Etin Caliginibus, Lux.

In Arcu imperium est,

Etin

imperio

,

Nox

"

— Ну конечно, — прошептала Лив, приближаясь к свету. — Заклинание. Ob Lucem Libertas. Свобода в Cвете, — она посмотрела на меня. — Закончи его.

Я перевернул бумагу. На обратной стороне не было ничего:

— Здесь все.

Глаза Лив в ужасе распахнулись:

— Ты не можешь бросить его на середине. Это невероятно опасно. Сила Светоча, не говоря уже о Светоче Равенвуда, может убить нас. Он способен убить…

— Ты должна его закончить.

— Я не могу, Итан. Ты же знаешь, что не могу.

— Лив, Лена погибнет… ты, я, Линк, Ридли — мы все погибнем. Мы зашли так далеко, как только это возможно для Смертных. И мы не сможем в одиночку доделать остальное… — я положил руку ей на плечо.

— Итан, — она прошептала мое имя, одно лишь имя, но я услышал все то, что она не смогла сказать, почти так же ясно, как слышал голос Лены, благодаря келтингу.

У нас с Лив была своя, особенная, связь. Это не было магией. Это было чем-то очень человеческим и очень настоящим. Лив вряд ли была довольна тем, как все сложилось между нами, но она все понимала. Она понимала меня, и какая-то частица меня верила, что так будет всегда.

Я хотел, чтобы все было иначе, чтобы в конце всего этого Лив получила все, что хотела, что не имело ничего общего с потерянными звездами и небесами магов. Но Лив не была целью моего пути. Она была лишь его частью.

Она посмотрела мимо меня на Светоч, продолжающий источать свет прямо перед нами. Ее силуэт, окаймленный светом, казался таким ярким, как будто она стояла перед солнцем. Она потянулась к Светочу, а я вспомнил свой сон, в котором Лена тянулась ко мне из темноты.

Две девушки, которые были столь же разными, как солнце и луна. И без одной из них я никогда не смогу найти дорогу, ведущую к другой.

В Свете сокрыта Тьма, и во Тьме сокрыт луч Света.

Одним пальцем Лив дотронулась до Светоча и начала говорить:

"In lllo qui Vinctus est,

Libertas Patefacietur.

Spirate denuo, Caligines.

E

Luce

exi

"

Глядя на светящийся шар, она плакала, и слезы ручейками стекали вниз по щекам. Она выдавливала из себя каждое слово, как если бы они были высечены у нее внутри, но она не останавливалась.

«Тот, кто Свету дал обет,

Вновь свободу обретет.

Оживи, Тьма, на долгие лета,

Выйди из Света».

Голос Лив дрогнул. Она закрыла глаза, и последние слова произнесла медленно в темноту между нами:

— Выйди. Вы…

Слово оборвалось. Она протянула мне свою руку, и я взял ее. Линк доковылял до нас и положил сверху руку, Ридли схватила его за другую руку. Лив дрожала всем телом. С каждым словом она все сильнее удалялась от своего священного долга и от своей мечты. Она встала на чью-то сторону. Она сама стала участницей события, которое должна была лишь сохранить для истории. Когда все закончится, при условии что мы выживем, Лив больше не сможет быть Хранителем-стажером. Она принесла в жертву свое предназначение, то единственное, что привносило смысл в ее жизнь.

Я и представить не мог, что она сейчас чувствовала.

Наши четыре голоса слились воедино. Пути назад не было.

E

Luce

exi

!

Выйди из Света!

Взрыв был настолько разрушительным, что камень из-под моих ног отлетел в стену позади меня. Всех нас бросило на землю. Я почувствовал во рту вкус мокрого песка и соленой воды, и понял, что мама хотела мне сказать все это время.

Каменная пещера, покрытая мхом, песком и морской водой, наполнилась световым туманом. Сначала сквозь него я еще видел стены пещеры, как будто это был очередной призрак. Вода просачивалась сквозь него, а сам он не касался земли.

Потом свет приобрел очертания, очертания приняли форму, а форма стала человеком. Его руки стали руками, тело — телом, а лицо — лицом. Лицом Мэйкона.

Я услышал слова мамы. Теперь он с тобой.

Мэйкон открыл глаза и посмотрел на меня. Только ты мог вернуть его.

На нем была та же сгоревшая одежда, что и в ночь, когда он умер. Но кое-что все же изменилось.

