Но никому из нас и в голову не пришло, что тут можно соскучиться. Словно трое послушных школьников, мы заворожено наблюдали, как, проверив местоположение каждого актера, режиссер заметил непорядок в костюме мисс Сильвестр. Он повелительно поманил кого-то пальцем, и рядом тут же оказалась мисс Трипп, костюмерша, с подушечкой, утыканной булавками и иголками, которая сразу же стала взволнованно хлопотать и кудахтать, как черная минорка. К тому же мистера Пембертона не устроило качество бакенбард дворецкого, и возникший гример послушно привел их в порядок.
— Должна сказать, — склонившись ко мне, шепнула Таня, — что, как бы мне ни нравился этот человек, работать с ним я бы не хотела. — Мама неодобрительно покачала головой и напомнила, что шептаться невежливо. Тем более отпускать замечания в адрес тех, у кого в данный момент мы в гостях.
И наконец, лишь когда церковный колокол в Дервент-Лэнгли пробил семь часов, мистер Пембертон наконец остался доволен. В последний раз, внимательно осмотрев всех и вся, он крикнул:
— О'кей! Мотор!
Это был приказ к началу работу оператора и звукорежиссера, ибо вокруг первой камеры тут же засуетились люди, а человек с наушниками, стоящий рядом с большим агрегатом на консоли, крикнул:
— Пошла запись!
Затем перед камерой появился рыжеволосый парень с хлопушкой и вскинул какую-то небольшую черную доску, состоящую из одной большой и двух маленьких секций. На них было написано название фильма («Лунные всадники», режиссура Николаса Пембертона), а на нижней части: «Эпизод 17, дубль 1».
На верхней части доски была такая откидная полоска, напоминавшая лезвие ножниц. Парень с хлопушкой приподнял ее и с треском опустил.
Словно давая понять, что мы отлично поняли наступление того момента, о котором предупреждал мистер Пембертон, мама приложила палец к губам, глянув сначала на Таню, а потом на меня. Обе мы послушно закивали в ответ.
— Пошли! — крикнул мистер Пембертон, и, словно две марионетки, которые, дернувшись, приходят в движение, мисс Сильвестр и дворецкий приступили к делу. Она стала спускаться по ступенькам террасы, а стоящий сзади дворецкий сказал: «Мадам, я умоляю…» — и тут Николас Пембертон заорал: «Стоп!»
Лишь когда пробило восемь, мистер Пембертон разрешил дворецкому завершить свою фразу: «Мадам, я умоляю, молитва требует внимания!» — и протянуть дрожащую руку. А мисс Сильвестр, полная гнева и разочарования, подобрала юбки и сделала несколько торопливых шагов по дорожке.
К половине девятого на доске хлопушки оставалась все та же запись, и лишь на третьей части красовалось «Дубль 12».
В перерыве между дублями камере понадобился небольшой ремонт, и по той манере, с которой в минуты отдыха держалась Сильвия, я поняла: ее что-то раздражает. И когда костюмерша, суетясь вокруг, попыталась поправить ей парик, она просто оттолкнула ее и осталась стоять со сложенными на груди руками, искоса поглядывая на мистера Пембертона.
К девяти часам солнце спряталось в типичные для этих мест купы вечерних облаков. Его последние золотистые лучи упали на луг, и от деревьев, окаймлявших его, протянулись длинные тени.
— Точнее соблюдать отметки, — велел мистер Пембертон. — Ладно, пришло время собраться. Белый Шиповничек — не ваша давно потерянная дочь. Так что не держите глаза на мокром месте. И, Сильвия, больше чувства. — Он не обратил внимания на ее возмущенный взгляд и крикнул: — О'кей! Начали!
Когда это случилось, я подумала, что актриса все сделала как надо, изобразив сцену на полном накале чувств и доведя ее до совершенства. Но эпизод завершился не так, как предполагалось.
Но сейчас мы, конечно, обратили внимание, что дворецкий произнес свою реплику от всего сердца, может, чуть с большей долей гнева, чем мне показалось необходимым. Мисс Сильвестр еще раз сбежала в сад. Камера следовала за ней по пятам. Полминуты, минута, полторы. Я видела, что все затаили дыхание. Получился ли наконец этот дубль? На лице Николаса Пембертона расползлась слабая улыбка. Ассистент режиссера вскинул большой палец.
