— Нормально получилось, — Зубов пожал плечами. — Просто неправильно встали ребята.

— Пойдешь ко мне инструктором? — спросил Камыш, крепко сжимая колено. — Завтра же будешь на переподготовке. Завтра же. Сдаем работу, и все разбегаются, а мы с тобой в теплые края.

— Надо подумать, — сказал Зубов. — У меня уже есть пара предложений.

— Да чего тут думать? Тут уже подумали люди поумнее нас с тобой. По тестам у тебя сто баллов. Легенду мы тебе подберем. Месяц работаем в лагере с салабонами, месяц балдеем, а баксы капают и капают. Чего тут думать?

— Пожрать бы, — сказал Зубов, пытаясь отодвинуться. Ладонь Камыша жгла его колено.

— Это моментом, — Камыш засмеялся и хлопнул в ладоши.

Портьеры раздвинулись, и женщина в красном блестящем халате внесла поднос, от которого пахло жареным мясом.

— Ешь, пей, отдыхай, — приказал Камыш, вставая с кушетки. — Лалочка о тебе позаботится. До утра свободен. А днем поступаешь в мое распоряжение. Только не высовывайся. Земляки тебя ищут.

— Нет у меня земляков.

— У тебя-то нет. А у тех, кого ты в городе грохнул, есть. И земляки есть, и родичи, и все тебя уже ищут. Так что, Рома, теперь тебе одна дорога. Или ко мне в инструкторы, или в колодец.

— Все равно, — сказал Зубов. — Но сначала пожрать.

Глава 27

В эту ночь Клейн сделал Рене предложение, и она ответила отказом.

Они лежали на ковре, обнявшись, и перешептывались как можно тише, чтобы не разбудить Эльдара.

— Нам надо жениться, — сказал он.

— Нет, не надо, — почти неслышно ответила она.

Он так удивился, что даже не смог обидеться.

— Но… Почему?

— Потому что поздно. Спи.

— Я давно собирался сказать тебе это, но как-то не было случая.

— Да, сейчас, конечно, самый подходящий случай.

В темноте ему показалось, что она улыбается, и он решил, что сможет ее переубедить.

— В общем, я им сказал, что ты моя жена. Нас вывезут отсюда вместе, прямо в Питер. Теперь ты будешь жить у меня. Эльдара я устрою в гимназию. Ты, если захочешь, будешь работать там же. Но лучше посиди пока дома.

Она долго молчала. Он погладил ее по щеке, и пальцы коснулись мокрого следа ее слез.

— Ты плачешь?

— Гера, Гера, ну как же ты мог… — Рена вздохнула. — Ну ладно, если надо, то надо. Поедем вместе. Но я вернусь при первой же возможности, ладно?

— Почему-то мне казалось, что ты будешь рада.

— Слишком поздно радоваться переменам.

— Что значит поздно? — Он зашептал слишком громко, и она прижала ладонь к его губам. Но Клейн не остановился: — Жизнь только начинается. Милая, знаешь, сколько раз я думал, что уже поздно, уже конец, уже ничего хорошего не будет? Но жизнь всегда начиналась заново. Все будет хорошо, можешь мне поверить.

Он приподнялся на локте, чтобы видеть ее лицо. Рена вытерла глаза и отвернулась.

— Это мужчины могут начинать новую жизнь, потому что вы живете только для себя. А у меня уже была одна жизнь, и она кончилась. Другая жизнь началась, когда родился Эльдар. Третьей жизни мне не надо.

— Ты думаешь, со мной ему будет хуже?

— Не обижайся, Гера. — Она снова повернулась к нему, и снова прижала ладонь к его губам. — Не шуми. Мальчик вырастет там, где родился. Это его дом. Пусть он вырастет в своем доме, а не в чужом. Здесь у него вся родня. Родители Вагифа, моя мама — ты о них подумал? Старики меня убьют, если я увезу их внука.

«Да что она говорит? — подумал он, сдерживая раздражение и обиду. — Причем тут старики? Да она просто не хочет быть со мной… Черт возьми, я же ничего не знаю о том, как она тут жила без меня. Значит, здесь ей лучше, чем со мной? Значит…»

Его обожгла ревность.

— Старики, старики, — повторил он за ней. — Это все слова. У тебя кто-то есть?

— Что?

— У тебя кто-то есть, — повторил он уверенно. — Другой мужчина.

