Бледсоу сидел и смотрел на нее. Наконец он спросил:

– Ты думаешь, он тебя изнасиловал?

– Нет.

Карен знала, что Бледсоу – очень хороший полицейский, но ей еще ни разу не доводилось испытывать на себе его способность безукоризненно проводить допросы. Он с легкостью сложил два и два – вероятно, ее жестикуляция и мимика подсказали ему правильный вывод. На своем веку он перевидал достаточно жертв сексуального насилия, чтобы понимать, что к чему.

– Но если ты не помнишь, что произошло, как ты можешь быт уверена?

Карен нахмурилась и метнула на него неприязненный взгляд:

– Я бы знала, если… если бы он входил в меня.

Бледсоу встал и уставился на стену с таким видом, словно его чрезвычайно заинтересовали пятна сырости и потеки краски. Потом он снова повернулся к ней.

– Мы должны прижать этого малого к ногтю, Карен. Прошу тебя, подай жалобу.

– Ага, ты здорово придумал, ничего не скажешь! Представляешь, как я буду выглядеть, когда ко мне придет коп, достанет свой блокнот и скажет: «Итак, агент Вейл, расскажите мне, что произошло». А я ему отвечу: «Будь я проклята, детектив, но я не знаю, что случилось! Я ничего не помню». Даже если он не забудет о чести мундира и привлечет Дикона к ответственности, в суде дело рассыплется, как карточный домик. Адвокат защиты просто разорвет меня на куски. «Вы хотите сказать, агент Вейл, что вы подали заявление в полицию о том, что на вас напали, хотя не помните даже того, ударил вас кто-нибудь или нет? Может быть, вы всего лишь споткнулись, упали и ударились головой. В сущности, о том, что произошло, вы не помните ровным счетом ничего, не так ли?»

Не говоря уже о том, что я оставила свой «Глок» в доме Дикона, а потом угрожала вышибить ему мозги.

Карен раздраженно отмахнулась.

– Дела не будет.

И тут ее как громом поразило.

–  Дело,будь оно все проклято! Вот что я должна была сделать в десятьчасов утра. У меня была назначена встреча с адвокатом по поводу Джонатана.

Карен схватила свой сотовый телефон, договорилась о переносе встречи и перезвонила в школу Джонатана, чтобы ему передали, почему она не заехала за ним.

Закончив разговор, Карен повернулась к Бледсоу и заметила, что он по-прежнему недовольно хмурится.

– Мы можем взять его, посадить в камеру, а потом я надавлю на него и он сделает признание. Я уверен, что смогу этого добиться, Карен. А даже если и не смогу, то все равно стоит попытаться хотя бы ради того, чтобы посмотреть, как он будет корчиться и изворачиваться.

Карен устало откинулась на спинку стула.

– Нет, я сама разберусь с ним. Но все равно спасибо. Я благодарна тебе за помощь и сочувствие.

Бледсоу еще несколько мгновений разглядывал ее.

– Смотри только, не сделай чего-нибудь такого, о чем после будешь жалеть.

– Пусть этим займется мой адвокат, ладно? – Она с трудом выдавила улыбку. – Но я пожалею о своем решении, когда получу от него счет за услуги.

…восемнадцатая

После разговора с Бледсоу о Диконе Карен устроилась за длинным столом в гостиной и принялась перелистывать дело Окулиста Чувство, что она упустила из виду что-то важное, крепло. Кроме того, появилась информация, которую она попросту не успела как следует проанализировать.

Около половины второго в штаб-квартиру пожаловала Мандиза Манетт с сумкой через плечо, набитой документами и канцелярскими принадлежностями. Оккупировав столик в дальнем углу гостиной, она приклеила ленту, на который было выведено ее имя, на ящик металлического картотечного шкафчика и принялась раскладывать на столе свои бумаги. Желтыми кнопками Мандиза приколола к стене фотографию молодой девушки. Поприветствовав ее коротким кивком и не обменявшись ни словом, Карен вернулась к своей работе.

