— Если будет? А если не будет? — спросила Восьмая. — Думаете, нас могут освободить и без штурма?

— Конечно. Например, если захватчики получат выкуп раньше, чем база будет блокирована. Тогда они отсюда испарятся, и для вас все будет кончено.

«Да, для вас все кончится, — подумал он, — а для Ежика только начнется. Наверно, он рассчитывает получить из этого миллиона достаточно жирный кусок. Ведь ему придется все начинать заново. Менять документы, менять город, а то и страну. Неужто он рассчитывает отсидеться в Африке, в своем сафари-центре? Зачем он все это затеял? Что его не устраивало в прежней жизни? Только-только начал раскручивать легальное дело, так аппетитно подсчитывал будущие доходы… И вдруг вместо солидного грузоперевозчика стать отмороженным террористом?»

— Для нас все будет кончено… когда нас заставят… выпить морковный сок… с цианидом, — еле слышно выговорил американец. — Поторопитесь, Вадим Андреевич. Имейте в виду, если я умру, вы никогда не получите свои пятьсот долларов компенсации.

Вадим повернулся, пытаясь разглядеть в темноте лицо Регины.

— Регина Казимировна, вы готовы спасти своих пациентов? — спросил он.

— Если смогу…

— Тогда пошли. Снимай халат, — приказал он. — А то тебя издалека будет видно. Пошли, через десять минут ты будешь в безопасном месте.

— А другие? — спросила Регина.

— Они тоже будут в безопасном месте, но немного позже. Пошли, милая, времени не осталось на разговоры.

— Не обижайся. Но я так не могу.

Их пальцы сплелись в темноте, и Регина притянула его руку к своему лицу. Он почувствовал, как она целует его пальцы, и погладил ее скулы, мокрые от слез.

— Ты меня понимаешь? — спросила она.

— Да.

Да, он понимал ее. И ведь почти не надеялся получить от нее иной ответ. Она не бросит больных. И чтобы спасти Регину, ему придется выручать всю эту братию.

Он встал и протянул руку к каменке, нащупывая брюки. Они высохли только в поясе, и он с трудом натянул их.

— Ты уходишь?

— Ненадолго.

Зашуршала ткань халата, белое пятно выросло и приблизилось. Регина спустилась к нему и встала рядом. Ее горячие руки обвили его шею.

— Хорошо в темноте, — прошептала она. — Как в кино. Ты помнишь, как ходил в кино с девушками?

— Не было такого. Я всю жизнь смотрел кино в казарме, вместе с ротой.

— Ты неисправимый солдафон.

— Потому и выражаюсь прямо. Выходи за меня.

— Учти, у меня тяжелый характер.

— У меня тоже. Значит, ты согласна?

— Да.

— Спасибо тебе, — сказал Вадим Гранцов. — Кажется, у меня началась новая жизнь.

«У меня началась новая жизнь, — подумал он, — а у кого-то скоро кончится старая. Ничего не поделаешь, ребята. Вы знали, на что шли».

Он снова пристегнул к себе сверток с автоматом и сел над желобом, свесив ноги в люк.

— Не бойтесь. Постарайтесь выспаться, — сказал он. — Завтра у всех нас будет тяжелый день. То есть не завтра, а уже сегодня.

Глава 26. Реквием для Лисички

У костра на берегу сидели двое. Спрятавшись за перевернутой лодкой, Вадим видел их темные силуэты. Солнце еще не выглянуло из-за леса, и плотные низкие облака пока удерживали над землей ночную синеву. Еще полчаса, и станет светло, и надо успеть вернуться в колодец. Но Гранцову хотелось еще хоть немного разузнать о налетчиках, поэтому он и скрючился за лодкой, дрожа от холода в своей мокрой робе, и подслушивал, кося глазом на светлеющую полоску над черной стеной леса.

— Сначала машину куплю, — говорил один. — «Бомбу» пятой серии. Поеду на ней домой. Там продам, куплю дом. Отремонтирую, продам, куплю квартиру в центре. Буду сдавать, а сам поживу у мамаши. У нее трехкомнатная. Потом она умрет, буду сдавать трехкомнатную, а сам перееду в центр. А ты, Тайсон?

— В Анталию поеду. Там по кайфу. Спать пойдешь?

— Неохота. Пятая серия самая крутая, скажи?

— Ну.

— Андрюха говорит, желтая «Феррари» есть в отстойнике. Можно недорого взять. Но я отказался. На «Феррари» по нашим дорогам только и гонять, скажи? Раздолбаешь за неделю, потом хрен кому втюхаешь.

