– Прибыл на усиление. Господа Дитерхази и Родригес прислали меня в нагрузку к "Дюрандалям", чтобы контейнер плотнее набить!

– Вот кого я рад видеть, так это вас! Я тут совсем зашиваюсь с новобранцами! – Я улыбнулся и даже прижал ладонь к сердцу, чтобы усилить накал искренности.

Мы отошли в сторонку.

Фернандо в обрамлении сварочных искр, бьющих за его спиной из борта потрепанного "Горыныча", кратко расспросил меня о новостях и о жизни. Я рассказал, а потом поинтересовался, какого дьявола он здесь забыл.

– Сейчас здесь очень опасно. Клоны того и гляди нагрянут, – закончил я.

– А, ерунда. Я испытываю новую технику и могу гробануться каждый день, – отмахнулся Гомез. – К тому же, мне идут по контракту очень неплохие надбавки за риск. Или ты думаешь, что я к вам бесплатно? – Гомез подмигнул с отменным ехидством.

– Помню, помню. Цель жизни. Шале в Швейцарии, джакузи и две загорелые малышки с коктейлями? – Я засмеялся.

– Не в Швейцарии! На Корсике! И не шале, а пьяццо! – Поправил тот и добавил хрусталя в звон моей радости, как сказали бы клоны, чтоб их цирроз забодал.

После, когда он удалился, а лекция закончилась, меня отозвал Грузинский "на поговорить".

– Аккуратнее с Гомезом, – сказал Андрей. – Фернандо корчит свойского парня, но на самом деле он – стукач концерна. И вообще, стукач по призванию. Он тут за мной приглядывает, на предмет невосторженного образа мыслей. Контракт с DiR у меня еще не отработан! И, готов спорить, уже договорился с Особым Отделом. Будет вам, пилотам, личные дела портить за малую мзду.

Да, инженер Грузинский пилота Гомеза не любил!

А мне что?

Я в концерне провел несколько увлекательных месяцев – там все на всех стучали, что ж теперь, кровью блевать? Кроме того, я не понимаю паранойи некоторых товарищей по отношению к ГАБ. Можно подумать, им нечем больше заняться, особенно здесь, на Восемьсот Первом парсеке, по сравнению с которым тюрьма сойдет за санаторий. А уж мое личное дело... знали бы вы, наивный товарищ Грузинский, что понапихали в него наши любимые органы!

Лично мне Гомез был по-человечески симпатичен. Во-первых, пилот классный, от Бога. Такие люди кончеными мерзавцами не бывают, по крайней мере, мне не попадались. Во-вторых, он напоминал мне Комачо Сантуша, отчего симпатии взлетали до черных небес.

Что еще было до начала Битвы Двухсот Вымпелов?

Еще были три вылета на охоту за ракетными мониторами. Два раза прогулялись – чисто как на уток по осени.

– Что-то клоны совсем мышей не ловят. – Сказала рация голосом Ибрагима Бабакулова – замкомэска И-02, когда мы упокоили очередную пару гаденышей в районе внешнего пояса астероидов и собрались домой на "Рюдзё".

– Им совсем не жалко мониторов, что ли, – согласился Бердник. – Дрянь корыта, конечно! Но ведь и они денег стоят!

– Помяните слово Егора Кожемякина, – включился еще один наш, из второй истребительной, – это добром не кончится.

– Согласен с Егором. Или клоны окончательно рехнулись, или одно из двух. – Прокомментировали дискуссию со стороны штурмовиков.

– Отставить каркать! – Рявкнул Василий Готовцев, комэск-два. – Есть приказ – значит работаем. Хоть по монитору, хоть по линкору со всем фаршем! Чтоб я подобной трескотни в эфире больше не слышал! И-02, всем ясно?

Готовцева любили. Отец-командир и штатный герой гвардейского экипажа. Телом атлет, лицо как из мрамора, грудь в орденах. Всё сплошь боевые "брюлики". Всякую чушь типа "540 лет ВКС", "За выслугу" и прочих "Инвалидов Куликовской битвы" он принципиально не носил.

И вот – третий рейд на мониторы.

