5. Дальнейшая защита сына, несмотря на его вину, требует, чтобы обародителя выдвинули обвинение; сын не пострадает от злого умысла одного родителя. «Его отец имать» упоминается дважды.

6. Описанный проступок серьезен. Это не просто случай непокорного, резкого ребенка, но почти нет сомнений, что это неконтролируемый молодой взрослый человек. Закон уточняет несколько проступков, включая упрямство, непокорность, [266]продолжающееся непослушание, пьянство и асоциальное поведение. Подобное поведение способствовало расточению имущества семьи, и было заразительно плохим примером. Если сын в этом законе был первородным (как в непосредственно предшествующем законе), тогда его неисправимое сумасбродство подвергало опасности всю семью и ее будущее. Ведь если он ведет себя так, будучи младшим, что станет с имуществом семьи, если он унаследует его? Как раскрывает ветхозаветный закон в других местах, благополучие каждой семьи было заботой всего сообщества. Вот почему этот случай становится проблемой сообщества, а не просто внутренним семейным вопросом. Подобное поведение угрожало израильской семье, а если на него не обращали внимания, то оно угрожало и всему сообществу.

7. Наказание отображает серьезность проступка для Израиля. Это было преступление против завета (нарушение пятой заповеди) и поэтому против самого Бога. Оно грозило навести суд на все общество завета и, следовательно, должно быть искоренено. Конечно, мы осознаем, что ни одно государство в настоящее время не находится в таких же теократических или заветных отношениях с Богом, как Израиль. Поэтому форма наказания и уголовная ответственность, безусловно, не может быть оправдана для такого же поведения сегодня. Тем не менее, законное наказание описанного проступка в Израиле тех времен сигнализирует о серьезности его характера (закоренелое, расточительное и разрушительное асоциальное поведение) и предполагает, что есть все основания для определенной степени суровости и устрашения в предписаниях закона на серьезные преступления взрослых детей.

Права и обязанности

Еще одна особенность израильского закона в Ветхом Завете, которую стоит отметить — это то, как он отдает приоритет человеческим правам перед строгими юридическими правами и притязаниями. Это еще одни аспект общего принципа, гласящего, что люди важнее вещей, но он более утонченный. Он утверждает, что некоторые права людей и обстоятельства важнее (порождают большую нравственную неотложность), чем законные претензии других людей. Несколько примеров проиллюстрируют данный пункт:

1. Права беглого раба в противовес претензиям его господина (Втор. 23у 15–16).Как отмечалось в разных местах, это в высшей степени контркультурный закон. Во всех остальных сообществах, в которых существовало рабство, приоритет отдавался законным правам и притязаниям владельца раба. Бегство и укрывательство раба рассматривалось как правонарушение. Тем не менее, Израиль не только запрещаетотсылку рабов назад, но повелевает,чтобы рабу было разрешено найти убежище там, где он выберет. [267]Отдается приоритет потребностям слабого перед законным правом более сильного.

2. Права пленной женщины в противовес правам воина (Втор. 21,10–14).Вот еще один закон, который при первом чтении заставляет нас поморщиться. Мы хотим сказать, что войн не должно быть, также не должно быть военнопленных, и женщин не должны захватывать. Вне всякого сомнения, так и должно быть. Однако мир Второзакония таков, что подобное было в нем действительностью, поэтому благодаря пастырскому характеру закона, условия человека, которого настигала неудача, смягчались. Следовательно, закон позволял победившему воину выбрать из пленников женщину, но прежде всего он должен взять ее как законную жену со всеми обязанностями и правами, которые это возлагало на них. Это могло заставить его остановиться и серьезно подумать о последствиях своих действий. Насилие или рабство исключались. Даже сделав ее своей женой, он должен был дать ей целый месяц на адаптацию после психологической травмы, прежде чем он сможет осуществить обычное сексуальное право жениха. Среди ужасов войны закон отдает предпочтение потребностям ранимых (женщины, пришельца, пленника) перед обычными правами могущественных (мужчины, воина, победителя, мужа).

