— Какое это имеет значение? — продолжала на­стаивать Эйлин.

Ей стало жарко от злости, когда она увидела, что губы Гидеона растягиваются в улыбке. Она уставилась на его губы. У него действительно был божественно красивый рот. Господи! Она поспеш­но заставила себя отвести взгляд.

— Моя невестка слишком легко сдалась. Я ей не доверяю.

— Ты думаешь, она попытается забрать Виолет­ту обратно?

— Через пару дней она отдохнет от ребенка и несговорчивых нянь и устремит свой изощренный ум на поиски какой-нибудь лазейки.

— Ты считаешь, она обратится в суд, несмотря на то, что ты... вознаградил ее? — ахнула Эйлин.

— Да у нее на лбу написано, как она любит деньги!

— Но она же не выиграет?

— Разве кто-то сможет выиграть... у нас двоих?

— В единении — сила... — Эйлин не хотела боль­ше обсуждать развод. — Остаемся женатыми, — со­гласилась она и поднялась. — Мне надо немного поработать.

Гидеон тоже встал.

— Я могу поставить еще один письменный стол в мой кабинет, — предложил он.

— Очень любезно с твоей стороны! Но я не хо­чу тебе мешать, — отказалась она и поспешно до­бавила: — Спокойной ночи, Гидеон.

Эйлин начала подниматься по лестнице, но на площадке их этажа остановилась и, хотя понима­ла, что племянница спит, не устояла и пошла взглянуть на нее.

Очаровательная, похожая на ангелочка Виолет­та мирно спала. Эйлин спустилась в свою комна­ту и обнаружила лежащую на постели папку. Зна­чит, заходил Гидеон. Улыбка озарила ее лицо. Произошло так много событий, и она совсем за­была о том, что он взял эту папку, когда она при­шла домой.

Эйлин решила поблагодарить Гидеона утром, но, спустившись к завтраку, встретила его в холле: он собирался на какую-то раннюю встречу. Чест­но говоря, она была рада этому, потому что перед уходом могла на минутку заглянуть в детскую.

— До свидания, дорогая, — сказал он и, обняв, поцеловал ее.

Девушка не шелохнулась. Поцелуй Гидеона был рассчитан на миссис Моррис, которая, должно быть, находилась где-то неподалеку. Эйлин поду­мала так несмотря на то, что не могла не признать: его поцелуи стали более долгими, чем раньше.

— Пока, — ответила она и, обрадованная тем, что Гидеон ничего не подозревал о той чепухе, ко­торая была у нее в голове, увидела, как он реши­тельно направился к двери.

Повернувшись, Эйлин не отметила никаких признаков присутствия экономки, но не сомнева­лась, что зоркий Гидеон засек ту на пути из кухни в столовую.

Эйлин проглотила завтрак и, немного опазды­вая, побежала наверх, чтобы взять жакет и папку из своей спальни. Тут она чудом вспомнила, что надо распахнуть дверь. Гидеон не забыл сделать вмятину на второй подушке.

Две недели спустя открывать дверь между их комнатами стало привычкой. Как и обязательное посещение детской по утрам. Беверли Кларк ока­залась превосходной няней. Эйлин поняла, что лучшей не смогла бы найти и сама. Беверли была коренастой степенной девушкой лет двадцати че­тырех, добросовестно выполнявшей работу. Она прекрасно поладила с Марджори Дейл. Они вдво­ем великолепно со всем справлялись, но с удо­вольствием предоставляли возможность Эйлин понянчить племянницу.

Так что здесь все складывалось самым счаст­ливым образом. Но время шло, а Джастина и Кит не возвращались, что ее очень беспокоило. Гиде­он снова съездил к Киту на квартиру и оставил там записку с просьбой немедленно связаться с ним. Однако пока так ничего и не было слышно.

Эйлин по-прежнему каждый вечер сначала за­езжала в свою квартиру, чтобы просмотреть почту, но писем от сестры не было. Она упорно старалась не терять надежды, думая, что если Джастина на­ходилась во власти одного из своих капризов, то могла пропасть и на три, и на четыре месяца, как раньше исчезала на месяц или около того.

Проверив, как обычно, и опять безрезультатно, почту во вторник вечером, Эйлин в мрачном наст­роении направлялась в «Оуквейл». Гидеон упомя­нул за завтраком, что вечером у него деловая встреча, а поэтому вернется домой поздно.

