— Ложь!!! — взревел герцог, отбрасывая альбом. — Тысячу раз ложь! Вы подстроили все это! Вы — или по вашему приказу! Вам не удалось заполучить моего сына — и вы замыслили сгубить его! Так нет же, не бывать!..

— Это правда, — хладнокровно молвила княгиня, понимая, что малейшая дрожь в ее голосе погубит все дело; нет, лишь решительным наступлением она сломает последние бастионы в душе тяжело раненого старого волка…

— А где на этих снимках сын мой Варг? Его мне покажите! Его здесь нет!

— Уж не думаете же вы, — с ледяной усмешкой ответила София, — что принц Варг пригласил фотографа, дабы тот запечатлел для истории его злодеяние?! О, нет, он всего лишь жаждал погубить меня — и вас со мною заодно. Все, что сказали вы, все истинно и справедливо, да с точностью до наоборот: ваш сын не смог словами с дороги мира совратить отца — вот отчего решился он на злодеяние!

— Ложь! Ложь! Ложь… — шептал герцог; лицо его стало землистого оттенка.

София взяла со стола другой бумажный лист и показала его Круну.

— Это отпечатки пальцев, обнаруженные на цепях душегубителей Ульпинов. Они принадлежат вашему сыну. Кроме того, имеется свидетель…

— Ложь!.. Подделка! А ваш свидетель — наймит презренный, раб или плебей с душонкой рабской, — простонал Крун.

"Ты почти угадал, — мысленно усмехнулась она, — вот только сыну твоему сыграть на репутации Интелика не удастся: любой простолюдин из Амории нашему суду священному стократ дороже, ближе и роднее любого варварского принца".

— Думайте что угодно, — жестко проговорила София Юстина, — однако для нашего правосудия улик более чем достаточно. Ваш сын совершил преступление, для которого нет иммунитета и смягчающих вину обстоятельств. Принц Варг будет арестован и подвергнут допросу с пристрастием, так как дело касается государственной ереси. Признается он или нет, неважно: лишь одна кара ждет его — смерть!

— Никогда! — захрипел герцог Крун, занося руку для удара. — Никогда тому не бы…

Княгиня София отпрянула — однако то импульсивное движение оказалось излишним. Глаза герцога выпучились, тело пронзила конвульсия — и он рухнул прямо к ногам княгини.

— О, нет… — простонала она и тут же бросилась из кабинета с криком: — Врача, скорее, врача! Всех моих врачей — немедленно, ко мне!!!

— Дочь моя, — начал князь Корнелий Марцеллин, — ты знаешь, как я люблю тебя…

Доротея кивнула: да, она знала, как он ее любит — как дочь и как женщину; больше, чем ее, отец не любит никого, кроме самого себя; о своеобразной любви отца к Софии Юстине она не знала ничего.

— …И потому для меня будет величайшим несчастьем расстаться с тобой.

Девушка затрепетала; преданной рабыней своего отца она была столь долгое время, наверное, с самого детства, и настолько привыкла к своей роли, что перспектива расстаться с отцом-господином по-настоящему испугала ее. Отец безраздельно царил в ее жизни и наполнял эту жизнь смыслом; возможна ли ее жизнь без отца, она не знала и не хотела узнавать…

— Ради Творца и всех великих аватаров, господин, — взмолилась Доротея, — не шути со мной столь жестоко! Давай лучше я сделаю тебе приятно…

Она потянулась к отцу, туда, где под халатом уже привычно прорисовывалось жаждущее естество — но отец, к изумлению ее, мягко отвел ее руку.

— Когда-нибудь это должно было случиться, Дора, — с грустью сказал сенатор. — Тебе восемнадцать уже, а это самое время для девушки выходить замуж. Женитьба, если разобрать по правде, хотя и зло, но необходимое зло, как сказал в свое время Менандр…

— Нет, ради всего святого, господин! Я никого не люблю так, как тебя! Я не хочу замуж…

— Ты захочешь, — ласково, но настойчиво возразил он, — ибо того желаю я, отец и господин твой. Во имя любви ко мне ты полюбишь другого мужчину. Я облегчу тебе задачу, указав, кого именно тебе надлежит полюбить. Конечно, любить его ты будешь не так, как меня… Он будет называться твоим мужем.