Сильвия Сильвестр, за которой по рельсам катилась камера, уже достигла начала Тропы мисс Миранды. Вдруг актриса издала резкий вскрик и остановилась как вкопанная. Руки взлетели ко рту, словно она безуспешно пыталась подавить невольный вопль. Но, тем не менее он вырвался, отдавшись эхом и на лугу, и над рекой, и перешел то ли в сдавленное рыдание, то ли в испуганный плач. И в то же мгновение Николас Пембертон крикнул: «Стоп!»
Не успела я подумать, что должна отдать ей должное, она великолепная актриса, — и в это мгновение мистер Пембертон рывком покрыл те несколько ярдов, что отделяли его от артистки.
— Вырубите эти светильники! — рявкнул он из-за плеча электрику, который все еще пытался направить свет на плачущую кинозвезду.
— Говорю вам, я ее видела! Я не выдумываю! Я видела ее собственными глазами! В конце этого туннеля! В каком-то призрачном свете, а над ней нагнулся мужчина!
Сцена была просто потрясающая, куда более трогательная, чем та, которая только что снималась. Похоже, оба ее участника не замечали, что на них смотрят. Через несколько минут мисс Сильвестр разрешила гримерше вытереть ей глаза. Она разрешила мистеру Пембертону отойти, лишь когда он убедился сам и убедил ее, что на Тропе мисс Миранды ровно никого нет — ни призрачной фигуры, ни танцующих огней.
— Это были всего лишь отблески солнца на воде. И ничего иного, заверяю тебя. А теперь, — коротко бросил он, — к делу. Тебе придется повторить этот кусок.
— Дорогой, я не могу! Правда! Для одного дня с меня более чем достаточно.
Я видела, как мистер Пембертон стиснул зубы. Очень мягко, но с железной непреклонностью он сказал:
— Прости, Сильвия, но ты должна. В противном случае ты никогда не справишься с задачей. Упав с лошади, надо тут же снова оседлать ее. Разве не так, Розамунда?
Не без ханжеских ноток в голосе я послушно согласилась с ним и услышала какие-то вполголоса брошенные слова мисс Сильвестр, которые, боюсь, не содержали ничего приятного в мой адрес.
Она неохотно позволила привести в порядок грим и поправить парик. Появился парень с хлопушкой, и все началось сначала.
Но на этот раз мистер Пембертон занял место рядом с операторской тележкой, так что, завершив сцену, Сильвия сразу же упала ему в объятия. Он успел крикнуть: «Стоп!» — дабы слова, не имеющие отношения к сценарию, не остались на звуковой дорожке.
И вовремя, отметила я, ибо, как только Сильвия Сильвестр приникла к груди режиссера, она улыбнулась, растроганно глядя на него, и сказала дрожащим голосом:
— Дорогой, я ведь справилась, правда? Но только ради тебя. Только потому, что люблю тебя.
Глава 10
Наша с Робби встреча была назначена в среду вечером. Днем они с мистером Джексоном повезли одного из своих бычков на Сассекскую сельскохозяйственную выставку, но к семи вечера он должен был вернуться. Если все сложится, мы верхом доберемся до холмов Даунса, где Робби планировал устроить пикник с неподражаемой стряпней миссис Джексон.
Как я предполагала, утро выдалось не особенно солнечным. С моря тянуло туманной дымкой. Паутинки на живых изгородях были покрыты каплями росы. Я старательно крутила педали, поднимаясь по Джипси-Лейн, и чувствовала, что, хотя солнце еще и не дало о себе знать, теплый воздух предвещает прекрасный день.
В школе тоже все прошло как нельзя лучше. Хотя присутствие съемочной группы уже начало сказываться пагубным образом, меня оно как-то не касалось. Куда важнее, что пока его не чувствовал и мистер Бэкхаус. Не скрывая удовольствия, он похвалил меня за вокальные номера, подготовленные моим классом, и за выставку, которую я устраивала в классной комнате в конце каждого месяца.
Тот факт, что двадцать четыре малыша из тридцати избрали темой рисунков, если не операторскую тележку, то съемочную площадку или портрет кинозвезды, нимало не обеспокоил нас, ибо оба мы понимали, что одним из чудес детства является способность с радостной чистотой и яркостью воспринимать все новое, что открывается глазам. Как сказал мистер Бэкхаус, ребятам представилась возможность увидеть что-то новое — по сравнению с Брайтонской колокольней, выставкой плодов и фруктов, спортивными соревнованиями, ковкой лошадей, которой занимался мистер Броклбенк, и выпечкой свежего хлеба.