— Может быть…

Под утро Клейн услышал легкий стук в окно. Он бесшумно встал и приоткрыл створку.

Бритоголовый парень с персидскими круглыми бровями, сросшимися на переносице, типичный талыш, протянул ему термос и газетный сверток.

— Чай, — сказал талыш. — Масло, сахар, немножко хлеб.

— Спасибо, брат, — сказал Клейн.

— Для малчика что еще надо, скажи.

— Ничего не надо.

— Твоя жена учительница, да? — спросил талыш.

— Да. Ты ее знаешь?

— Нет, просто так сказал. Культурная женщина. Даже ведро моет. Я думал, она доктор. Охранщики сказали, что бедная. Бедная, значит учительница. Доктор бедный не бывает. А малчик на тебя похожий, копия, клянусь. Только ты рыжий, а он черный, как мы. Дай Бог здоровья ему.

— Спасибо, брат, — сказал Клейн, гадая, как и когда этот парень ухитрился разглядеть Эльдарчика.

— Чай пейте, это хороший чай, настоящий ленкоранский, домашний. Что надо, скажи, я в обед принесу. Охранщики все уедут, малчик мало-мало гулять будет. Детям гулять надо, воздух надо, солнце надо.

— Домой ему надо, домой, — сказал Клейн.

Талыш вздохнул, огляделся и ушел, катя перед собой тачку на велосипедных колесах.

С утра на базе боевиков началась какая-то суета. Стоя у закрытого окна, Клейн слышал дружный топот вооруженных групп, пробегающих мимо барака. На слух он определил: группы до десяти штыков, с легким стрелковым вооружением, без поклажи. Что интересно — команды отдавались то на азербайджанском («Сол! Сол! [20]»), то на русском («Левое плечо!»).

Постепенно все стихло, и доносились только звуки открывающихся ворот.

Охранник, вежливо постучав, вошел в их комнатку.

— Я извиняюсь, выходим на прогулку по одному. Кто первый?

— Ребенок один не пойдет, — сказал Клейн.

— Само собой, само собой, — закивал охранник. — С матерью или с отцом, само собой.

— И с матерью, и с отцом, — сказал Клейн. — А кто приказал-то? Неужто господин Шалаков?

— Не знаю я господина Шалакова, — сказал охранник. — Мы и сами с усами. Даже в тюрьме прогулка положена, а тут вообще, с ребенком… Короче, кто первый на выход?

Первым пошел Клейн. Охранник довел их до спортплощадки и стоял в сторонке, покуривая, пока Клейн с Эльдаром лазили по турникам и брусьям. Нашелся даже потертый футбольный мяч, и им удалось недолго погонять его по асфальтовому полю. Недолго, потому что в небе появился оранжевый вертолет. Он начал поворачивать и снижаться, накренившись и посверкивая стеклами. Охранник торопливо скомандовал:

— Сматываемся! Бегом в расположение!

Снижающийся Ми-8 наполнял пространство грохотом и свистом, под деревьями взметнулись желтые и бурые листья, и поползла по дорожке сада, кувыркаясь, старая газета.

Они добежали до барака, охранник проверил, закрыто ли окно, и сказал:

— Ничего, скоро они улетят, тогда еще погуляете.

— Долго нас еще будут держать здесь? — спросила Рена.

— Здесь долго не держат, — сказал охранник и вышел.

Обычное занятие заключенного — ожидание очередной кормежки. Рена занималась с сыном географией, играя в «города». Клейн валялся на шубах, разглядывая каталог туристического агентства «Туранбуран Круиз» и подсказывая Эльдару. На букву «л» он подсказал автоматически — Ленинград.

— Нет такого города, — сказала Рена.

— Нет, есть! — возразил малыш. — Я сам слышал.

— Сынок, Ленинград был раньше, теперь его нет.

— Нет, я сам слышал, по телевизору показывали, как фашисты хотели уничтожить Ленинград, но у них ничего не получилось, и наши победили.

— У фашистов-то не получилось, — сказал Клейн.

— Сынок, теперь этот город называется по-другому. Это Санкт-Петербург, на букву «эс». Санкт — по-немецки «святой», «Петер» — Петр, «бург» по-немецки «город». Получается «Город Святого Петра». Ну, что с тобой?

— А почему? — спросил Эльдар недовольно. — Почему Ленинград называется по-немецки? Наши что, не победили?

