Мазепа отвечал: «Благодарю вас, запорожцы, за доверие ко мне. Славлю ваше ревностное желание добра отчизне. Бог мне свидетель, что, отдаваясь в руки шведского короля, я поступал не по легкомыслию и не из приватных видов для себя, а из любви к отчизне. У меня нет ни жены, ни детей: я мог бы удалиться в Польшу или куда-нибудь и спокойно провести там остаток дней моей жизни; но, управлявши столько времени Украиною с заботливостью и верностью, насколько доставало у меня способностей, я по долгу чести и сердечной любви не могу сложа руки оставлять этот край на произвол неправедного угнетателя. Мне слишком известно, что царь намеревался переселить нас всех в иной край, а вас, запорожцы, всех повернуть в драгуны и ваши жилища разорить дотла. Если вы, запорожцы, еще сохранили вашу свободу,то этим обязаны вы только мне, Мазепе. Если бы замысел царский осуществился, вы все были бы перевязаны, перекованы и отправлены в Сибирь. Уже Меншиков двигался с ужасающею силою войска, и нужно признать особое руководительство Провидения над нами, что в эту самую пору шведский король вступил в наш край и подал всем доброжелательным людям надежду на освобождение от угнетателей. Я счел своим долгом обратиться к шведскому королю и надеюсь, что Бог, избавивший нас недавно от опасности, поможет нам свергнуть с себя постыдное иго. Будемте заодно, запорожцы! Я обяжусь вам присягою, а вы с своей стороны присягните мне в неизменной верности и дружбе».

Все бывшие с Гордеенком слушали этот разговор. Запорожцы не позволили бы своему кошевому говорить с гетманом наедине без свидетелей. Ничто так не поддерживало независимости в запорожском товариществе, как обычай, всегда соблюдаемый, чтобы вождь не говорил ничего иначе, как от имени своих товарищей и в их присутствии. От этого — счастливый ли исход получали их предприятия или несчастливый — никто за то единично не отвечал, потому что все принимали участие на совещании и каждый мог там свободно высказать свое мнение.

Нелегко было воздержаться запорожцам от своих обычных приемов грубости и дикости. После представления гетману запорожцев пригласили к обеду; кошевой и старшины за одним столом с гетманом; всех равно угощали изобильно. В течение обеда они все хвалились своею привязанностью к гетману и готовностью во всем повиноваться ему; но когда опьянели и стали уходить из гетманского покоя в отведенное им помещение, то стали хватать и уносить с собою разную утварь. Дворецкий дома хотел не допустить такого бесчинства и обратился к запорожцам с жесткими замечаниями, хотя за обедом пил с ними вместе не меньше прочих. «Вы, — говорил он запорожцам, — рады были бы ограбить этот дом; такой у вас обычай — делать подобное, куда вы только заберетесь». Запорожцы не стерпели таких замечаний от человека, которого происхождение считали низким, и пожаловались своему кошевому. Гордеенко вообразил, что обида была сделана умышленно ему лично и что сам Мазепа напустил дворецкого. В досаде Гордеенко приказал всем запорожцам седлать лошадей и хотел с ними уезжать, не простившись с гетманом. Но Мазепа узнал об этом в пору и послал к Гордеенку сказать, что сожалеет о случившемся беспорядке, а чтобы доказать свою невиновность в этом деле, готов им отдать дворецкого на расправу. Такая снисходительность утишила Гордеенка и его товарищей. Дворецкий был им выдан головою. Запорожцы повалили его на землю, топтали ногами, перебрасывали его между собою от одного к другому, наконец один из них ударил дворецкого ножом в живот, и дворецкий умер под этим ударом.

На другой день после того Гордеенко с 50 товарищами представлялся королю в Будищах. Все были допущены к королевской руке. Представили королю приведенных с собою 115 русских пленных, взятых в Цариченке. Гордеенко произнес речь, выражал благодарность королю за обещание покровительствовать им и всей Украине против общего врага. Государственный секретарь Гермелин от имени короля произнес им ответ на латинском языке, а комиссар Сольдан перевел его. В этом ответе уверяли запорожцев в неизменной благосклонности к ним короля и поставляли им на вид, как много хорошего могут они получить, если воспользуются представившимися обстоятельствами, чтоб утвердить свою старинную вольность; воздали, наконец, запорожцам хвалу за их храбрость, оказанную в Цариченке. «Мы, — сказал Гордеенко, — уже послали с сотню москалей крымскому хану напоказ и надеемся, что когда их увидят татары, то станут с ними заодно».

