– Боже-е-е, – простонала я, – контейнер вы подложили… Подменили. Своему «алхимику». Какая же я ду-у-ура!

Палыч кивнул согласно, а я, чувствуя себя амебой, медузой, простейшим существом, мысленно рвала на себе волосы.

Бог мой! Ну конечно! Как я раньше не поняла!

Идиотка самонадеянная! «Бестолковые органы курьера упустили». Как же! Упустили! Не упустили, а «вели», да так бережно, что дали ему уйти, только бы не раскрыть слежку!

Отсюда все нестыковки, отсюда кажущаяся беспечность проведения операции…

Ду-у-ура-а-а!!! Растянутая, как плакат на двух столбах над дорогой. Яркая и безразмерная. Узкая и одномерная. Все едут, читают и соглашаются – дура. Как есть – дура.

Подполковник Огурцов три месяца готовил операцию. Конечно же он все знал об «алхимике», конечно же они его «вели» все эти месяцы и, разумеется, вместо секрета подсунули ему пустышку.

А я-то, бестолочь самовлюбленная… «Утру нос господам чекистам…»

Утерла. Погоны с чужого кителя.

– Андрей Павлович, верните подполковника, – справившись с собой и удерживая мысли и нервы в кулаке, строго попросила я. – Верните. Он меня не дослушал.

– Покурит на холодке, душой отойдет и сам вернется, – ответил вредный Палыч. – Расскажите-ка лучше…

– Нет! – отрезала я. – Вот вернется подполковник, буду каяться при нем.

– Как угодно, – пожал плечами очкарик и остался сидеть на стуле, проявлять вредность.

А я теперь использовала тайм-аут не на охи-вздохи, самобичевание и нервы, а на более продуктивные мероприятия. Уставив взгляд в серый угол мимо надменного Палыча, начала выстраивать, мостить дорожку к обоюдному спасению. «Еще не все потеряно, еще не все потеряно…» Крутились в голове мысли, и их хоровод из полной хаотичности вдруг начал обретать определенность, четкую направленность. Когда взъерошенный подполковник вернулся в кабинет, я, не дожидаясь моральных оплеух, приступила к покаянию, надеясь, впрочем, на диалог.

– Михаил Николаевич, простите меня, пожалуйста, и дайте сказать. Выслушайте.

– Софья, – тяжело усаживаясь за письменный стол полубоком ко мне, пробасил Огурцов, – ну кто вас просил?..

– Никто. Но дайте сказать.

Подполковник обреченно махнул рукой, и я взяла слово:

– Во-первых, скажу сразу – банку-контейнер я не вскрывала, и, может быть, никакого двойного дна там вовсе нет. Это раз. Во-вторых, ее можно вернуть.

– Кому?! – провыл подполковник, и в вое слышалось: «Чего ты городишь?!»

– Курьеру. За деньги. Якобы.

– Курьеру за деньги, – на одной ноте пропел за мной Огурцов, словно попробовал предложение на вкус. Повертел на языке и выплюнул: – Нет, чепуха.

– Да подождите вы с чепухой-то! Никакая это не чепуха! А очень даже дело. Ну?

Мужики обменялись взглядами, подергали плечами, к общему мнению не пришли и даже его не выказали, пантомима затянулась, и я спросила:

– Так мне продолжить?

– Говорите, – вздохнул Михаил Николаевич. – Чего уж теперь.

Я вкратце рассказала всю историю о том, как дошла (додумалась) до жизни такой, и закончила выразительным вопросом:

– И вот скажите мне, пожалуйста, после всего, что я натворила: во мне можно заподозрить агента контрразведки? А?

Разведчики не ответили, но явно показали мне лицами, что заподозрить в Софье Ивановой можно что угодно, кроме принадлежности к спецслужбам.

– И я о том же. Дура, интриганка, искательница приключений. Так вот представьте. Если я… например… Например… Вот! Если я повешу на информационном стенде скромное объявление «Меняю бытовую химию на сотовые телефоны». Как вы думаете, курьер заинтересуется? Выйдет на меня? И кстати, а вы сами-то знаете, кто он такой?

– Нет, – ответил Михаил Николаевич.

– Точнее – не уверены, – добавил Андрей Павлович.

– И я тоже, – вздохнула я. – В нескольких мужиках запуталась! Но об этом позже. Я сейчас о том, что, увидев – сотовые на химию, – курьер поймет.

– Нет, – резко ударив себя по колену, отрезал подполковник. – Это опасно.

