Усадили Мехлиса с двумя его сопровождающими в свой самолетик и отправились в обратный путь. В полете тот не сидел мешком, а активно изучал окружающую местность путем визуального осмотра и сравнения с картой, постоянно отвлекая пилота уточняющими вопросами. А при подлете к Рош–Пине вообще потребовал подняться повыше — ему, видите ли, нужно осмотреться получше! Тут Воронов уже не выдержал и вежливо, но твердо отказал. Не хватало еще нарваться на какой–нибудь залетный «Мессер»! У тихоходного самолетика, не имеющего ни одного, хоть самого завалящего оборонительного пулемета, в таком случае не будет ни малейшего шанса.

 Приземлившись, Андрей проводил несколько проблематичного гостя к командованию группировкой советских войск, заранее им сочувствуя. Тепло попрощался, пообещав помочь, если будет нужна консультация по местным вопросам или участие в переговорах с союзниками. После чего с облегчением вернулся к своим непосредственным обязанностям. А гостя дальше по позициям пусть «сухопутчики» таскают…

Глава 15.

 Выдавливание Роммеля из Палестины затянулось дольше, чем предполагали союзники. Все же генерал–фельдмаршал (звание присвоил ему особым приказом Гитлер после победы под Эль–Аламейном) не зря считался военным гением. Даже в условиях острой нехватки снаряжения и боеприпасов он умудрился продержаться на прежних позициях еще больше месяца, при этом проведя несколько опасных контратак. Другой причиной являлся недостаток наступательных вооружений у союзников, прежде всего танков. Хотя численно англо–советская группировка уже превосходила противника раза в полтора, а если не учитывать большую часть арабских и итальянских соединений, от которых толку было чуть, то и в три. Но без бронированного кулака пробить немецкую оборону было нелегко.

 Однако чудеса долго продолжаться не могут. Постепенно положение вражеской группировки становилось все хуже и хуже. Снабжение не улучшалось, подкрепления из Рейха почти не посылались. Зато союзники тем временем наращивали свою мощь. Прибыли несколько английских танковых батальонов и, что важнее, два советских танковых полка на новеньких «тридцатьчетверках». Доставка их через пол Азии была нелегкой задачей!

 В середине сентября из–за угрозы окружения немцам пришлось снять осаду укрепрайона на горе «Кармель» и отступить южнее. Но уже через неделю союзники, после череды активных атак с разных направлений выбили их и оттуда. После чего Роммель, трезво оценив обстановку и соотношение сил, быстро и организованно отступил за Суэцкий канал, закрепившись на нем. Это решение, хоть и вызвало истерику у фюрера, тем не менее являлось единственным, способным предотвратить полный разгром Африканской группировки. У союзников пока не хватало сил и средств для надежного подавления вражеской обороны и форсирования канала, поэтому к началу октября на театре боевых действий возникла оперативная пауза.

 В Особом авиакорпусе к этому моменту в боеспособном состоянии осталось около половины самолетов от первоначального количества. Часть были сбиты, часть — повреждены и ремонту в полевых условиях не подлежали, а часть — просто имели неустранимые технические дефекты, не позволявшие продолжать нормальную эксплуатацию. Но господство в воздухе к этому времени уже прочно принадлежало союзной авиации, поэтому и такого количества было достаточно. Из Москвы пришел приказ о переформировании Особого корпуса в Особую авиадивизию с сокращением количества полков в ее составе вдвое. Зато полки получались полнокровные. Лишние, «безлошадные» пилоты и технический персонал отзывались домой. К удивлению Андрея, это касалось и его с Савицким. Командиром новосформированной дивизии назначался один из бывших командиров бригад, а они получили предписание вернуться в Москву!

