— Да, да, постарайтесь. Я хочу знать, с кем его превосходительство непосредственно контактировал с самого начала полета?

— С Элизой, — ответил капитан, потирая подбородок. — Что вы имеете в виду под «непосредственно контактировал»?

— Не только секс. Близкое общение, даже через предметы.

Капитан задумался.

— Ни с кем, насколько я знаю, кроме помогавших вам.

— Хорошо, ограничимся пока только стюардессой. Ее следует поместить в лазарет. Еще я должен взять пробы на анализы всех запасов пищи.

Доктор подумал, что следует взять пробу и со всего содержимого бара текронта и вообще всех его апартаментов.

— Это все, доктор Ханга?

— Нет, я хочу взять анализы у всего экипажа.

— Понимаю, — кивнул капитан, ожидая дальнейших слов медика. Но тот снова задумался.

— Все?

— Что? Ах, да, — вспомнил о собеседнике Ханга, — ну, думаю, пока все.

Первым делом капитан задал бортовому компьютеру режим наибольшего хода, потом, не удовлетворившись результатом, он перепрограммировал его так, чтобы из «Синсида» выжималось все возможное, на что он способен. И плевать на возможность отказа давно устаревших двигателей.

Стюардесса была вызвана к доктору и помещена в лазарет, где насмерть перепуганной девушке он сделал анализы и подключил ее к аналогичному Тореса оборудованию.

Были обследованы все члены небольшого экипажа и отпущены заниматься своими делами.

Напоследок доктор тщательно обследовал апартаменты босса, но так ничего и не нашел. Вся коллекция спиртного также оказалась абсолютно безопасной.

Вернувшись в лазарет, он ввел Торесу снотворное и подключил к аппарату внутреннего питания.

Во многих местах тело текронта покрылось сыпью, постоянно текли слезы и слюни. Компьютер выдавал неутешительный прогноз.

Результаты анализов девушки были прямо противоположны анализам Тореса. Получалось, что она, как и любой член экипажа, полностью здорова. Из чего Ханга сделал несколько предположений: первое, что Элиза переживает скрытый инкубационный период болезни, но тогда современное оборудование должно хоть как-то и хоть что-то выявить; второе, если девушка в самом деле здорова, значит, болезнь не заразна и, возможно, занесена больному еще до полета; третье, что-то другое, о чем он пока не знает.

Единственное, что мог пока сделать доктор Ханга — это ожидать посадки в одном из космопортов в системе Крап.

Несмотря на все усилия капитана, «Синсид» дотащился до Крапа лишь два стандартных дня спустя. За это время кожа Тореса покрылась язвами, он редко приходил в себя и иногда бредил во сне. Что же касается команды, то ни у кого, в том числе и у стюардессы, не выявилось никаких признаков заболевания.

Капитан яхты получил разрешение на посадку, после чего он доложил диспетчеру:

— На борту тяжело больной граф-текронт Торес.

— Что с ним? — спросил далекий голос.

— Корабельный врач не может установить.

— Ясно. Садитесь на аварийную площадку семнадцать-В, следуйте наводящему лучу. Вас будет ждать бригада иммунологов. Вам запрещено покидать яхту, в случае нарушения будет применена сила. Конец связи.

Хотя капитан и понимал необходимость предпринятых шагов руководства космопорта, но его охватило негодование, что все это произошло именно с ним. Неизвестно, как долго «Синсид» продержат в карантине. Одновременно, капитан почуял дуновение страха. Доктор Ханга заверил, что для экипажа опасности не существует, но вдруг он ошибся? Или намеренно солгал?

Через пять минут после посадки «Синсида», через шлюз вошли восемь человек в костюмах биологической защиты. Двое из них поместили больного Тореса на гравиносилки и вынесли из яхты, остальные принялись за скурпулезное исследование судна.

Когда текронта поместили в клинику на обследование, диагноз больного вызвал шок. Торес умирал от халцедонской язвы. Болезнь еще не вступила в заключительную фазу, но смерть была уже близка.

