Что же касается немейской маски Симплициссимуса, предназначенной для защиты лица, Варг решил ее не надевать: негоже, рассудил он, вождю свободного народа прятаться за личиной вражеского идола!

Как только все легионеры вышли на поле битвы, Варг приказал атаковать.

Из воспоминаний Софии Юстины

…В этот день все не ладилось с самого начала, словно небесные силы и люди нарочно объединились против меня.

Утро еще было ясным, однако днем над морем сгустился туман. Странно, не правда ли? Обычно туман бывает на рассвете, а днем рассеивается. Еще более странным было то, что белесое марево как будто тянулось к нашему кораблю; над берегом тумана не было вовсе, а с носа линкора уже к одиннадцати часам дня не было видно ни зги. Туман затруднял высадку нашего десанта. И все же я, по неопытности своей, не замечала в этом тумане значительной для нас проблемы — пока Септимий Доламин не объяснил мне, что туман, наряду с дождем и снегом, это, пожалуй, единственная серьезная помеха для эфиритового излучателя.

Меня уложили в кресло-каталку (сама передвигаться еще не могла) и отвезли на палубу, с тем чтобы я убедилась в справедливости слов командующего своими глазами. При мне включили луч, направив его к берегу. На берегу ничего не изменилось; насыщенный водной взвесью воздух вблизи корабля превращался в горячий пар. Капитан-инженер корабля объяснил мне, что в густом тумане тепловой луч растрачивает энергию на испарение частиц воды в воздухе и до цели если и добирается, то уже изрядно обессиленным, не способным эту цель поразить. Мне нелегко было смириться с поражением. Я приказала увеличить мощность луча. Из башни излучателя выдвинулась энергетическая рамка. Она сориентировалась на Эфир. Поскольку расстояние от Нарбонны до Мемнона составляло почти две тысячи герм, излучатель не сразу набрал максимальную мощность.

Военные оказались совершенно правы. Тепловой луч сжигал воду. Раскаленные потоки пара уносились в небо и, остывая, оседали на палубе корабля. Чтобы миновать ожогов, нам пришлось укрыться в башне излучателя. А на нарбоннском берегу вспыхивал сухой кустарник, только и всего… Врагам наш грозный излучатель в таком густом мареве был не опаснее "солнечного зайчика".

Командующий предложил мне перенести операцию хотя бы на один день. Природные аномалии каждый день не повторяются, говорил он и, исходя из опыта своего, заверял: завтра тумана не будет.

В отличие от командующего, я прекрасно понимала, что нынешний туман — никакая не природная аномалия; если нужно, он появится и завтра, и послезавтра; он будет появляться и окутывать наш корабль столько раз, сколько будет полезно Варгу и насколько хватит сил его поддерживать Ульпинам…

Вот так, еще перед началом игры, мятежники отобрали у нас важнейший козырь.

Однако я не стала отменять операцию. Несмотря на коварную уловку Ульпинов и численное превосходство бунтовщиков, мы по-прежнему превосходили их боевой выучкой и экипировкой; как известно, в немейских мундирах наши легионеры практически неуязвимы для оружия северных варваров. Кроме того, уловка Ульпинов фактически означала, что они заранее выдали свои карты и, занятые нейтрализацией эфиритового излучателя, не смогут преподнести нам другие сюрпризы.

Что касается моей подруги герцогини Кримхильды, она нисколько не сомневалась в нашей победе. Ее голова была занята составлением планов жестокой мести бунтовщикам и собственному брату — в первую очередь; Кримхильда мечтала предать Варга позорной казни через повешение, поскольку он сам отказался от чести умереть как рыцарь. Я не смогла удержать на корабле эту неистовую валькирию, и она высадилась на берег вместе с нашими легионерами. Герцогиня требовала подчинить легионеров ей, как законной государыне нарбоннских галлов, но я, разумеется, этого сделать не могла. Майору, командиру когорты морских пехотинцев, я наказала оберегать Кримхильду — как-никак, другой законной креатуры на герцогский престол у нас после смерти Круна не было. Еще я пообещала командиру когорты серьезное повышение по службе в случае успеха операции и разжалование в простые солдаты в случае ее неудачи.

