По правую строну Ледяного дома был сооружен из льда в натуральную величину слон. На нем сидел ледяной персиянин и еще два ледяных истукана стояли по бокам слона….

Императрица Анна Ивановна была восхищена увиденным. Особенно её поразило внутреннее убранство дома. Там были лавки, столы, скамеечки, стулья, камины, зеркала. И все это было изготовлено из льда. И в ледяных каминах, горели настоящим огнем ледяные дрова.

В клетках сидели ледяные птицы, на стенах были ледяные картины. На столах стояли ледяные канделябры.

Императрица подошла к статуе голого Адама и тронула его рукой.

— Неужто ледяной? — спросила она.

— В сем доме все изо льда делано, матушка, — ответил Волынский. — Даже у кровати стоящие ночные туфли и ночной колпак из льда изготовлены.

— Но статуи мужика голого и девки голой словно живые, Петрович. Дивно сие.

— Сии статуи ледяные были красками по моему приказу раскрашены. Изображают они Адама и Еву перед грехопадением, матушка. А не изволишь ли в баньке ледяно испариться? Уже все готово.

— Не шутишь? — императрица посмотрела на Волынского.

— Как можно, ваше величество. Сия потеха будет доступна всего несколько месяцев пока морозы держаться, государыня.

— Люба мне затея твоя, Петрович. Такого для меня еще никто не делал. Потому жалую я тебя. Можешь на доклады ко мне лично приходить, когда вздумается тебе. И прожекты твои об обустройстве империи моей посмотрю.

— Государыня, — Волынский пал на колени и приложился к пухлой руке царицы. — Я раб твой недостойный столь милостями твоими обласканный.

— Я жалую тех, кто служит верно! А нынче же веди в баню. Желаю в ледяной испариться.

Но далее предбанника Анна не пошла в тот день. Ей боязно стало в ледяной баньке париться. Зато императрица заставила своих болтушек ту баню опробовать. И сними, пару поддавать, царица жениха будущего Квасника отправила. В те времена мужики и бабы на Руси вместе парились, и отдельных помещений предусмотрено не было….

Триумф Волынского был очевиден. Императрица была к нему особенно милостива. Это всполошило немецкую партию при дворе. Ежели императрица его проекты примет по переустройству империи то им места при дворе более не останется.

Но перепугало возвышение Волынского и многих русских, втайне мечтавших о том, чтобы Елизавету Петровну на трон возвести. Усиление Волынского усилит и партию Анны Леопольдовны.

Вот они коньюктуры придворные…..

Год 1740, январь, 23 дня. Санкт-Петербург. На квартире архитектора Еропкина.

Петр Михайлович Еропкин обучался в Италии и потому ни одному европейскому архитектору не уступил бы в мастерстве строительном. С 1737 года он был главным архитектором утвержденной по высочайшему повелению Комиссии о Санкт-Петербургском строении. И теперь Анна Ивановна его своей милостью не обошла. Уж очень ей дом понравился, им изо льда строенный. Ему было пожаловано за то 5 тысяч рублей.

И думал нынче архитектор, что прав был Волынский, когда отговорил их от прямого участия в государственном перевороте в пользу Елизаветы. Может они и так власти добьются и Россию по-своему переустроят. Стоит много думать, прежде чем на решительные действия идти. Волынский в большой фавор входит и скоро регентом стать может и при нем Еропкин свой план по архитектурному переустройству столицы осуществить сможет.

Но прошлое не желало его отпускать, и толкало к эшафоту.

23 января 1740 года к нему на квартиру явился некий господин, который швейцару не представился, но сказал, что большую надобность до господина архитектора имеет.

Швейцар господина пустил, и рубль серебром за то получил. Многие теперь до господина Еропкина попасть желают. Как же! Самой императрице угодил.

Господин в передней сбросил шубу и меховую шапку. На нем был изящный малинового цвета кафтан, сшитый по последней парижской моде. Он заговорил с архитектором по-французски.

— Господин Еропкин?

— Да. С кем имею честь? — спросил архитектор на том же языке.

— Вы меня не знаете? Но я бываю при дворе.

— И что с того. Я там бываю не столь часто.

— Маркиз де ла Шетарди, — представился гость. — Посол его величества короля Франции.

— Рад видеть вас у себя, маркиз, хотя не могу понять цели вашего визита. Неужели и вы желаете строить дом?

— Вы в квартире один? — спросил Шетарди.

— Да. Мой слуга ушел и до вечера его не будет.

— Это хорошо. Ибо дело к вам имею тайное. Не нужно чтобы кто-нибудь про это узнал.

— Но что за тайны вы собираетесь обсуждать, маркиз?

— Готовиться свадьба в ледяном дворце, господин Еропкин. И та свадьба может вашей карьере при дворе поспособствовать.

Еропкин понял, о чем говорит маркиз. Шетарди желает возвести на трон Елизавету Петровну и ищет союзников для того среди влиятельных персон при дворе. Он хочет через него подорбраться к Волынскому. И Шетарди слышал о том, что сам Еропкин и его друзья симпатии к Елизавете имеют.

— Маркиз, я не хочу участвовать в заговорах государственных. И мне нет дела…

— Не стоит лгать, господин Еропкин! Вы ненавидите Бирона, и я знаю о том. И вы сами, как умный человек понимаете, что спасение России в возведении на престол цесаревны Елизаветы.

— Но вы знаете, маркиз, что принцесса Анна Леопольдовна беременна, и она может принести младенца мужеска пола?

— Но если это так, то при этом младенце утвердиться немецкая партия?

— Но сейчас никто не посмеет поднять голову против Анны. Все запуганы тайной канцелярией. Вы говорите опасные вещи, маркиз. И ежели про сии слова кто-нибудь прознает, то меня ждут застенки пыточные, а вас только из России вышлют.

— Я и не предлагаю вам сейчас выступать против Анны. Императрица больна и скоро умрет. Я говорил с медиком Елизаветы, коий императрицу не раз осматривал. И Жано Листок не сомневается, что год 1740-й станет для Анны Ивановны последним.

— Но тогда что вы хотите? — спросил Еропкин.

— Есть возможность избавиться от Бирона уже сейчас! — сказал маркиз.

— От Бирона?

— Да! И Свадьба в Ледяном доме самое подходящее для того время!

Еропкин задумался. Шатерди понял, что попал по адресу…..

Год 1740, январь, 23 дня. Санкт-Петербург. Жан де ла Суда и придворный капельмейстер Франческо Арайя.

Сеньора Франческо не удивил визит де ла Суда. Он подумал, что кто-то через его посредничество желает его капеллу в свой дом залучить для выступления приватного. Такое случалось часто. И платили Арайя за концерты весьма щедро.

Но де ла Суда пришел с иным предложением.

— Я не касательно концертов к вам прибыл, сеньор Арайя. Моя цель в ином. Я желаю вам помочь.

— Помочь мне? — спросил Франческо. — Я многими милостями от императрицы обласкан и в помощи не нуждаюсь. Да и кто вы такой дабы помощь мне предлагать?

— Я состою переводчиком и одним из секретарей при кабинете-министров. Ежели вы моего имени не расслышали, то я Жан де ла Суда.

— И мне понадобиться ваша помощь? Не смешите меня.

— Так ли сие, сеньор Арайя? — улыбнулся де ла Суда. — Но шут придворный Адамка Педрилло вам немало крови испортил и еще испортит. Не так ли?

При упоминании имени Пьетро Мира Арайя побледнел.

— Вы зачем явились, сударь? Вы желаете меня оскорбить?

— Я не хотел вас обидеть, сеньор Арайя. Я пришел помочь! Ибо мне как истинному почитателю вашего великого таланта больно смотреть на то, как шут над вами потешается.

Арайя внимательно посмотрел в глаза де ла Суда. Не издевается ли? Но тот был совершенно серьезен.

— И что вы предлагаете мне, господин де ла Суда?

— Избавление от вашего врага.

— Избавление? Но вы разве не знаете, кто стоит за шутом Педрилло? Сам светлейший герцог Бирон.

— Но вы же сами, не смотря на то, не раз пытались с ним расправиться, сеньор Франческо. И Бирон не столь опасен. Если все устроить хитро, то Мира исчезнет, и никому за сие ничего угрожать не будет.