Бледная, точно сама смерть, Доротея встала.

— Позволь мне уйти, господин. Я не могу слышать, что ты говоришь.

— Сядь, глупая! — рявкнул князь Корнелий; дочь, напуганная вспышкой его гнева, послушно опустилась на скамейку у его ног, а он продолжил: — Я выбрал для тебе редкостного мужа. Он молод, он храбр и силен, он умен, он красив, как бывает красив первозданной красотой, дарованной самими богами, дикий зверь — лев или вепрь. Он — воплощение мужчины. Достаточно сказать, что по Выбору он — Симплициссимус. Он — истинный Геракл для тебя, моя Геба! Он будет оберегать и защищать тебя. А если нет, — Корнелий Марцеллин скривил губы в жестокой усмешке, — тогда я сокрушу его своими перунами [37]! Но пока… пока этот человек мне нужен — и я его заполучу, через тебя, родная!

— О, господин… — заплакала Доротея.

Отец нежно погладил ее каштановые волосы.

— Ты у меня красота ненаглядная, Дора. Ты неотразима. Принц Варг женится на тебе и станет моим зятем.

Она с ужасом воззрилась на отца. "Это всего лишь страшный сон", — прочел он в ее глазах.

— Не бойся, родная. Ничего, что он варвар. У него характер зверя, но тебе хорошо известно, как укрощать диких зверей: я тебя научил. Я берег и лелеял тебя. Пришло время отблагодарить папу за его труды.

— Что… что я должна сделать?

— Ты ответишь "да" на предложение Варга. Вначале он, я думаю, возненавидит тебя. Тебе придется пройти через это. Угождай ему, как только можешь. Стань ему верной женой. Доставляй ему наслаждение в постели, как доставляла мне — но будь осторожна: варвар, по всей видимости, сущее дитя в искусстве любви. Не испугай его! Он не полюбит тебя, если увидит в тебе блудницу. Роди ему ребенка, и чем скорее, тем лучше. Я хочу, чтобы это был сын, наследник. Сын свяжет его с тобой и со мной. Затем стань ему не только женой и матерью его ребенка, но и подругой, которой он доверит свои сокровенные тайны. Ты понимаешь меня, Дора?

— Да, господин, — прошептала девушка.

— Умница, — кивнул сенатор. — Итак, ты должна стать Варгу преданной женой, любовницей, подругой. Его жизнь — твоей жизнью. Его пристрастия — твоими. Его цели — твоими целями. Так ты завоюешь его, будущего великого воителя… А теперь самое главное, — князь Корнелий наклонился к уху дочери, как будто в его собственном дворце их могли подслушивать. — Герцог Крун, отец Варга, — человек Софии. Я не хочу, чтобы он оставался герцогом и дальше. Я хочу, чтобы герцогом Нарбоннским стал твой будущий муж.

— Я… я… мне придется отравить Круна, да, господин?

— Нет, нет, что ты, родная! Никаких убийств, особенно с твоей стороны! Запомни: твой образ — жена, во всем следующая за мужем, жена, которая не сделает и шагу помимо воли мужа, этакая овечка. Твое дело — соглашаться с Варгом во всем, что касается его ненависти к нашей державе…

— О-о-о…

— Не бойся, Дора, это не измена. Напротив, благодаря тебе наше влияние в Галлии укрепится; но произойдет это не сразу, а тогда, когда я возглавлю имперское правительство… Но я отвлекся. Так вот, родная, я ставлю тебе задачу укрепить Варга в его преданности свободе. Vita sine libertare, nihil [38], иными словами. Ему кажется, что свобода его родины и покровительство Империи несовместимы. Это хорошо. Он наивен, прямодушен, благороден — но далеко не дурак, поэтому будь осторожна. Очаруйся его страной; пусть он поверит, что твоя душа тоже, как и его, алчет свободы! Такое родство душ сблизит тебя и его, а поскольку у него среди женщин нет друзей и поскольку женщина-друг нужна всякому великому мужчине, он начнет поверять тебе свои секреты…

— Но как я стану передавать тебе их из Галлии?