— Все нормально, — Клейн отбросил каталог и обнял малыша за плечи. — Наши победили. Ленинград стоит на старом месте, никуда не делся, только название поменял, но это ерунда.

— Как? Юрунда? — мальчуган расхохотался, обрадовавшись смешному словечку.

Клейн успел проголодаться к тому времени, когда в окно постучали. Это был тот самый талыш.

— Охранщики все уехали, — сказал он. — Двери закрывали, через окно надо вылезать. Пошли, хлеб кушать будем.

— Охранники уехали, а ты кто?

— Я? — удивился талыш. — Я повар, да.

— Что за бардак, — сказал Клейн. — Такой бардак уже пахнет провокацией. Почему на окнах нет решеток?

— Раньше был решетка. Белый Голова сказал, чтоб снимали. Был один несчастный случай, да.

Клейн догадался, что кличку «Белая Голова» здесь присвоили Мишане Шалакову.

Повар провел их в свой домик на краю сада, там уже был накрыт стол, и они наконец-то поели как люди, а не как заложники. Рена говорила с талышом по-азербайджански. Эльдар тоже участвовал в разговоре, вежливо отвечая на вопросы повара, чем приводил того в восторг.

— Какой сын у тебя, честный слово, талант, э, просто талант! — говорил талыш Клейну. — Дай Бог здоровья. Культурный мальчик, настоящий бакинец.

— Он не бакинец, — сказала Рена. — Он в Ленкорани родился. Вы Новруза Расул-заде знаете? Это дедушка Эльдара.

— Расул-заде? Новруз-бек? — круглое лицо повара просияло восторженной улыбкой. — Такой человек! Его у нас все знают. Большой человек, уважаемый.

— Раньше был уважаемый, а сейчас… — Рена вздохнула.

— Э, сестра, так не говори. Жалко, он в Баку уехал. В Ленкорани он был как царь. Зачем уехал? Сейчас мог делать отдельный республика, Талышистан, да, — повар засмеялся. — Сейчас такой время. Татарстан отдельно, Туркестан отдельно, талыши тоже люди, тоже хотят отдельный республика. Вай, какой человек! А я думаю, почему мальчик такой умный? Земляк, да!

— А можно вертолет посмотреть? — спросил Эльдар.

— Ай балам, почему нельзя? Пойдем посмотрим.

— А тебе ничего не будет за это? — спросил Клейн повара. — Все-таки нам вроде положено под замком сидеть.

— Э, никого нету, только на воротах сидят, и еще летчики. Пошли погуляем, потом чай пить будем. Они только ночью приедут, я все слышал. На размен поехали. Мне сказали, собак открой, пускай собаки охраняют. Я что, совсем ненормальный? Собаки никого не слушают, только одного монгола слушают. Если монгол не приедет, кто будет собак закрывать?

— А почему он может не приехать? — спросил Клейн.

— Я просто так сказал, да. У них каждый день кто-нибудь не приезжает.

«Неужели они так мне доверяют, что оставили без охраны? — подумал Клейн. — Уверены, что я никуда не денусь? Думают, что я не смогу убежать, бросив тут жену с ребенком? Значит, они и не собираются выпускать Рену. Они выпустят меня, а ее оставят заложницей. Чтобы я был более послушным».

— Мне не нравится, что в лагере нет охраны, — тихо сказала Рена, когда Эльдар отбежал от них, гоняясь за курицей. — Это подозрительно. Что-то случилось.

— Ничего не случилось. Просто теперь они думают, что я работаю на них.

— Но ты же не будешь работать на них?

— Я буду просто работать. Как раньше, — сказал Клейн. — Только теперь мы будем жить вместе. Тебе придется привыкнуть к северному климату. Эльдарчик будет учиться в самой лучшей гимназии. И еще мы купим новую квартиру, побольше.

— Ты серьезно? — она остановилась. — Ты им веришь? Они взяли нас в заложники, а ты им веришь? Они напали на женщину с ребенком, они подонки, а ты им веришь?

Он не знал, что ответить. Ей ведь не скажешь, что и сам когда-то захватывал семью Рахмат Шаха, чтобы склонить командира моджахедов к переговорам. Ей не докажешь, что Шалаков и его команда не собирались сдирать с Рены кожу на глазах Клейна, чтобы выпытать у него все тайны. Захват родственников практикуется с целью психологического давления. Между прочим, Клейн этого давления не выдержал. Так что теперь-то Рене тем более ничто не угрожало. Но есть вещи, которые нельзя прощать.