3. Права должника в противовес законным притязаниям заимодавца (Втор. 24, 6.10–13).Ветхий Завет поощряет предоставление займов бедным. И предоставление займа требует гарантий. То есть заемщики должны предоставить равные залоги по займам, которые им выдаются. Такова экономическая реальность, которая также принималась в Израиле. Однако похоже, что закон снова ассоциирует себя со слабой стороной, требуя от заимодавца уважать потребности должника. С одной стороны, должник нуждается в хлебе насущном, так что заимодавец не должен лишать его средств для приготовления пищи (домашний жернов). С другой стороны, у должника есть потребность в крове и тепле, поэтому заимодавец не должен брать в качестве гарантии основную одежду. И даже потребность нищего в уважении к его частной жизни должна соблюдаться: заимодавец не должен вторгаться в жилище должника, но должен оставаться вне дома и позволить должнику выбрать, что он даст в качестве залога. Подобные законы могут казаться не очень значительными, однако они учитывают потребности человека и смягчают осуществление законных прав и притязаний.

4. Права безземельных в противовес законной собственности землевладельца (Втор. 24, 19–22).Закон об остатках на полях, в оливковых рощах, виноградниках также встречается в Лев. 19, 9–10. Те, кто владел землей и закончил всю тяжелую работу по очистке, вспахиванию, посеву и уборке урожая, чувствовали, что достойны 100% результатов своего труда. Однако эти предписания нейтрализуют подобное отношение и напоминают израильскому землевладельцу, что Господь является верховным землевладельцем и может требовать, чтобы все израильтяне могли «есть и насыщаться». Таким образом, потребности безземельных нищих удовлетворяются посредством предоставления им свободы собирать остатки того, что оставляют жнецы, собирая урожай. И вновь потребность человека выходит на передний план в качестве нравственного приоритета, который низводит личные блага землевладения. К этим законам можно было бы добавить похожие постановления, которые ставят потребности голодных людей выше прав частной собственности, позволяя им утолить голод в поле или винограднике ближнего, не выходя за определенные рамки (Втор. 23, 24–25).

Не вызывает сомнения, что все эти установления были~подвер:жены злоупотреблениям: то ли сами нищие выходили за рамки, то ли состоятельные их просто игнорировали. Однако отношение и принцип, лежащий в их основе, представляется ясным и важным: закон создает такой дух в обществе, где даже сам он со всеми правами и привилегиями, которыми он наделяет людей, должен отойти на второй план там, где на первый выходит человеческая нужда. В израильской шкале ценностей действует ситуационная динамика, которая отражается в их сводах законов. Это, несомненно, отражает именно то, что мы признали истинным в последней главе в связи с пониманием Израилем праведности и справедливости.

Богословские размышления

В начале этой главы я настаивал на необходимости разработать понимание ветхозаветного закона в историческом контексте, а не навязывать ему догматические рамки, выкованные в спорах новозаветной эпохи, или поздние формулировки христианских традиций. Однако теперь, закончив свою, далекую от совершенства, попытку сделать обзор некоторых аспектов закона, функционировавшего в израильском обществе, сделаем шаг назад и поразмышляем богословски о значимости этого материала в отношении ко всему канону Писания, включая Новый Завет. Какие богословские предпосылки лежат в основе использования ветхозаветного закона в христианской этике? Сложно найти вопрос, который был бы более открыт для многих взаимно противоречащих ответов. Простое перечисление вариантов потребовало бы еще одной главы (и действительно, двенадцатая и тринадцатая главы ниже предлагают некоторые из них). Поэтому все, что я могу сделать, это представить то, что мне кажется руководящими предпосылками способа, с помощью которого, как я думаю, христианин может использовать ветхозаветный закон для своей миссии и этики в Божьем мире. Таким образом, ниже следует личный взгляд, представленный в надежде, что читатель будет подражать примеру верующих из Верии, серьезно разбирая Писания, чтобы увидеть, истинно ли это (Деян. 17, 11). Вот какие вопросы следует поставить: согласуется ли данный подход со свидетельством всего канона? Будет ли полезно и плодотворно позволить ветхозаветному закону влиять на наши нравственные споры и дилеммы? Я привожу некоторые базовые предпосылки, которые направляют меня, как христианина, обращающегося к ветхозаветному закону. Этот список обобщает некоторые из ключевых взглядов, которые уже были сформулированы в других частях книги, в частности, в первой и второй главе.