 Пришлось попрощаться с боевыми товарищами, с которыми плечо к плечу провели немало жарких воздушных боев, а также с союзниками, с которыми уже давно наладилось прекрасное боевое взаимодействие. Андрей заехал перед отбытием и к по–хозяйски расположившемуся в Иерусалиме Мехлису, уже засучившему рукава и плотно взявшемуся за работу. Очень хотелось посмотреть, как Лев Захарович будет строить Еврейское государство, но делать нечего, пора возвращаться.

 За передачей дел и прощаниями они с Савицким задержались на несколько лишних дней, и весь возвращавшийся в Союз персонал уже улетел на специально пригнанных для его перевозки транспортных самолетах. Но это их не пугало, так как союзники подарили на прощание трофейный немецкий двухместный истребитель «Мессершмитт» Ме–110 одной из последних модификаций, захваченный со сломанным шасси на одном из аэродромов. Шасси починили, кресты на плоскостях быстренько закрасили, намалевав вместо них красные звезды. Продумав маршрут и договорившись меняться за штурвалом после каждой «станции», отправились, наконец, в путь.

 Первым пилотировал Савицкий, а Андрей прохлаждался на месте заднего стрелка. Поглядывая, впрочем, по сторонам. Хотя они и находились в глубоком тылу, но береженого бог бережет — фронтовые инстинкты никуда не делись. Мало ли что… Еще живы были воспоминания о «приеме» который оказали ему союзнички в первом вылете на Ближнем Востоке. Найдется тут скучающий без дела на тыловом аэродроме и не очень внимательный пилот британского ПВО — и привет! Хотя и

 предупредили о пролете, и маршрут согласовали заранее, но все же…

 После первой дозаправки на английском аэродроме в Ираке поменялись местами и направились дальше. В принципе, можно было срезать путь, но их попросили передать пакет с важными документами в штаб советской военной группировки в Иране, и поэтому пришлось сделать небольшой крюк. Так что теперь трофейный истребитель рассекал над воздушным пространством Персии. Посадку выполнили на центральном аэродроме Тегерана. Регулярных воздушных рейсов сюда, конечно, не было, а самолеты единственной советской истребительной эскадрильи, прикрывавшей тегеранское небо от гипотетической атаки и вооруженной, страшно сказать — древними И–16, располагались внутри большого ангара. Поэтому аэродром был почти совершенно пуст и производил весьма печальное впечатление после бурлящих жизнью фронтовых. Лишь на стоянке у ангара стоял в гордом одиночестве самолетик неизвестной Воронову конструкции, типа учебного или связного. Около него копошились люди и Андрей зарулил свой трофейный драндулет поближе к ним, ибо опасался больше нигде в этом запущенном месте не встретить живых людей.

 Засидевшиеся после более чем двухчасового перелета летчики с удовольствием вылезли наружу. Их, а вернее — их вместе с аэропланом, с интересом рассматривал высокий, стройный парень в британском летном комбинезоне, но в странной шапочке на черноволосой голове. Его молодое, явно восточное лицо настолько естественно отдавало неким брезгливым спокойствием привыкшего беспрекословно повелевать человека, что Воронов сразу догадался — перед ним один из представителей высшей персидской аристократии. Может быть даже — родственник самого шаха. Это подтверждали и суетившиеся вокруг люди — типичные «шестерки», сопровождающие важное лицо.

 - Рад приветствовать вас на древней персидской земле, колонель! — обратился тот вдруг к Андрею. Савицкий слез с другой стороны самолета и пока обходил вокруг машины, был не виден отсюда. Говорил местный аристократ по английски и, судя по ухмылке, не слишком рассчитывал на ответ — видимо, имея опыт общения с советскими офицерами, был в курсе их уровня владения иностранными языками.

 - Полковник Воронов! С кем имею честь? — приятно удивил его Андрей.

 - Мохаммед Реза Пехлеви, шах, — спокойно, как само собой разумеющееся, произнес его собеседник.

 Воронов непроизвольно принял стойку «смирно», захлопывая отвисшую было челюсть. Потом вспомнил классическое «очень приятно, царь!» и, скрывая чуть было не выскочившую усмешку, расслабился.