— А вы к кому, я извиняюсь, едете?

В Москве никому и в голову не придет искать адресата, спрашивая у окружающих, где живет Иван Иваныч. Но я-то была не в Москве!

Услышав «доктор Андрей Долгачев», блюстители порядка хором издали радостный вздох облегчения. После этого ДВЕ машины с мигалками взяли меня в клещи и торжественно повели нашу маленькую колонну через весь город в направлении далекой россыпи огоньков на фоне черной стены леса.

Меня сопроводили до развилки, на которой стоял небольшой кемпинг, откозыряли и извинились, что не могут довезти прямо до дома доктора — дорога возле деревни разбитая, моя машина пройдет, а ихние «жигули» нипочем.

Я со слезами благодарности попрощалась с прекрасными милиционерами, после чего довольно уверенно припарковалась на крохотной стоянке, торопливо запихнула свой зверинец в переноски и рванула в приветливо светившееся кафе «У Зои».

Посетителей в кафе, считай, не было, только за стойкой бара сидела полная добродушная тетка с ярко-рыжим перманентом на голове, да за ближайшим столиком лысый дядечка с усами вслух разгадывал кроссворд.

Я подлетела к стойке и страшным шепотом выпалила:

— Простите ради бога, у вас здесь есть туалет?

Тетка подпрыгнула от неожиданности и немедленно просияла от счастья.

— А как же! Федор, проводи барышню!

Лысый дядечка бросил кроссворд и затопал в угол зала, гремя ключами. Тетка приняла у меня переноски и тут же заворковала с Лесиком, чем еще больше расположила меня к себе. Дядечки я немного стеснялась, но природа все сильнее требовала наплевать на условности…

А туалет у них оказался шикарный. Сверкающий, стерильно-чистый, благоухающий лавандой и розой. Я с наслаждением умылась и причесалась, закапала в глаза визин, в нос — галазолин, закинула в рот кларитин и вернулась в кафе обновленной и счастливой.

Лесик сидел на стойке и ел свежую куриную печенку, урча и плотоядно порыкивая. Что интересно, дома он ее есть не соглашался, более того, смотрел на меня с ужасом и неодобрением. Вот что делает свежий воздух!

Матильда лакала из блюдечка какую-то белесую жидкость с белыми комочками. Судя по жадности, с которой она это делала, лучше к ней было сейчас не подходить. В ответ на мой удивленный взгляд тетка застенчиво улыбнулась.

— Это сыворотка с творожка, только слила, свеженькая. Ее, бедненькую, тошнило, вот я и дала кисленького — первое дело!

Я в ужасе огляделась, ища следы Матильдиной слабости, но тетка замахала руками:

— Я убрала, господи, ерунда это. А какой у вас котик красавец, я не могу! Федька, подлец, нашего извел, а мне так уж с ним хорошо было. Бывало, сядет рядом, трется об меня, муркает — ровно разговаривает.

Я с опаской посмотрела на усатого Федьку. Неужели такой незлобивый дяденька мог поднять руку на животное?

Лысый заметил мой взгляд и хмыкнул.

— Напугала девку, Зойка. Не слушай ее, доча. Жив ее обормот, живее прежнего. Я его просто на пару дней в бане запер. Мыши нас одолели, должно к морозам. А ейный лентяй привык сметаной питаться — даже не глядит на них. Ну, я и свел его тихонько, да в бане и запер.

— Аспид!

Я заинтересовалась.

— И что получилось?

— Известно что. Проголодался наш Барсик, стал мяукать, дверь скрести, только баня у нас на отшибе, а она, Зойка-то, вона, целый день в столовой…

— В кафЭ, деревня!

— Ну в кафЕ, один хрен, занята. Короче, Барсик бился-бился, да и начал мышей жрать. Теперь первый охотник на деревне. Давеча бабка Коростелева попросила его у нас на время, чтоб с крысами справился.

Зоя поставила передо мной чашку горячего кофе и тарелку с бутербродами. Я зажмурилась от счастья и обхватила горячую чашку руками.

Немного выждав, Зоя осторожно поинтересовалась:

— А вы проездом, или как?

— Я еду к доктору Долгачеву. Долго искала дорогу, надеюсь, теперь доберусь. Вы его знаете?

Федор хмыкнул.

— Да здесь, доча, почитай, на пятьдесят верст вокруг кажная собака Андрюху знает. Он тут нам первый помощник, да и вообще мужик хороший. А чего ты к нему? Или, не дай Бог, заболело зверье твое?