Она просто отвернулась к стене. Среди ночи он почувствовал, что ее плечи вздрагивают.

— Я мог бы и сам догадаться, — глухо сказал он, чувствуя, что с каждым словом между ними вырастает пропасть. — Я не собираюсь ломать твое счастье. Прости. Но у нас нет другого способа отсюда выбраться.

Рена перестала плакать и повернулась к нему. Ее горячая рука легла ему на шею, и она зашептала сбивчиво и бессвязно.

— Почему, Гера? Ну, почему все время одно и то же? Сначала один. Он любит меня, я люблю его, и все так хорошо, только он не может на мне жениться, потому что для этого надо сначала развестись, а развод помешает его работе. Мы все тянули и тянули, а потом началась война, и все пропало… Потом Вагиф. Он хороший человек, очень хороший, и никаких разговоров о любви, мы уже взрослые люди, и он все про меня знает. И он честно говорит, зачем ему нужна жена. Мы поженились, потому что освободилась должность для местного, партийного, женатого, а он был не женат. И вот мы поженились, и все было прекрасно, и он гибнет на войне… И теперь ты…

— Бог троицу любит, — сказал Клейн. — У нас все будет хорошо.

Но пока все было не так хорошо, как ожидал он после беседы с турком. Он и ответил почти на все вопросы, и всячески демонстрировал готовность к разумному сотрудничеству, и был за это награжден кучей комплиментов и обещаний. В знак особого доверия он даже выпил пару стаканчиков чая, после чего настроение его резко улучшилось. Он стал снисходителен и податлив, и, кажется, даже подписал какую-то бумагу… Контракт с агентством «Туранбуран Протект». Испытательный срок три месяца… Оплата по договору… Консультационные услуги… Что-то там еще. Обязательства о неразглашении… Он не мог вспомнить подробности, и это определенно говорило об отравляющем, точнее — психотропном воздействии чая. Недаром они так настойчиво его предлагали. Так или иначе, а контракт он подписал — но положение его пока не изменилось. Ему не дали связаться с Ковальским и Паниным. Ему не вернули его документы и вещи. И по-прежнему держали в бараке под охраной.

Небольшие изменения в режиме были заметны только в процедуре кормления. Сначала в ведре приносили объедки. Пару раз выбросив их в унитаз и выставив вымытое ведро в коридор, на третий раз, к вечеру, Клейн обнаружил в ведре не объедки, а какой-то газетный сверток. Газета была старая и грязная, и Клейн ожидал, что в нее завернуты какие-нибудь сухари и огрызки. Но он ошибся.

Паштет, фасоль, маслины, сушеный инжир, финики. Отдельно были завернуты яблоки и хурма. А на самом дне ведра был теплый лаваш, заботливо обернутый полотенцем.

Рена тщательно вымыла фрукты и внимательно изучила все надписи на консервах, прежде чем покормить Эльдара.

После такого ужина настроение у нее поднялось, поэтому Клейн и решился на важный разговор. Для него этот случай был самым подходящим. Ни при каких иных обстоятельствах он бы не решился предложить ей выйти замуж.

Все очень просто. Клейн делил людей на две породы. Есть люди семьи и есть люди стаи. Это два разных мира. Семья разрушает стаю. Стая разрушает семью. Поэтому людям разных пород лучше не смешиваться.

Рене нужна семья, и она у нее есть. У Клейна семьи нет, но она ему и не нужна.

Он вырос в стае, он живет в стае, в стае он и умрет. Когда-то его стая была огромной и могучей, и перелетая из края в край великой страны, везде он был своим, на юге и на севере. Молодые самцы подчинялись ему, а он подчинялся матерым, но водку пили все наравне, чинов не разбирая, и так же гибли, тоже наравне. И самки, молодые и зрелые, уступали ему одинаково охотно на юге и на севере, особенно на севере…

Нет уже той стаи. Его новая стая способна уместиться в десантном отсеке БМП, и то — если соберется в одной точке.

Но это не может превратить его в человека семьи. И все, что он мог предложить Рене — это переехать в более удобное для жизни место. Он даже не задумывался, любит ли он ее? Любит ли его она? Ему хотелось, чтобы она жила лучше. Чтобы она жила.

— У нас все будет хорошо, — повторил он. — Все будет так, как хочешь ты. А дедушки-бабушки, может быть, только рады будут, что пацан учится в петербургской гимназии.