Его глаза были зелеными.

Как у Мага.

— Рад видеть вас, мистер Уэйт.

Глава тридцать пятая

Двадцатое июня. Во плоти

— Мэйкон!

Я сдерживался изо всех сил, чтобы не броситься ему на шею. Он же взирал на меня спокойно, стряхивая со своего смокинга куски обгоревшей ткани. А в глазах плескалась тревога. Я привык к блестящим черным глазам Мэйкона Равенвуда — инкуба, глазам, в которых не было ничего, кроме твоего собственного отражения. А сейчас он стоял передо мной, с глазами такого же зеленого цвета, как и у любого Светлого мага. Ридли во все глаза смотрела на него, но не издавала ни звука. Мне нечасто приходилось видеть Ридли, потерявшую дар речи.

— Премного благодарен, мистер Уэйт. Премного благодарен, — Мэйкон покрутил головой из стороны в сторону и размял руки, как будто очнулся после долгого сна.

Я нагнулся и поднял Светоч, валявшийся на грязном песке:

— Я был прав. Все это время вы были заключены в Светоче.

Я вспоминал, сколько раз я держал его в руках и полагался на него в поисках пути. И каким знакомым было исходящее от камня тепло.

У Линка тоже явно были проблемы с осознанием того факта, что Мэйкон жив. Не отдавая себе отчета в своих действиях, он протянул руку, чтобы дотронуться до него. Мэйкон мгновенным движением перехватил руку Линка. Тот дернулся.

— Прошу прощения, мистер Линкольн. Боюсь, мои рефлексы немного… рефлексивны. В последнее время я был лишен общения.

Линк потер руку:

— Зря вы так, мистер Равенвуд. Я просто хотел, ну знаете… Мне показалось, что вы…

— Кто? Морок? Или хмарь, может быть?

Линк поежился:

— Вы мне скажите, сэр.

Мэйкон развел руки:

- Хорошо же, продолжайте. Будьте любезны.

Линк вытягивал ладонь так робко, будто собирался на спор накрыть ею свечу на праздничном торте. Его палец сократил до миллиметра расстояние до изорванного пиджака Мэйкона и замер.

Мэйкон вздохнул, закатив глаза, и приложил ладонь Линка к своей груди:

— Видите? Плоть и кровь. Теперь между нами есть хоть что-то общее, мистер Линкольн.

— Дядя Мэйкон? — Ридли подобралась к нему, наконец-то осмелившись заглянуть ему в лицо. — Это, правда, ты?

Он всмотрелся в ее голубые глаза:

— Ты утратила свои силы.

Она кивнула, и глаза ее наполнились слезами:

— Как и ты.

— Некоторые из них — да, но подозреваю, что приобрел другие, — он потянулся к ее руке, но она отстранилась. — Пока не знаю точно. Я все еще где-то посередине, — он улыбнулся. — Это как стать подростком. Во второй раз.

— Но у тебя зеленые глаза.

Мэйкон покачал головой и скрестил руки:

— Верно. Моя жизнь как инкуба закончилась, но Переход еще не свершился. И хотя глаза у меня цвета глаз Светлых магов, я по-прежнему чувствую внутри себя Тьму. Она еще не окончательно сгинула.

— А я не совершаю Перехода. Я — ничто, Смертная, — последнее слово она произнесла так, будто оно было проклятием, и печаль в ее голосе была неподдельной. — В Порядке вещей для меня больше нет места.

— Ты жива.

— Я этого не ощущаю. Я бессильна.

Мэйкон взвесил сказанное ею в уме, словно пытался определить по ее нынешнему состоянию, где она находилась:

— Ты тоже должна быть в центре Перехода, или же это один из наиболее впечатляющих трюков моей сестры.

Глаза Ридли засияли:

— Это значит, что мои способности могут вернуться?

Мэйкон внимательно посмотрел ей в глаза:

— Думается мне, для этого Сарафина слишком жестока. Я лишь имел в виду, что ты еще не можешь быть полноценной Смертной. Тьма не оставляет нас так легко, как нам бы того хотелось, — Мэйкон неловко притянул ее к груди, и она уткнулась лицом в его пиджак, как будто ей было лет двенадцать. — Нелегко быть Светлой, когда успела побыть Темной. Это уже слишком много, чтобы просить о чем-то бульшем.