Спустя неделю ко мне впервые с момента заточения пустили родителей. Они долго и бессвязанно говорили ласковые слова, которые не находили отклика в моем сердце. Любимая, родная, доченька… А не они ли сотворили это со мной?! Довели до умственного истощения. Отторжения родства. Поиска утешения на чужом плече. Где они были раньше, когда я училась ненавидеть их? Занимались исключительно собой, а теперь вдруг опомнились. Не верю их лживым речам. Выйду из клиники и опять обожгусь равнодушием.

Навестил Станислав. Он полдня провел в палате и пытливо изучал меня, произнеся два слова: здравствуй и до свидания. Что он искал? Я не могла спросить его об этом - один из осколков воткнулся в горло под подбородком и повредил связки. Прописали молчание, жидкие пюре и каши. Уходя, он столкнулся в дверях с моей матерью, кивнул ей, как старой знакомой и удалился. Родительница смутилась, шарахнулась в сторону и испуганно посмотрела на нечаянного свидетеля сцены. Меня. Пришлось разыграть непонимание.

Все потом… Встану на ноги и вытрясу правду из всех, кто задолжал мне по тайнам. И зарекусь совать в них свой нос. Они до добра не доводят. Я убедилась на личном опыте. Меня зашивали четыре обычных хируга и два рэ-специалиста. Тридцать шесть порезов. Три осколка прошли рядом с жизненноважными органами. Сантиметр вправо или влево и… Врачи осматривали раны, делали перевязки. По их общему мнению кто-то отмолил меня у Человека.

Следующие две недели я провела за разговорами с психиатрами. Заботливые доктора задали тысячу и два вопроса. Упорно называли избавление от болезни попыткой покончить с собой. Я поддакивала исковерканному смыслу моего поступка: никто из песонала в тот вечер не обратил внимание на отражение в зеркале и не слышал предложения порождения Зверя, а это было именно оно, и ни один дядечка в зеленом халате не убедит меня в обратном.

Галлюцинации? Да, видела. Сейчас, уже нет. Лечение подействовало. Агрессия к людям? Нет-нет, я всех люблю. Хочу ли я жить? А кто не хочет! Роль выздоравливающей прилипла ко мне, словно вторая кожа, но я ощущала ее. Серую, рыхлую и с признаками разложения. Надеюсь, фальшивая шкура продержится еще немного, прежде чем я ее сброшу и покажу приобретенное обновленное перенесенными испытаниями лицо. Озаренное не кострами гнева, а посеребренное морозной свежестью бриллианта. Невозможно остаться прежней, станцевав на цыпочках на кончике иглы и удержавшись от падения.

В университет я вернулась на третьей неделе октября. Одногруппники встретили меня настороженно: их никто не оповестил о подробностях моего отсутствия. Но постепенно плотину отчуждения прорвало, и они затопили меня интересом. Франц и тот вручил мне не первой свежести красную розу. На большее денег, видать, не хватило.

Доподлинно знали где я была и от чего лечилась только ректор и мой будущий куратор. Скайди Скилл прислал мне письмо на пять страниц оптимистического настроения. Инструкции по подготовке к переезду перемежались веселыми историями и анекдотами о студенческих буднях.

Ошанский не вылезал из нашего домовладения, демонстрируя родителям ум и начитанность. Вечера вчетвером за обсуждением последних новостей стали нормой, а также обсуждения за закрытыми дверьми без моего участия, но с приглашенными экспертами-психиатрами. Станислав не проявлялся иных чувств, кроме дружеского участия в судьбе спасенной им девушки. Пока…

Сияющий медным блеском антикварного чайника не вышел из кабинета едва ли не в обнимку с моим отцом. А потом, опустившись на одно колено, сделал мне предложение по всем правилам аристократии. Увы, он осчастливил меня при Клейморе…

Глава 10

Обнаженное тело извивается в темноте, подпевая ее движениям страсти. Мужчина покрыт капельками пота. Призывно влажно блестит. Его грудь вздымается часто. Он жадно хватает теплое марево раскаленного воздуха ртом. Тьма то проглатывает его почти целиком, слизывая языками безсветного тумана драгоценную солоноватую жидкость, то дает секунды передышки. Торс дергается искривленный судорогой. На руках, спрятанных в промежности вздулись синие вены. Бедра конвульсивно двигаются, зияя провалами напряженных ягодичных мышц. Его лицо не разглядеть под косо наброшенным пиратским платком, скроенным из сути ночи. Лишь просвечивают… Тускло… Янтарные глаза с вертикальным зрачком… Толщиной с волосок… Экстаз… Да… Да! ДА!!!