После установления диагноза, весь экипаж «Синсида» был допущен на «грунт». Доктора Хангу по его просьбе допустили к боссу. Узнав, что с ним, он чуть не лишился дара речи — не каждому врачу выпадало столкнуться с подобной болезнью. В то же время, это было плохим знаком — это означало, что кто-то таким образом устранил графа-текронта и, значит, будут искаться причастные к убийству: заказчики и исполнители. Ханга понял, что его тоже могут арестовать по подозрению. И не ошибся.

Фактом халцедонской язвы очень скоро заинтересовалась Безопасность Нишитуры. Потом она передала дело уголовной полиции, которая в тот же вечер арестовала Хангу. Был арестован и весь экипаж.

Выяснив на допросах, что граф-текронт Торес возвращался со встречи с герцогом-текронтом Марком, следователь ходатайствовал своему начальнику, чтобы тот получил добро у БН на проверку и отработку версий, связанных с Марком. Получив зеленую улицу, следствие развило кипучую деятельность. Несчастный экипаж «Синсида» был отпущен.

Оперативно-следственная бригада, в состав которой входили также и специалисты по финансам, хакеры, биохимики и иммунологи, покинула систему Крап и прибыла на Лучезарную — вотчину Марка. Предъявив санкцию БН, начальник оперативно-следственной бригады наложил арест на счета фирм, принадлежащих Марку и консорциума «Экор», в котором герцог-текронт имел контрольный пакет акций, а также заморозил все операции крупнейшего имперского банка «Империал Инд», владельцем которого Марк также являлся.

Сказать, что герцог-текронт был обескуражен и взбешен — значит ничего не сказать. Убедившись, что недвусмысленные угрозы полицейским, хозяйничающим в его владениях, не возымели никакого воздействия, он попытался надавить на них через «карманное» управление полиции Лучезарной. Но структура нишитурской полиции являлась централизованной. Поняв, что можно лишиться своего кресла, главный генеральский чин Лучезарной умыл руки.

Закрепившись поддержкой ряда текронтов, Марк ощутимо надавил на главу департамента полиции империи. Следствие застопорилось. Не успев насладиться победой, Марк уже через два дня сново обнаружил, что оперативно— следственная бригада с прежним рвением принялась продолжать копаться в его делах. Кроме того, он обнаружил, что все его попытки связаться с главой департамента блокируются, а за ним установлено наблюдение.

Дав волю гневу, он избил пасущего его оперативника и в тот же вечер напился до беспамятства.

На утро следующего дня герцог-текронт обнаружил взлом в своем личном компьютере, который даже не попытались скрыть. Была изъята личная корреспонденция и вся документация, хранящаяся в памяти. Исчезла прислуга и все оружие из арсенала.

Оценивая размеры такой беспрецедентной наглости полицейских, герцог-текронт издал рычание пробуждающегося бешенства. Поборов это состояние, он сел в личный шикарный гравитолет и направился в особняк, расположенный в мягком климате океанического побережья. Там он и решил спокойно подождать, до чего еще дойдут эти кретины из полиции.

А полицейские ищейки, тем временем, разнюхали много интересного. Были обнаружены расходы на безымянный проект, не фигурирующий в отчетности и крупные суммы, которые «Империал Инд» вкладывал во что-то. Впрочем, это «что-то» было выявлено довольно быстро — подпольный биохимический цех на одном из текстильных заводов Марка и обрывки упоминаний о каком-то проекте, связанным с бактериологическими исследованиями.

Со временем были собраны железные вещественные доказательства, что Марк финансировал исследования и производство биомассы штаммов халцедонской язвы и, что при последней встрече Тореса с ним, его люди смогли взять образец ткани Тореса, из которого была выведена ДНК последнего.

Специально созданная комиссия Текрусии, среди членов которой не было ни одного политического союзника Марка, рассмотрела представленные полицией вещдоки и единодушно проголосовала за лишение обвиняемого неприкосновенности текронта, тем самым одобрив его арест.

Через одного из давних и верных друзей, не бросивших его в трудную минуту, герцог-текронт Марк узнал об этом и, во избежание позора ареста, трибунала и смертного приговора, покончил с собой.