— У нас мало времени, — сказал он, вставая с земли и отряхиваясь. — Я приготовил все, что нужно отсюда вывезти. Сейчас заявится полиция. Надо уходить.
— Внизу стоят лодки, — сказал Панин. — Мы зашли с моря, уйдем по морю. Говорят, дороги здесь перекрыты. А где прокурор?
— Он убит.
— Как и следовало ожидать.
— Покончил с собой, — поправился Клейн. — Пока оставим его здесь. Родственники заберут, если захотят.
— Ну, тогда нам нечего здесь больше делать, — решил Панин. — Пошли к лодкам.
— Минуточку, — сказал Клейн. — Сколько отсюда до российской границы?
— Километров триста.
— Вы видели вертолет? Экипаж жив. Баки заправлены. Они собирались сегодня утром куда-то вылетать. Насколько я понимаю, у летчиков нет желания сейчас говорить с полицией. Я попрошу командира подбросить нас до Дербента.
— А они согласятся?
— Странный вопрос, — сказал Клейн.
У экипажа не возникло никаких вопросов.
Вопросы возникли у людей Муртазанова.
Их товарищ был убит. Они стянули с него комбинезон и завернули тело в ковер. Дальнейшие действия остановились из-за споров. Одни предлагали увезти его отсюда на лодке. Другие говорили, что лезгина можно оставить здесь. Если спустить тело в подвал, можно считать, что он был похоронен до заката, как и подобает мусульманину. А место в лодке лучше занять добычей: тюками, коробками и сумками.
Муртазанов постановил: лезгина оставить в подвале. Но его часть добычи передать родственникам. И, прекращая обсуждение, поволок два клетчатых баула.
Проводив его взглядом, Клейн подумал, что операция по освобождению заложника закончилась. Впрочем, заложников было двое, и один из них остался жив. Так что операция удалась ровно на пятьдесят процентов.
Вертолет уже раскрутил свои лопасти, когда со стороны КПП прибежал Ковальский.
— Понаехали, — доложил он, запрыгнув в люк. — Менты в касках. С матюкальниками. Приказывают открыть ворота. А те придурки их посылают. Они уже завелись, настроились биться до последнего патрона. Им терять нечего, будут отстреливаться.
— Забросают гранатами с газом, — сказал Клейн. — Разберутся без нас. Командир, поехали.
— Ах ты, досада какая, — Панин сокрушенно ударил себя кулаком по лбу. — Я же с другом не попрощался. Обидится на всю жизнь. Командир, можем мы зависнуть над берегом?
— Попробуем, — мрачно сказал пилот, и вертолет пошел вверх.
Панин сидел у бокового люка, и ветер трепал его короткие седые волосы. Клейн видел в проеме, как резко ушли вниз крыши корпусов и кроны деревьев, и встала над садом синяя стена моря в блестках волн. Машина накренилась в развороте, и стало видно дорогу, и ворота дачи, и множество машин перед ними.
Потом показался берег. Две лодки уходили в море, вскидывая и роняя нос. Вертолет описал круг над ними, и Панин высунулся из проема, размахивая рукой, и рулевой с передней лодки махнул ему в ответ.
Глава 36
Вот и слетал на юг, горевал Ковальский, глядя в иллюминатор. Пропьянствовал безвылазно в каком-то подземелье. Подышал химией. Ну, на лодке покатался, и то — ночью. Отдохнул на все сто.
Он приложил голову к вибрирующей стенке и снова задремал. Салон вертолета был отделан в восточном стиле. На иллюминаторах трепетали занавески с бахромой. Железная дверь пилотской кабины была оклеена красотками, как будка сапожника. Сиденья в «вертушке» были мягкие, с подлокотниками, но без спинок, и опираться приходилось на стенку.
Рядом сидел Панин, напротив — Клейн. В своем перепачканном спортивном костюме он был скорее похож на бандита, чем на начальника службы безопасности. Но так он больше нравился Коту.
Он вспомнил, с каким понтом Граф перехватил его тогда во дворе на своем роскошном джипе. Кот не мог позволить себе ездить на чем-то дороже «восьмерки», а тут — «Лексус». И этот важный тон… Хорошо он тогда его осадил насчет билетов и премии. Ящик шампанского. Кстати, уговор остается в силе, или как?