Нас как самых опытных "мониторобойцев" послали в систему Вильдештерн. В рамках "ведения гибкой обороны с постоянными контрударами".

Система была единственной колонией Синапского пояса, которую клонам не удалось захватить. С ходу не получилось, а стратегическая ее ценность на дальнем фланге пояса была настолько незначительной, что больше попыток не предпринимали. Единственная прохладная планета – Вестервальд – для обитания не пригодна. Газовый гигант, где там жить? В атмосфере Вестервальда болтались станции-"газососы", а на многочисленных спутниках добывали полезные ископаемые.

Итак, попыток штурма не предпринималось, зато флот Конкордии активно "сохранял лицо", с регулярностью маньяков бомбардируя тамошнюю инфраструктуру. Вот мы и полетели дать по зубам обнаглевшему агрессору.

Как и предсказывал прозорливый безвестный штурмовик, "или одно из двух". Мониторы оказались приманкой. Пока мы таились в засаде в тени спутника, ударный авианосец "Тиштар" и легкий "Хордад" таились за другим спутником. С пятью фрегатами.

Вместо охоты случился быстрый драп, в ходе которого нас настигла волна дальнобойных ракет с борта фрегатов. Домой не вернулись семеро. Среди фамилий зеленой молодежи, как обелиск над кладбищем, высилось имя: В.А. Готовцев.

Коля Самохвальский видел как флуггер с котом на киле подставился под ракету, прикрывая кого-то из пополнения. Кот – таков был позывной комэска.

Чуть не забыл!

В начале марта меня представили к отважной медали за крайне неосмотрительную выходку.

Задание было: прорвать блокаду планеты Грозный. Доставить груз ракет "Зенит" и всякой тушёнки для субмарин ПКО, которые прикрывали небо над ушедшей в леса танковой дивизией.

"Грозный... не успел соскучиться", – думал я. А еще я думал: "Как ты доставишь те ракеты на подводную лодку?! Сомневаюсь, что в районе ожидания на ледяном Южном полюсе среди айсбергов сыщется достойная ВПП, а клоны дадут разгрузиться, перетащить контейнеры на лодки и улететь".

Всё верно. Выстроили нас на полетной палубе и вызвали добровольцев. Кто тут, мол, герои? Кто готов пилотировать "Андромеду" с "Зенитами" и сесть на палубу субмарины?

– Я, я готов! – Завопил ваш покорный слуга и сделал шаг вперед. В самом деле, на рыболовецкий сейнер я садился, вожделея денег, так неужто братьям в осаде не помогу?

Помог, ага.

Сел.

В компании других отморозков.

Думал, облысею!

Когда возвращались на орбиту, думал, что еще и обделаюсь, так как нас накрыли клоны. А я на "Андромеде"! Совершенно голенький и беззащитный! Спасибо подводникам, которые шарахнули из-под воды так, что конкордианский авианосец ретировался в панике.

В том вылете погибли два моих однокурсника: Переверзев и Терновой.

Я не плакал, нет. Столько смертей было вокруг, что слезы иссякли.

Примерно тогда же из небытия вернулся Сашка Пушкин. Оказывается, выжил, хороняка! Попал в плен, бежал, снова попался, содержался на какой-то неведомой планете, а потом его выменяли вместе с остальными на пленных конкордианских заотаров. Словом, везучий сукин сын!

"Сукин сын", кстати, плакал, когда узнал, сколько нас осталось. Как Самохвальский произнес фамилию Готовцева, так извинился и пошел в гальюн. Откуда вышел минут через десять с красными глазами.

Мы ничего не сказали. Шуточки по такому поводу неуместны. А я позавидовал. Я-то плакать совсем разучился, хотя стоило бы.

Итак, я не лил слез. А что я делал? Я молился. За себя, за своих, за Россию. Но больше всего я молился, чтобы на тактический экран из черноты космоса не выплыл корытообразный нос тяжелого авианосца "Римуш". Ведь на нем сражалась моя любимая – лейтенант флота Конкордии Рошни Тервани.

Словом, такой вот пролог.

Теперь сама история.

Перед главной площадью Города Полковников для парада, колоннами, строились войска. В каждом городе, даже таком "неправильном" как Город Полковников, должна быть площадь.