Оставив папку на лестнице, Эйлин поднялась в детскую.

— Как вела себя наша радость сегодня? — спро­сила она у Беверли, передавшей ей улыбающуюся крошку.

— Случается всякое, конечно, но в основном она — маленькое сокровище, — ответила Беверли, сердце которой явно было завоевано ее подопеч­ной.

Так же, как и сердце миссис Моррис, заключи­ла Эйлин, когда, спустившись позже, чтобы в оди­ночестве поужинать, поняла, что единственной темой разговора у экономки в последнее время была малышка.

Почти все вечера Эйлин проводила в детской. Она играла с малышкой, либо помогала что-то сде­лать, если это требовалось. Когда Виолетта засы­пала, Эйлин спускалась в гостиную. Иногда после ужина, если Гидеон был свободен, они мирно бол­тали.

Однако в этот вечер его не было, и после ужина Эйлин охватило такое беспокойное чувство, что она вернулась наверх. Заглянула в детскую, но Ви­олетта спала, и ей пришлось пойти в свою комнату.

В ее папке находилось несколько запутанных счетов, с которыми она обычно с удовольствием разбиралась, но сейчас не могла заставить себя за­няться и ими. Тем не менее, Эйлин вынула докумен­ты и положила их на небольшой старинный пись­менный стол, который появился две недели назад в ее комнате. Это было, конечно, дело рук Гидеона.

Ее мысли вертелись вокруг человека, за кото­рого она вышла замуж... и с которым рано или по­здно разведется. С ним так хорошо! Неужели она скучает без него, чувствуя себя не в своей тарел­ке? Ерунда! Чтобы чувствовать такое, она слиш­ком редко видит его, в основном за завтраком, да и то не всегда. Эйлин встала и прикрыла дверь в его комнату, вспомнив, что дважды на прошлой неделе у Гидеона были ранние деловые встречи, и он уходил до того, как она спускалась вниз. Прав­да, они почти всегда виделись за ужином. Хотя Гидеон, как и она, приносил работу домой и чаще всего сразу уходил в свой кабинет.

Сегодня письменный стол пугал Эйлин. Это нелепо, но что-то беспокоило ее. Чтобы немного расслабиться, она приняла ванну, надела легко­мысленную ночную рубашку, которую ей подари­ла Джастина к Рождеству, а сверху набросила шелковый халатик.

Минут через пятнадцать Эйлин уже сидела за письменным столом, погрузившись в работу. Она была целиком поглощена цифрами, потеряв пред­ставление о времени, как вдруг почувствовала, что дверь из смежной комнаты открылась.

Ее глаза округлились, когда в комнату вошел Гидеон. У нее тут же пересохло во рту: он здесь, а она в халате!

— Я не слышала, как ты постучал, — сказала Эй­лин первое, что пришло на ум.

Выглядит усталым, подумала она. Гидеон улыбнулся, и лицо его сразу стало прежним.

— Боюсь, я слишком тихо постучал. — Он явно не хотел, чтобы весь дом слышал, что ему прихо­дится стучать в дверь спальни своей жены. — Ты, вероятно, была так увлечена, что не слышала. — Он подошел и заглянул через ее плечо в докумен­ты, лежащие перед ней. — Как все сложно!

— Мне потребовалось пять лет, чтобы научить­ся разбираться в этом, — усмехнулась Эйлин. Нео­сознанно она потянулась и расправила плечи, что­бы сменить позу, в которой просидела целый ве­чер.

— Дай-ка я, — предложил Гидеон, и, прежде чем она успела воспротивиться, длинные сильные пальцы уже массировали ее шею и плечи.

— Я... — Эйлин хотела возразить, но его руки были просто волшебны. — О! — тихо воскликнула она. Тепло его прикосновения опьяняло ее. Она не желала, чтобы Гидеон останавливался, и закрыла глаза. Он искушал ее, и это было приятно. — Спа­сибо, — попыталась она положить этому конец, когда почувствовала, что может говорить спокой­но. Но голос все же выдал ее.

Эйлин повернулась, сидя на стуле. Гидеон уб­рал руки. Их взгляды встретились. Неужели он знает, что она чувствует?

— Не порти свои прекрасные глаза, работая по ночам, — ровным голосом сказал Гидеон.

— Я уже почти закончила, — выдавила Эйлин. — А... твой ужин прошел удачно? — Она ведет бесе­ду, а сама едва одета! Где твои мозги, девочка?