— Нет-нет, я к нему по другому делу. Я из журнала. Буду писать об Андрее статью… или даже книгу. О его работе, о том, как вам тут живется…

Федор приосанился, расправил усы и начал напевно:

— Ну, живем мы тут, конечно, не ахти, но и не так, чтобы караул…

Зоя неслышно подошла к мужу и беззлобно треснула его по затылку.

— Не об тебе книга-то, балабон! О Андрей Сергеиче. Она, слышь, его будет спрашивать, а не тебя, дурака. Вы, стало быть, у него и заночуете?

Я почувствовала, что краснею,

— Н-ну… насколько я знаю, у него большой дом, и мое начальство с ним договорилось…

— И правильно. Я к тому, что в городе-то гостиницы есть, да и у нас тут номеров десять, только лучше дома. Там и водичка из колодца, и молочко из-под коровки, и яички свежие, и воздух… И зверюшкам раздолье. У Андрей Сергеича собак полно.

Я невольно задумалась, не дала ли я маху с Матильдой и Лесиком? Наверняка у Андрея живут не болонки и даже не спаниели…

Зоя между тем разливалась соловьем.

— И так все удачно складывается, потому как одна-то вы и не доехали бы до него, впотьмах-то? У него ж не дорога, а гать, один только его танк и пролазит. А у нас ваша машинка простоит, сколько надо, и ничего с ней не случится, у нас же тут пост ОМОНа рядышком…

Я ошалело посмотрела на безмятежную Зою, потом перевела взгляд на Федора.

— Тогда… мне придется позвонить… Андрей Сергеевич не знает, что я уже…

— А чего звонить? Вон, сталбыть, танк, а вот и танкист!

И тут позади меня раздался спокойный и хорошо знакомый мне голос:

— Здравствуйте, Евгения Васильевна. С приездом. Я уж думал снаряжать поисковую экспедицию.

ПРОСТАЯ, НЕЗАТЕЙЛИВАЯ ЖИЗНЬ

Женька, конечно, готовилась к встрече, но появление Андрея на пороге маленького кафе все равно застало её врасплох. Она успела только открыть и снова закрыть рот, почему-то широким жестом обвести своих зверей — мол, а вот и мы к вам, всем табором! — после чего протянула руку, намереваясь предложить Андрею крепкое дружеское рукопожатие. Все эти манипуляции он терпеливо переждал, после чего шагнул вперед и поцеловал ее в уголок рта.

После этого Евгения Васильевна была потеряна для общества в качестве собеседника. Она только таращила свои большущие зеленые глаза и невнятно мычала.

Андрей Долгачев веселился от души. В принципе, сначала он очень разозлился — это когда ему позвонила та крашеная выдра с бюстом. С Анжелой Мессер он был тактичен и холоден, а потом и вовсе прервал разговор, сообщив, что ему привезли поросенка с расстройством желудка. Анжела поперхнулась и отключилась.

Потом Андрей сам звонил Вадику и подтверждал свое согласие — лишь бы отвязались. Потом ему уж совсем неожиданно позвонил сам Вадик и начал что-то загадочно шептать. Мистическую часть сообщения Андрей не понял, а информативная была такова: в субботу утром к нему, Андрею, приедет его случайная подружка Света, она же зам главного редактора Евгения Васильевна Семицветова. По приезде Евгения Васильевна поселится в его, Андрея, доме и будет писать о нем, Андрее, книгу. Если он, Андрей, не против. Да, и заодно привезет с собой собачку Вадика, чтобы он, Андрей, ее, собачку, стерилизовал, пока не поздно.

Андрей тщательно прислушался к своим ощущениям и внутреннему голосу. Оказалось, никто из них не против. Даже немножечко за.

Приключение в Москве было бурным, приятным, немного сумасшедшим и потому напоминало ему молодость. Андрей Долгачев, достигнув тридцатисемилетнего рубежа, уже и не думал, что способен на подобные безумства. Неожиданная встреча со Светой, оказавшейся Женей, в редакции гламурного журнала сначала встревожила, потом взбесила — он терпеть не мог, когда его использовали втемную. Но она так смешно оправдывалась — чихая и заливаясь слезами из-за своей аллергии, а кроме того, она так сильно ему нравилась, что Андрей уехал из Москвы с тайной тоской и страшным подозрением, что спокойной деревенской жизни конец. Так оно и вышло, собственно говоря, и даже быстрее, чем он предполагал.