге формируется самоосознающий наблюдатель, у которого нет характерных черт, присущих определенной личности. Нет подтверждающего его личность разговора с самим собой. Есть лишь некое присутствие без формы и названия, не оставляющее следов в неведомом. -Ускользающая игра, намеренно стирающая конкретику форм прошлого и смывающая волнами импровизации свои «следы на песке». Индивидуальность в любом случае как-то проявится, но уже где-то в сферах абстрактного. Так можно постепенно перейти на язык ощущений и энергий в непрерывное, не отягощающее осознание самого себя.

Отметим одно проявление в жизнедеятельности социума. У его приверженцев имеется интересная особенность в их стиле жизни. Они культивируют полное отсутствие осознанности в своих снах и максимальное увеличение характерной осознанности в бодрствовании. Первое им необходимо для максимального и быстрого набора энергии, а второе для её траты на различные дела: работу, учебу, получение удовольствий. В мире людей развита культура весьма специфического бодрствования, и совершенно забыта культура сновидений, потому они их не помнят, и говорить им тут не о чем.