Он еще долго бубнил, ковыряя веткой в костре. Второй сидел, опустив голову на колени, и Гранцов уже решил, что он заснул. Пора уходить. Все равно от этих уродов не услышишь ничего толкового. Но бандит вдруг проговорил, не поднимая головы:

— Вот облом, что эта сучка откинулась. Могли бы подняться. А теперь — отсос.

— Тут, Тайсон, ты неправ. Ни хера подобного. Никакой не отсос. Кассета есть? Есть. Папашка на крючке? На крючке. Ты бы стал дергаться, если б тебе такую кассету под нос сунули? Не стал бы. На пленке она живая, здоровая, голос ее, все в натуре. Сразу бы бабки отдал, без базара. Влад с Проглотом и не такие варианты прокручивали.

Гранцов понял, что они говорят о Лисичке. Вот, значит, для чего ее отделили от остальных. Хотели получить деньги с ее отца-миллионера. Значит, она умерла?

Нет. Ее убили.

Ну, что же, придется изменить тактику, подумал Гранцов. В конце концов, лишняя пара автоматов не помешает.

— Афанасьич вонять будет.

— Если сразу не развонялся, значит, не будет. У него своя тема, у нас своя.

— Он не знает. Еще не сказали. А по утряне, как увидит трупешник, как развоняется…

— Не сказали? Ну и не скажем. Скинуть ее поглубже в озеро, всего-то и делов. Типа убежала.

— Ага. Убежала. — Тайсон сплюнул в костер. — Замочит на месте.

— Это точно… И что, она там и валяется? В бане?

— Ну.

— Голая?

— Вроде да. На нее Липкий полез, а она уже не трепыхается.

Бандит бросил ветку в костер и вытянул шею, оглядываясь.

— Тут такое дело, Тайсон… Пока никто не видит… Пока ее не убрали… Пойдем, пощелкаешь меня с ней.

— Хомут, ты чего? — опешил Тайсон.

— Я тут «мыльницу» нашел у психов, надо пленку дощелкать. Пойдем по-быстрому.

— Ты совсем маньяк или как?

— Для дембельского альбома прикольные фотки будут. Пойдем, Тайсон. Пойдем, пока никто не видит.

— Ну ты даешь, Хомут…

Они оба одновременно поднялись и одинаковым заученным движением повесили автоматы на плечо.

Гранцов пошел за ними, почти не таясь. В предрассветных сумерках его пятнистая роба мало чем отличалась от серых курток бандитов. А свой автомат он держал так же, как они. Отличался он только тем, что шел босиком.

Было и еще одно отличие. Они могли принять его за своего. А он точно знал, что любая тень вокруг — это враг. И мог стрелять без раздумий.

На крыльце генеральской бани сидел на ступеньках налетчик в спортивном костюме. Рядом лежало помповое ружье.

— Сменять меня идете?

— Нет, Липкий. Пускай тебя твоя команда сменяет. А мы — спецназ.

— А мне что? Третий час дежурить? Чего тогда шатаетесь?

— Тебя не спросили, — грубо ответил Тайсон. — Чего сидишь на посту?

«Спортсмен» встал, но тут же с независимым видом прислонился к перилам и сунул руки в карманы.

— Набрал Афанасьич молодежи, ни хера доверить нельзя. Почему дверь открыта?

— Так это… Кого запирать? — «Спортсмен» заискивающе улыбнулся. — Она уже никуда не денется, верно я говорю, Хомут?

— Тебе я не Хомут, а пан старшина.

Громко стуча тяжелыми ботинками, они поднялись мимо него на крыльцо и скрылись за дверью.

Гранцов неспешно подошел к часовому, и тот проворчал:

— Ну, хоть билеты продавай.

— Не спи, Липкий, замерзнешь. Семечек хочешь? — спросил Вадим, запуская руку под полу куртки.

«Спортсмен» охотно подставил пригоршню. Гранцов быстро обхватил его запястье и дернул на себя. Часовой оступился и удивленно охнул, напоровшись животом на финку. Гранцов зажал его голову под мышкой и еще два раза ударил под ребра. Тело часового безвольно обмякло, и он оттащил его за угол.

В бане послышался смех. За полуоткрытой дверью мелькнули сполохи фотовспышки.

Гранцов быстро вытер клинок о песок, потом о траву, и занял место часового на крыльце. Он стоял, прислонившись к перилам, спиной к дверям. Ему хотелось дождаться тех двоих. Но светало слишком быстро, и кто-нибудь из проснувшихся бандитов мог заметить его на крыльце. Поэтому он сам вошел в предбанник и плотно прикрыл за собой тяжелую дверь.