Следующим, спустя полчаса, прибыл Бубба Синклер. Он немного поболтал с Бледсоу о «Чикаго Бэарз», футбольной команде своего родного города, после чего занял место за столом у двери в столовую. Он поставил перед собой парочку фотографий в рамках – Карен не видела, кто на них изображен, они были повернуты к ней обратной стороной, – присовокупив к ним баскетбольный мяч с автографом. Подняв голову, Синклер поинтересовался:

– Мы запираем эту конуру на ночь или как?

– Запираем и ставим на сигнализацию, – подтвердил Бледсоу. – Техники установили систему защиты сегодня утром, после того как ты ушел.

– Что это у тебяза мяч? – пожелала узнать Мандиза.

– Я принимал участие в расследовании убийства отца Майкла Джордана. Так, ничего особенного, пришлось побегать немного для полицейского управления Каролины. Но Эм-Ди оценил мою работу и подарил мяч сосвоим автографом.

– И что, теперь это твой талисман?

– А почему нет? Немного везения нам не помешает. Вдруг поможет…

– Как скажешь. Кроличьи лапки, заговоренные амулеты на счастье… Нет проблем! – подхватила Манетт. – Только давай обойдемся без заклинаний и камлания, договорились? Этого я не потерплю.

– А как ты отнесешься вот к этому? – Синклер вытащил из-под рубашки висевшее на шее большое ожерелье.

– Позволено мне будет спросить, что это такое?

– Мое счастливое охотничье ожерелье. – И Бубба принялся любовно перебирать нанизанные на кожаный шнурок зубы самых разных форм и размеров. – Я сам выдирал каждый. Медведь, олень, даже лось… Вот с этим пришлось повозиться больше всего. – Найдя медвежий зуб, он поднял его, чтобы всем было видно. – Впрочем, не стану утомлять вас рассказом о том, как мы завалили зверюгу, а потом удаляли у него мой талисман.

– Убери эту штуку с моих глаз! – заявила Манетт. – Я люблю животных.

– Эй, я тоже их люблю! – возразил Синклер с оскорбленным видом.

Карен, не принимая участия в шутливой перебранке, откинулась на спинку стула и прикрыла глаза – она мысленно выстраивала логическую цепочку и должна была сосредоточиться на своих умозаключениях.

Где-то в течение часа к остальным присоединились Робби и Чейз Хэнкок. Каждый облюбовал себе укромное местечко для работы, причем Робби вполне предсказуемо устроился поближе к Карен, тогда как Хэнкок предпочел сесть к ней спиной в самом дальнем углу.

– У меня есть кое-какие соображения, которые я хочу предложить вашему вниманию, – начала Карен, когда все расселись по своим местам.

Собравшиеся как по команде повернули головы в ее сторону или хотя бы сделали вид, что слушают.

– Я пыталась понять, почему он прокалывает своим жертвам глаза. Очевидно, это действие представляется преступнику исключительно важным. Оно приносит ему чувство успокоения и удовлетворяет глубокую внутреннюю потребность. Тот факт, что выкалывание глаз является составной частью его почерка, а не МО, может содержать ключ к пониманию того, кто он такой на самом деле.

– Почему? – сразу же спросил Бледсоу.

– Потому что ему не нужно делать этого, чтобы подчинить себе жертву. Она уже мертва к этому времени, – пояснил Хэнкок.

Бледсоу повернулся к Карен, ожидая подтверждения. Она неохотно кивнула в знак согласия.

– Ну а зачем он протыкает жертвам глаза?

– Хороший вопрос. В прошлом году наш отдел высказал несколько предположений в отношении жертв номер один и два однако к единому мнению мы так и не пришли. Но у меня такое чувство – правильнее будет назвать его гипотезой, – что он поступает так из-за того, что сам страдает от какого-то физического недостатка. Шрам на лице, старая рана, угревая сыпь, заячья губа – не могу сказать точно, но это стоит проверить.

– Я займусь этим! – заявил Синклер. – Бывшие заключенные освобожденные на протяжении последних нескольких лет, отсидевшие за тяжкие преступления, лица которых чем-то обезображены или изуродованы. Этот список можно будет сопоставить с тем, что у нас получится после кровавых рисунков.

– Это всего лишь гипотеза, – поспешила остудить его энтузиазм Карен.

Бледсоу нахмурился.

– Пока что у нас нет ничего, кроме гипотез и предположений. Карен коротко кивнула в знак согласия.