Дит опустил голову, как ни странно, сочувствуя ее горю. Собственно говоря, ярость ее мужа тоже была ему понятна. Несмотря ни на что, ему их было очень жаль. Единственный сын в тюрьме и обвиняется в серьезном преступлении. Одна мысль об этом заставила его содрогнуться, но он безжалостно отбросил ее. Сейчас Дит знал, что ему надо сделать – откровенно поговорить с Рейсин. Пришло время.

– Ты знаешь, они вернутся.

Она старалась выглядеть спокойной, но в ее синих глазах затаилось страдание, которое отозвалось в нем нестерпимой болью. Ничего так не хотелось, как повернуться и уйти. Но он знал, что не сделает этого. Дит со вздохом прошел вперед и облокотился на прилавок.

– Послушай, эти люди в отчаянии. Он их единственный сын. Что бы ты сделала на их месте?

– Не знаю, – ответила Рейсин, скрещивая руки на груди.

– Питтманы не оставят тебя в покое, несмотря ни на что.

Она, прикусив губу, молчала.

– Если ты хоть немного сомневаешься – ты обязана…

– Что? – закричала она, сверкнув глазами. – Изменить показания? Позволить Лонни и Дженксу выйти безнаказанно, хотя они чуть не убили моего отца?

– Рейсин, если ты не уверена…

– Я уверена! – горячо настаивала она. – Я уверена!

– Правда? – спокойно спросил Дит.

Рейсин разрыдалась, но через секунду гнев осушил ее слезы.

– Ты не имеешь права, – хрипловато проговорила она, – совать свой нос в чужие дела, если не хочешь, чтобы его укоротили.

Он попятился, подняв руки вверх.

– Хорошо, не имею. Но я не перестаю удивляться, почему ты даже не хочешь обсудить все случившееся. Ведь могла же ты ошибиться.

Она оцепенела, затем гневно произнесла:

– Единственный, кто здесь ошибается, так это ты. Лезешь, куда не просят.

Дит понимал, что она права.

– Извини…

Не найдя слов, способных исправить ситуацию, он порывисто направился к мясной витрине. Нагнувшись, поднял коробку с черствым хлебом и отнес ее в кладовую. Когда же он, наконец, поумнеет? Почему он впутался в это дело? Имей он хоть чуточку здравого смысла, он бы держался от всего этого подальше. Пожалуй, самое время убраться отсюда подобру-поздорову. Но вместо этого Дит стоял, прислонившись к стене рядом с дверью, и, закрыв глаза, ждал, пока раздражение пройдет. Сейчас он уйти не мог, чем бы это ни грозило впоследствии.

Прошло достаточно времени, прежде чем он услышал звуки, доносившиеся из-за входных дверей. Что-то говорили об одноухой свинье. Затем послышался смех Рейсин, звонкий и мелодичный. Он понял, что конфликт исчерпан и можно вернуться к работе, не опасаясь снова стать источником ее раздражения. Но сперва надо позвонить.

Дит проследовал в маленький офис, каменные стены которого были отделаны грубыми рейками. Дверь в комнату никогда не запиралась. Он вошел беспрепятственно, уселся на стол, который занимал почти всю площадь, придвинул к себе дисковый телефонный аппарат, набрал коммутатор. Назвал номер телефона матери в Талсе, уверенный, что она, как обычно, оплатит разговор.

– Дит! Слава Богу!

– Привет, мама.

– Ты где?

– Бакалея Эдуардза. Палас-Сити. Я здесь работаю.

Дит начал подробно рассказывать о своих делах, под аккомпанемент многочисленных восклицаний и вздохов матери. Когда он подошел к той части рассказа, где Рейсин велела ему не лезть не в свои дела, Надин больше уже не могла сдерживаться.

– Я знала! Эта девица лжет! Она не видела, кто нажал на курок.

– Мам, подожди, – предостерег ее Дит, но мать уже настроилась на воинственный лад.

– Ты должен точно узнать, что видела эта женщина. Если она не изменит показаний, твоему брату придется провести в тюрьме лучшие годы жизни. Дит, ты не можешь допустить этого. Сейчас ты ему нужен, как никогда раньше.

– Разве я не понимаю? Дженкс бывал не в одной передряге, но теперь превзошел самого себя. Ты должна быть готова к тому, что на сей раз я ничего для него не смогу сделать.

– Ты должен! Дит, ты обязан помочь своему бедному брату. Ты единственный, кто может это сделать. Он зависит от тебя!