Эрнест проснулся. На улице вовсю властвовал полдень, который, проникнув через узкое окно в спальне, порядочно нагрел коричневое постельное белье. Видать и его голову тоже, раз такое снится! Виконт усмехнулся. Можно сколько угодно прятать за шутками значение сновидения, оно от этого не изменится. Место на кровати рядом с мужчиной пустовало - жена встала и, наверное, занимается своими делами. И ему пора присоединиться к заботам.

Полноватые волосатые ноги аристократа почтили ступнями ковер. Пальцы поджались от прикосновения прохладного ворса, но быстро привыкли. Мужчина поднял из кресла небрежно брошенный вечером халат, завернулся в него и направился в умывальню. Отвернул фарфоровый набалдашник латунного крана и погрузил ладони под горячую воду. На прошлой неделе подправленная Скайди рэ-печать на нагревательном элементе водопроводной системы отлично справлялась с обязанностями. Эрнест мог и сам исправить поломку, но предпочитал выполнять тонкие операции на ажурном человеческом теле.

Утренний, а в это время дневной, моцион завершила процедура завязывания шейного платка перед зеркалом. Даже в домовладении, даже наедине с женой лорд выдерживал стиль и опрятность в одежде и внешнем виде в целом. Распорядок жизни, некоторые атрибуты статуса служили аристократу прочной закаленной цепью, что не давала ему забыться. Напоминала… О человечности. Как бы…

Жена орудовала на кухне ножом. Частый стук разделочного тесака о деревянную доску скулящим ожиданием отзывался в желудке Эрнеста. Раз Реяна взялась стряпать, подвинув с законного места возле плиты кухарку, то обед потрясет рот вкусовыми изысками. Дождаться? Или перекусить холодными блинчиками с лососем? Найдя компромисс с собой, мужчина положил на тарелку парочку аппетитных рулончиков.

Женщина бросила лисий взгляд из-под упавших на лицо золотистых локонов, показала на миг улыбку и, вытерев руки о передник, заварила настой из собственноручно собранных ингредиентов. Мммм… Один запах вызывал настойчивое желание шевелиться и двигаться содержащимся в нем зарядом бодрости от лесных трав. Некоторые - уникальны, и растут только на суровом полуострове Кохта на берегу чистейшего озера Толокто.

Эрнест наклонился над полученной из рук жены чашкой, вдохнул терпкий запах, подул на светло-коричневого оттенка жидкость с распаренными ягодами брусники и клюквы и после глотнул обжигающей небо жидкости. Теперь и поговорить можно…

- Добое утро, любовь моя! - перекричал Эрнест ритмичный грохот кухонного ножа.

- Доброе утро, соня! - отозвалась женщина. - Какие планы на сегодня? Вчера ты не успел поделиться ими со мной, - она коварно улыбнулась, - предпочел занять губы кое-чем другим.

- Ты же не осталась обделенной? - мужчина прошелся изучающим взглядом по фигуре Тересы. Они знакомы шесть лет, но научиться определять ее эмоции лорд не смог. Ее настроение - постоянно и хаотично меняющийся калейдоскоп, где внутреннее содержание не всегда соответствует внешним проявлениям.

Жена рассмеялась, отбросила с носика особо настырную прядь.

- Нет… Я бы не стала ждать до утра, чтобы высказать недовольство, - доведенный до состояния манной каши лук отправился подрумяниваться на чугунную сковородку. - Так? Я слушаю тебя… - новый бумажный пакет с мукой пыхнул белесым облаком после вскрытия.

- Я посещу школу. Мы со Скайди договорились обсудить элементы учебного процесса. Он не всем доволен. Вечером я приведу его к нам в гости. Он желает проверить твои успехи, Тереса.

Тесак воткнулся в доску, расколол ее, вонзился в столешницу и задрожал, дребезжа. Виконтесса оперлась руками на стол. Ее скулы порозовели, а суставы пальцев на краю стола побелели.