Ковальский открыл глаза, чтобы уточнить это важное обстоятельство, и увидел, что Димка, наклонившись вперед, что-то горячо доказывает Клейну.
— Это же историческое место, Сумгаит, — говорил Панин, стараясь перекрыть рев двигателей. — Думаю, о нем будет написано во всех учебниках по диверсионной подготовке. Надо обязательно раздобыть американские инструкции, составленные после восемьдесят восьмого года. На тему «Организация беспорядков». Раньше мы только теоретически представляли, как могут действовать ребята, внедренные в толпу. А тут такой богатый практический материал.
— Как их могли внедрить, по-вашему?
— Перешли турецкую границу, в Армении смешались с азербайджанцами, которых выселяли. У беженцев никто не спрашивает документов, а если и спросят, ответ простой — все сожгли проклятые армяне.
— А почему они так далеко ушли от армянской границы? Могли бы затеять беспорядки в Кировабаде. Или, еще лучше, в Мингечауре — там ГЭС, там база ПВО, это был бы серьезный удар по всей системе.
— В Мингечауре их бы живо придавили. Хватило бы комендантской роты. А в Сумгаите не было войск. К тому же им не нужен был удар по нашей обороне. Они метили выше. Разорвать Союз.
— Может быть, — согласился Клейн. — После Сумгаита Союз уже не выбрался из агонии.
— Вот именно! Здесь все началось. Бакинские события тоже начались здесь. А Таджикистан с чего начался, помните? Антиармянские выступления в Душанбе, против беженцев из Баку, которым якобы квартиры без очереди будут раздавать. Уже на следующий день про армян все забыли, и появился так называемый «народный комитет», и он до сих пор рвется к власти. Эта пороховая бочка там давно была готова взорваться, но спичку-то, спичку из Баку подбросили, а значит, из Сумгаита. А сценарий тот же самый, и действующие лица одни и те же. Возмущенный народ, безоружная власть, криминальный элемент, плюс несколько профессионалов-зачинщиков.
Клейн что-то спросил, и Панин прокричал в ответ:
— А просто мои друзья были в Таджикистане, и я знаю все не из газет. Так я вам больше скажу. Сумгаит, он ведь и Москву задел рикошетом. Там были ребята из отряда «Витязь». Если бы нам разрешили применить оружие, может, и не было бы ничего. То есть можно было сорвать им сценарий. Но не получилось. В тот раз не получилось. А потом эти же ребята в 93-м охраняли Останкино. И применили оружие. И все. Нарушили сценарий. И «народный фронт» остался не у дел. Может быть, «витязи» тогда просто остановили гражданскую войну.
— Вы считаете, что у нас сейчас нет гражданской войны?
— По крайней мере, московские танки еще не рвутся к Питеру, — сказал Панин. — И если гражданская война идет, то по другому сценарию.
— Вы же летчик. Интересно, какое оружие вы могли применить против митингующих? Напалм?
— Хватило бы мотострелкового взвода со штатным оружием.
— А я вот был в Нахичевани, был на иранской границе, и тоже видел митингующие толпы, — мрачно сказал Клейн. — Так я вам скажу, хорошо, что мы не применяли оружие. Это бесполезно. Бессмысленные жертвы, и все. Идет исторический процесс. Границы трещат и рвутся не только у нас. Во всем мире. Сопротивление бесполезно. Время все сделает за нас. Ну, снесли они заграждение, ринулись в родной Иран, и что теперь? Теперь насмотрелись на прелести свободного мира, успокоились. И границу не только восстановили, но и укрепили. И так будет везде. Время все сделает за нас.
— Вы были только в Нахичевани?
— В других местах тоже, но там мы уже применяли оружие. И что мы имеем? Республику Ичкерию. И ее союзников — Ингушетию и Грузию.
— Хватит вам галдеть, — заворчал Ковальский. — Кружок юных геополитиков. Поспали бы лучше.
Но он и сам уже расхотел спать и пересел поближе к Графу. Им тоже было о чем поговорить.
Они попали в переделку. И выбрались из нее. С потерями, но выбрались. Еще неизвестно, что ждет их в Питере, да и добраться туда тоже будет непросто. Но, по крайней мере, теперь они были вместе. И Кот, не найдя слов, просто ударил в плечо друга своим пудовым кулаком, сияя улыбкой.