– От меня? – возмутился Дит. – Да что я, опекун своего братца? Он бесчинствует и хулиганит, а я должен ходить за ним по пятам и наводить порядок? Здесь человек при смерти. И ты не хуже меня знаешь, что Дженкс приложил к этому руку.

– Ты не можешь так говорить о своем брате! Ты же знаешь, какое у него было детство! Да, твой отец был упрямец, эгоист, ничтожество, но он никогда не избивал тебя так, как отец Дженкса избивал его. Ты знаешь, что Колкуит сделал с мальчиком, тем не менее хочешь повернуться спиной к своему брату. Я ничего не понимаю, абсолютно ничего.

В ее голосе слышалась настоящая боль. Дит вспомнил то время, когда его отец оставил их, вспомнил слезы матери над пустым кошельком. Сердце его болезненно сжалось. Он вздохнул и помассировал виски большим и указательным пальцами.

– Я не оставлю Дженкса. Я просто не хочу тебя обнадеживать. Рейсин Эдуардз вовсе не дура. Она не собирается мне докладывать, что произошло тем вечером. Все будет зависеть от ее свидетельских показаний.

Если уж давление таких людей, как Питтманы, не заставило Рейсин изменить показания, подумал Дит, то надеяться не на что. Он не стал говорить об этом матери – она потребует от него невозможного. А Дит сомневался в своем всесилии. Будучи старшим, он чувствовал ответственность за двоих младших единоутробных братьев. Неоднократно Дженкс испытывал силу родственных уз и не раз доводил их до разрыва.

Слава Богу, Дейви совсем не такой. Когда Дит сбежал из дома, от отчима, младший из трех братьев едва начинал ходить. С тех пор мать сменила множество мужей, но ни один из них не стоит доброго слова. Теперешнего ее супруга тоже не назовешь подарком, но Галлахер по крайней мере не пропивает все до последнего цента и не наводит свои порядки при помощи кулаков. Похоже, он не очень жалует Дита, но это имеет свои преимущества.

Давным-давно старший сын Надин усвоил, что не стоит привязываться к мужьям матери. Они не задерживались, предоставляя Диту право самому заботиться о семье. Ему уже тридцать, а он все еще вынужден содержать родичей. Может, лет эдак через восемь-десять он начнет наконец жить для себя. Отогнав мрачные мысли, Дит постарался успокоить мать и закончить разговор. Это было нелегко. Подействовало лишь напоминание, что разговор оплачивает она.

Дит повесил трубку, досадливо морщась. Он, конечно, сделает все, от него зависящее, чтобы помочь Дженксу и не чувствовать себя виноватым перед семьей. А как же быть с Рейсин? Он старается ей не лгать, но и правды не открывает. Девушка считает его одиноким бродягой – и в какой-то степени права. Однако, как ни крути, он приходится братом человеку, чуть не отправившему на тот свет ее отца. И в магазин ее он угодил вовсе не случайно, а чтобы разведать всю правду об ограблении.

Дит ни в коем случае не желал девушке зла, он просто хотел удостовериться, что Дженкс обвинялся заслуженно. На умышленную ложь Рейсин, разумеется, не способна, но она, для уяснения картины, могла навоображать себе то, чего не видела собственными глазами. И искренне в это поверить. Он должен знать наверняка. Оставалось надеяться, что Рейсин, узнав об истинной цели его пребывания в Палас-Сити, все поймет. А пока что нужно помочь ей выкарабкаться из трудного положения.

С этой мыслью он встал и направился перебирать продукты, не говоря ни слова девушке, которая была занята составлением рекламы на следующую неделю. В магазине было полно покупателей, но ему все же удалось выбрать вялые листья салата, выбросить дыню и пару апельсинов и даже перебрать и снизить цену на переспелые бананы до того, как Рейсин снова его позвала.

На протяжении следующего часа Дит упаковывал и отвозил продукты. Он как раз загружал самую крупную покупку в багажник блестящего нового грузового пикапа, когда большой черный трактор с прицепом, со скрипом притормозив, остановился у края автостоянки.

Из кабины вылез Роуди Питтман и неуклюже заспешил к магазину. Дит торопливо забросал оставшиеся пакеты в багажник и выругался, не обращая внимания на покупателей. Бросив тележку, он побежал к магазину, яростно толкнул дверь, сорвав ее с петель. Роуди обернулся, в руках он держал довольно грозного вида дубинку.