Битва началась около часа пополудни. Нам — мне, командующему и его старшему помощнику — докладывали о ходе операции по видиконовой связи; у майора имелось портативное зеркало. Изображение и звук шли с помехами; возможно, эти помехи создавала холмистая гряда, отделявшая нас от поля Регинлейв, но не исключено, что и тут постарались гнусные Ульпины. Во всяком случае, мы имели возможность судить о том, как складывается военная ситуация.

Мятежники атаковали первыми. Залпом их катапульт и баллист убило троих легионеров и пятерых ранило. Это внушало нам надежды на скорую победу: если варвары настолько "эффективно" используют свою метательную артиллерию, что уж говорить о мечах и стрелах!

Мы не ответили на их первый залп. Оставшиеся от когорты четыре центурии надвигались на варваров обычным боевым порядком, четырьмя прямоугольниками по двенадцать легионеров в каждой шеренге; таким образом ширина шеренги составляла десять рядов.

Варвары выстрелили снова, на этот раз из дальнобойных луков и арбалетов. Майор докладывал нам, что туча стрел на мгновение заслонила солнце. По его оценке, атака лучников и арбалетчиков унесла не более десятка жизней.

Наши воины шли вперед, не обращая ни малейшего внимания на комариные укусы мятежников. В смятении враг открыл беспорядочную стрельбу из метательных машин, луков и арбалетов. Легионеры не обращали на нее внимания. Живые перешагивали через мертвых и неостановимо двигались вперед. Лишь однажды варварам удалось удивить нас, когда прямо в центр одного из прямоугольников упала разрывная бомба. Взрыв унес жизни пятнадцати человек. Контр-адмирал Септимий Доламин заявил, что выстрел, безусловно, был произведен из трофейной баллисты. За одно это я решила для себя отдать под суд наших инспекторов, полгода тому назад проверявших, согласно мирному договору, арсеналы герцога Круна. Неужели мой мужественный друг сознательно утаил от инспекторов этот давний трофей?.. Не верю!

Легионеры приблизились к мятежникам на расстояние в пятьсот мер, взяли в руки бластеры и по команде майора дали разряд. Лазоревые молнии прорезали воздух и поразили намеченные цели. Майор доложил, что наша первая атака взяла жизни как минимум сотни варваров. Дикари снова оросили воздух стрелами. Легионеры двинулись дальше.

В этот момент раздался сигнал с пульта правительственной связи. Нам пришлось отключиться от полевого канала. На экране зеркала в командном пункте возникло лицо кесаревича Эмилия Даласина. Я ожидала увидеть кого угодно, только не его. Лицо моего кузена было бледным и встревоженным. Он попросил военных ненадолго удалиться и, когда они исполнили его просьбу, сообщил мне новость: мой старший сын Палладий в тяжелом состоянии доставлен в Центральную клинику Фортунатов. Третьего дня мой сын, как предполагают врачи, слишком много купался в озере Феб и застудил ухо; развился отит, а поскольку ни сам Палладий, ни его отец, мой муж Юний Лонгин не обратили должного внимания на боль в ухе, воспаление передалось на мозг. Мой муж забил тревогу только тогда, когда у Палладия начались спазмы и резко поднялась температура. Кесаревич Эмилий тотчас подключился к этому делу, и, благодаря его вмешательству, Палладий уже через час после первого обращения угодил в руки лучших врачей нашего государства.

Несмотря на все заверения кузена, что худшее осталось позади, ни о чем другом, кроме сына, я думать больше не могла. К великому счастью для меня, у приемной мачты все еще висела правительственная аэросфера, на которой вчера рано утром я прибыла из космополиса.

Всего через полчаса после звонка кузена я покинула линкор "Уаджет", и моя аэросфера, набрав предельную скорость в пятьсот герм в час, понеслась на юго-восток…