– Ну-у-у, – с полувопросительной интонацией многозначительно протянул Палыч. – А ес-ли-и-и…

– Нет! – твердо повторил Огурцов. – Это уже не шутки.

– Да почему! – подскочила я. – Я изображу из себя жадную дамочку, заломлю фантастическую цену, начну торговаться…

– Нет! Как вы объясните ему, что догадались о тайнике за зеркалом, о банке с порошком…

– Но я же  догадалась!

– Еще не факт, – резонно вставил вредный Палыч.

– Факт, факт, – не согласилась я. – Сотовый-то он у меня стянул. Небось связи проверял… – И прикусила язык. – Михаил Николаевич, а если он информацию из моей «симки» своим по спутнику переправил?.. Они вас пробьют?..

– Это ерунда, – отмахнулся подполковник. – Никого они не пробьют. Сотовый оформлен на моего полного тезку, тут комар носа не подточит. Иначе я вам этот номер не оставил бы.

Как же, однако, приятно работать с профессионалами!

– Софья, – вставил Андрей Павлович, – а если все-таки вы ваш сотовый потеряли, все это только совпадение и…

– И я вам тут голову морочу? – закончила я. – Так?

– Ну, в общем-то да.

– Андрей Павлович, – прищурилась я, – а куда вы выходили на минуточку, когда я мой доклад до шкафа в каюте номер четыре довела? Вы, наверное, кого-то из своих людей на «Мадемуазель» отправили? Да? – Палыч хмыкнул что-то неопределенное, и я продолжила: – Когда вы вышли, я вынужденную паузу не перекуром заполнила, а думу думала. Так что скажите: когда вам сообщат, что контейнер находится именно там, где я и предсказывала?

– Скоро сообщат, – не стал увиливать Палыч.

– Тогда зачем все эти уловки? «Голову морочу…» Сейчас на корабле, кроме Туполева, ни одного пассажира, так что, думаю, ваши ребята быстро управятся…

Андрей Павлович порывисто встал.

– Михаил Николаевич, выйдем пошепчемся, – сказал он и, не дожидаясь подполковника, быстро вышел за дверь.

Все еще печальный Огурцов поплелся за ним следом с видом висельника, получившего отсрочку приговора. Тащил на опущенных плечах мятый пиджак и даже немного шаркал.

Бедный, бедный Михаил Николаевич, повезло же тебе наткнуться на Соню!

Ну да ничего. Мы еще побарахтаемся. Поплаваем.

Когда мужчины вышли, я тоже встала и дотопала до столика, на котором стоял до слез знакомый по активному пионерскому детству, трибунам и собраниям граненый стеклянный графин. Налила из него воды в стакан и залпом выпила. По моим представлениям, сидеть мне в этом прокуренном помещении еще долго. Пока с «Мадемуазели» не придет подтверждение – контейнер обнаружен.

А до тех пор ни о чем конкретно-шпионском разговаривать со мной не будут. Только есть глазами и пытать никчемными расспросами.

Пытали и ели глазами меня, надо сказать, под бутерброды с колбасой и горячий чай. Мужчины хмуро закусывали, а я по второму разу со всеми подробностями рассказывала о событиях последних дней и делилась мыслями о том, как поведу себя с курьером, ежели тот объявится. И честно говоря, не понимала, зачем это нужно. Ведь все пока зыбко, туманно и иллюзорно. Вилами по воде писано, по-русски говоря.

Наконец, примерно через сорок минут, в кармане Палыча затренькал мотивчик «Во поле березка стояла…». Тот вынул телефон, сказал «алло» и долго слушал. Потом убрал мобильник в карман и на наши с Огурцовым вопросительные взгляды только ресницы опустил. Есть. Контейнер в банке.

Я шумно, со всхлипом выпустила воздух из легких и только тогда поняла, как тяжело дались мне эти сорок минут. Веря и не веря, хотя и не желая этого ответа – есть, я так перегрузила себя эмоционально (только внутри, только незаметно), что, узнав о том, что оказалась  права, чуть не заплакала. То ли от облегчения, то ли с досады.

Однако быстро взяла себя в узду, – мы бедные, но гордые, и жалеть нас не надо, – и позволила себе только один раз хлюпнуть носом.

– Обсудим детали операции, господа?

Посвящали Соню в тонкости работы по внедрению недолго. Минут десять, но в два голоса. Чего нельзя и что можно, что допустимо и что категорически непозволимо. Не скажу, что я слушала это с особенным усердием, так что в конце концов не выдержала и высказалась: