— Тебе привет, Семипопкина!

— Семицветовы мы… От кого?

— От Андрея. Мы с ним болтали вчера вечером. Согласился на все. Гонорар попросил перечислить на счет больницы Караула. Ну не псих?

Настроение стремительно понизилось до нулевой отметки. Значит, с этой крашеной кошкой он болтал по телефону, а у Жени, у женщины, с которой провел ночь, даже номерочек не взял…

Все, надо забыть и наплевать. Теперь ее карьера пойдет вверх, можно будет задуматься о хорошей партии, приложить некоторое количество усилий, найти себе жениха…

Внутренний голос насмешливо поинтересовался, о каких именно усилиях идет речь? И где она собирается искать жениха? И какова вероятность того, что партия окажется хорошей?

Женька приказала внутреннему голосу заткнуться и твердым шагом вошла в кабинет. Анжела лениво вплыла следом.

Вадик, весь в черном, стоял у окна, молитвенно сложив руки на груди и вперив взор в небесные дали. За столом с абсолютно загадочным видом сидела вся правящая верхушка редакции. Женька осторожно опустилась на крайний стул и с интересом покосилась на импозантного мужчину лет сорока, сидящего рядом. Тот поймал ее взгляд и галантно поклонился, впрочем, с места не встав.

— Эдуард Кононыхин. Отдел продаж. Я новенький, но всех присутствующих знаю давно, а вот о вас только слышал. Вы ведь Евгения?

— Ага. Евгения. Очень приятно. А что случилось, почему совещание?

— Понятия не имею. Рассчитывал сбежать пораньше и завалиться в хороший ресторан. Не желаете составить компанию?

Мысленно Женька показала внутреннему голосу язык: накося выкуси! Вот и первый кандидат. Вслух же осторожно сказала:

— Я бы с удовольствием, но Вадим Альбертыч вряд ли меня отпустит…

Вадик отвернулся от окна и вперил трагический взор в шепчущуюся галерку. Слух у Вадика был отменный.

— Вадим Альбертыч никого не отпустит. Более того, я объявляю военное положение. Настройтесь на серьезный лад, ибо сейчас я сообщу вам нечто ужасное.

В голове у Женьки немедленно пронеслось: спонсоры разорились, счета арестованы, тираж опечатан, нас всех увольняют… Эдуард Кононыхин насмешливо прошептал:

— Если нас всех сейчас уволят, мы с вами точно пойдем в ресторан. Во всем нужно искать позитив.

Вадик неодобрительно покосился на Кононыхина и вновь застыл в позе трагического отчаяния.

— Прежде чем начать, официально предупреждаю: все, что вы услышите, не должно покинуть эти стены. Малейший намек на утечку информации — уволю любого. Без выходного пособия. Это ясно?

Собравшиеся согласно покивали и с интересом воззрились на шефа в ожидании продолжения. Вадик обвел всех взором умирающего лебедя и понизил голос до хрипа.

— Скажите мне, соратники: как вы относитесь к черной магии?

Пауза, повисшая над столом, не была особенно напряженной. Об увлечении главного редактора эзотерическими учениями знали все, относились к этому лояльно и с пониманием. Вадик сокрушенно уронил голову на грудь.

— Ограниченные люди меня окружают. Ладно. Буду краток. Над нашим детищем нависло проклятие. Злой рок. Сглаз. Поле отрицательной энергии. Называйте как хотите — факт остается фактом.

Женька Семицветова уставилась на лист бумаги прямо перед собой. Только не хватало, чтобы Вадик окончательно сбрендил. Тогда о ресторанах и поиске женихов придется забыть до его выписки из дурдома.

Анжела Мессер решила внести свежую струю здравого смысла.

— Вадим Альбертыч, как вы знаете, я вовсе не склонна легкомысленно отрицать существование энергетических полей, но… нельзя ли поконкретнее? Что именно случилось?

Вадик смерил Анжелу долгим и серьезным взглядом, вздохнул — и заговорил почти нормальным голосом.

— Дело в следующем. Вы все помните героев наших последних трех выпусков?

Ираклий кашлянул и недовольно заметил:

— Естественно, Вадим! Певец Челобитьев, стриптизер Маугли и модельер Рубашкин. На этой неделе в продаже номер с экстрасенсом Шамановичем, а следующим пойдет герой из провинции, тот ветеринар из города Атас…

Анжела кротко поправила шеф-редактора:

— Он из Караула.

— Что?

— Не Атас, а Караул. Хотя Атас мне тоже нравится, но в этом есть что-то киргизское…

— Хорошо, пусть Караул. Вадим, я не понимаю, у нас какие-то проблемы с авторскими правами, или… что?

Вадик издал очередной тяжелый вздох.

— После выхода номера с Маугли герой предыдущего номера, Челобитьев, попал в больницу после удара током прямо на сцене. Якобы был неисправен микрофон. Неделю спустя, когда вышел номер с Рубашкиным, стриптизер Маугли поскользнулся на банановой кожуре и сломал ногу. Позавчера на модельера Веню Рубашкина набросилась в парикмахерской фанатка Святослава Кроликова и несколько раз ударила его по голове феном…

Эдуард не удержался и фыркнул. Вадик строго посмотрел на него и заметил:

— Ничего смешного, Эдик! Фен был отнюдь не портативный, а стационарный, парикмахерский. Она сорвала с него кожух и нанесла Вене серьезные травмы. Как вы думаете, что все это означает?

Народ безмолвствовал. Вот теперь тишина стала гнетущей. Женька заерзала и осторожно пролепетала:

— Вадим Альбертыч, а может, это просто совпадения?..

Вадик помолчал, а потом вдруг патетически возопил:

— Молитесь! Молитесь, чтобы это были простые совпадения! Лично я в подобные совпадения не верю, потому что слишком много знаю о темной стороне этого мира, но вам верить в это необязательно.

Он пробежался взад-вперед вдоль своего стола и вдруг пояснил абсолютно нормальным голосом:

— Я вовсе не призываю вас кропить будущий тираж святой водой, но о конкуренции, надеюсь, все наслышаны? В Москве каждый день регистрируется несколько журналов одной с нами направленности. Борьба за место под солнцем ведется нешуточная, и в ней все средства бывают хороши. Если про нас пойдут слухи…

Бобсон, будучи материалистом и пессимистом, не выдержал и рявкнул:

— Да какие слухи, Вадим?! Что над теми, кто снимается на нашу обложку, тяготеет проклятие?

— Я же говорю: необязательно в это верить. Достаточно пустить слух, что с теми, кто снимается у нас в журнале, обязательно случается что-то плохое — и мы погибли. Через месяц у нас упадут продажи, потому что, во-первых, мы не сможем затащить на обложку никого из звезд, а во-вторых, идиоты-читатели решат, что и с ними что-то может произойти.

— Хорошо, но Шаманович-то пока цел и невредим?

— Вот именно — ПОКА! С понедельника в продажу поступит номер с ветеринаром. С этого момента я буду следить за Шамановичем.

Ираклий растерянно произнес:

— А нам что делать? Свечку, что ли, ставить каждый день?

Вадик усмехнулся горькой и загадочной улыбкой.

— Не шути с этими вещами, Ираклий! Не смотрите на меня, как на идиота, друзья мои. От вас я требую только одно: никаких комментариев, никаких ответов на вопросы, никаких обсуждений наших дел с посторонними. Если на дружеской вечеринке вы вдруг услышите: «Говорят, в «Самом-Самом» фотомодели мрут, как мухи…» — делайте вид, что оглохли. Мы не можем давать пищу слухам.

Эдуард Кононыхин солидно кашлянул.

— Вообще-то это очень разумно, друзья мои. История издательского дела знает куда более абсурдные примеры того, как солидные издания прекращали свое существование из-за самых нелепых сплетен…

— Благодарю за понимание, все свободны. До понедельника. Евгения! Останьтесь…

Жизнь вернулась в привычную колею.

В четверг они с Кононыхиным все-таки сходили в ресторан. Все было в высшей степени пристойно и красиво. На прощание Эдик пригласил ее в кино. На романтическую комедию. Женька согласилась.

Ее немного тревожило отсутствие аллергической реакции на Эдика. Вроде бы на гея он не похож, хотя в наше время ни за что нельзя ручаться…

В пятницу она подписала номер с Андреем в печать, испытав нечто вроде мстительной радости, когда выводила свою фамилию наискосок через улыбающееся загорелое лицо ветеринара. К семи часам вечера редакция затихла, и Женька начала собираться домой. Звонок Вадика застиг ее на пороге.