В продолжение нескольких дней по королевскому приказанию угощали запорожцев; те, которые воевали в цариченской битве, получили 1000 золотых в разделе между собою. Гордеенко и старшины получили еще особо суммы от короля при открытом письме, которое надлежало прочитать в Сече на раде: иначе сечевики стали бы домогаться, что и эти суммы следует разделить между всеми поровну, как обыкновенно у них делилась добыча. Мазепа от себя подарил запорожцам 50 000 золотых в раздел, а сечевым старшинам особо каждому немалые суммы. Запорожцы и украинские козаки заключали между собою обязательство действовать взаимно, и Мазепа, как гетман козацкий, за все украинское козачество присягнул на Евангелии и на распятии, в котором вложены были частицы святых мощей. Мазепа сделался опять нездоров, не выходил из покоев и произнес присягу у себя. Запорожцы присягали в будищанской церкви.

Тогда составлен был проект договора со шведами в четырех пунктах, и Мазепа представил его на утверждение королю. Король шведский обещал не заключать с царем мира иначе, как с тем условием, чтоб Украина и Запорожье навсегда были изъяты от московского владычества со своими древними правами и привилегиями, какими пользовались с незапамятных времен. Король обещал во все время пребывания шведов в пределах Украины размещать свои военные силы так, чтоб они занятием квартир не причиняли обывателям вреда. Король обещал прощение сельским жителям, покидавшим свои жилища и показывавшим вражду к шведам, если они возвратятся в места своего жительства и станут доставлять шведам продовольствие. Король даст своим войскам приказание по отношению ко всем малороссиянам соблюдать строгую дисциплину. Все это подписал король шведский.

Тогда запорожцы заявили перед королем желание: как бы открыть поскорее генеральный бой с неприятелем. На это от короля дан был им в таком смысле ответ: военные операции зависят от времени и от намерений неприятеля, заранее невозможно определять времени и места для битвы; но король похваляет запорожцев за их воинственные побуждения и будет по возможности им содействовать. Запорожцы были довольны таким ответом и в знак удовольствия махали шапками и саблями. В последний день запорожцы были допущены к целованию королевской руки и приглашены к королевскому обеду на два стола. После того они. уехали.

Гордеенко толковал с Мазепою и присягал в будищанской церкви с 50 человеками, как говорят шведские историки: то были, вероятно, куренные атаманы, но с ними приходил в королевскую квартиру немалый отряд сечевиков. По отходе от короля проезжали они мимо Полтавы. Русские, завидя их со стен, начали по ним палить. Тогда, по приказанию Гордеенка, сотня запорожцев подскочила к городским стенам, дала залп и повалила нескольких человек на стенах. Один запорожец ловко попал пулею в стоявшего на башне офицера царского войска в расшитом золотом мундире, и Гордеенко заметил провожавшим его шведам, что у них наберется 600 молодцов, умеющих так метко попадать из ружья. Запорожцы взялись провезти служившего в шведской армии волоха Сандула с письмами от Мазепы к сераскиру. Мазепа извещал последнего, что теперь самая удобная пора атаковать москалей. Король шведский был тогда очень недоволен медлительностью турецкого двора и говорил: «Турки ослепли: не видят случая воротить себе отнятые у них московитами провинции».

То обстоятельство, что запорожцы объявили себя за Мазепу, отчасти могло поднять его дело хоть на короткое время. Малороссийское поспольство не любило гетмана Мазепу, издавна привыкши считать его ляхом, перекинувшимся в козачество, но могло поддаться обаянию запорожцев, на которых издавна смотрело как на борцов за простой народ, и недаром князь Григорий Долгорукий писал царю от 3 апреля: «Вор кошевой яд свой злой продолжает и непрестанно за Днепр пишет, чтоб побивали свою старшину и к нему через Днепр переходили, и уже такая каналья за Днепром собирается и разбивает пасеки».