— Но он мне предан, Лейба. А что до того, что он вор, так что из того? В России все воры по большому счету! И с ворами иногда дела вести проще! И его я пошлю на переговоры с турками. Пусть покажет себя.

— Как знаешь, Эрнест. Я предупредил тебя.

— Волынский ненавидит Остермана и то мне на руку. А к тебе, Петер, у меня новое поручение. Императрица желает купить ряд драгоценностей в Европе. И тебе то поручение будет дано.

— Готов его исполнить. Тем более что многие русской царице драгоценные камни с удовольствием продадут. Платит она исправно и хорошую цену.

— Тогда вот тебе опись того, что желает иметь императрица. И начинай действовать. Государыня желает иметь сии камни у себя как можно скорее…

Когда Пьетро Мира и Лейба Либман вышли от Бирона, банкир заговорил с шутом:

— Петер, вы умный человек.

— Всегда думал, что это так. Только не стоит учить меня, банкир, с кем и когда мне спать. Не думаете же вы, что я откажусь от Дорио и стану жить с придворной козой?

— Я не о том, говорю, Петер. Бирон думает, что тучи над его головой рассеялись. Но сие не так. Он слеп, и эта слепота его погубит. И я рассчитываю на вас.

— В чем?

— Нужно не допускать Волынского в кабинет-министры.

— Но Эрнест ему верит, Либман. И с чего вы взяли, что я стану действовать по вашей указке? Вы финансист. Вот и занимайтесь финансами. А что до Волынского то я с Эрнестом согласен. Он груб и порывист. Идет напролом. Он вор. И это сочетание Бирону выгодно.

После этого Пьетро развернулся и ушел от еврея. Говорить с Либманом и слушает его доводы он не захотел.

Либман покачал головой и произнес тихо:

— Самое опасное отнимать у человека его заблуждения до того как он понял, что они заблуждения. Значит, я могу умыть руки и пусть себе Волынский становиться кабинет-министром. Ох, и пожалеет же Бирон, что покровительствовал ему вскорости. Этот вельможа покажет зубы…..

Год 1737, декабрь, 17 дня. Санкт-Петербург. Во дворце. У статуи Нарцисса.

Пьетро Мира после разговора с Либманом отправился на сторону императрицы. Там как раз собирались шуты, и кувыр коллегия начинала свою работу, помогая вертеться державным колесам империи. И сеньор Пьетро был немаловажным винтиком в тех колесах.

Но по пути он вдруг увидел силуэт сеньоры Дорио в углу за статуей обнаженного Нарциса. И была она там явно не одна. Кровь прилила к вискам шута, и его рука потянулась инстинктивно к тому месту, где обычно была его шпага. Но ладонь схватила пустоту. Клинка при нем не было.

— Шпага при дворе веешь лишняя, — услышал он знакомый голос за своей спиной.

Мира резко обернулся и рядом увидел шута Кульковского.

— Сеньора Дорио дарит не только тебя своими ласками, — нагло ухмыльнулся шут.

— А ты все суешь свой нос в чужие дела? — спросил его Пьетро.

— Я много куда сую свой нос. Но денег мне за то достаточно не платят. Так что ежели интерес к моей особе имеешь, то я готов выслушать предложения твоего хозяина.

— Хозяина?

— Герцога Бирона.

Кульковский удалился. Он сделал свое предложение и был готов работать на Бирона. За соответствующую плату конечно. Но Мира сейчас не мог думать о нем и интригах придворных, его интересовала донна Мария.

Пьетро постарался стать незаметным и приблизился к статуе Нарциса. Дорио и незнакомый мужчина просто разговаривали.

"Кто это с ней? Кафтан дорогой. И это точно не Франсиско Арайя. Похож на вельможу. А сама встреча не напоминает свидание любовников, — отметил про себя Пьетро. — Она слушает его почтительно. А он даже за руку её не взял. Но вот кто он? Лица не разглядеть. Вот бы услышать, про что они говорят".

Но подойти ближе он не мог. Тем более что Дорио и незнакомец быстро разошлись. И Пьетро так и не смог разглядеть, кто это был. Незнакомец быстро удалился.

— Сеньор? — по-итальянски спросила его певица, побледнев. — Это вы? Здесь?

— Прогуливался и увидел вас.

— Что это значит? Вы за мной следите, Пьетро?

— Нет. Я увидел вас здесь совершенно случайно. Но отчего вы столь встревожены, сеньора Мария? И кто сей франт в малиновом кафтане, что был с вами рядом?

— Вы его не узнали?

— Нет, — честно признался Пьетро. — А должен был узнать? Он персона значительная?

— Я не советую вам лезть в чужие дела.

— Но однажды я влез в них и тем помог нашей государыне и моему другу Бирону.

— Дурак, — прошипела Дорио. — Какой же ты дурак, Пьетро. Ты меня доснимаешь своей ревностью, не менее чем Арайя. И ты постоянно лезешь не в свое дело.

— И тогда я поехал из ревности вслед за тобой в дом офицерика и там раскрыл заговор. Уж не заговор ли новый затеяла сеньора? — с усмешкой спросил шут.

— Какой заговор? Не произноси этих слов! Я певица, а не заговорщица. И многие персоны знатные на своих домашних концертах желают слышать мой голос. Вот этот только что назвал его божественным.

— А ваше тело, несравненная донна Мария?

— Что мое тело? — не поняла Мария.

— Ваше тело он божественным не назвал? Оно, я уверен, не уступит ни в чем вашему голосу.

— Он говорил лишь о моем голосе, сеньор! И ваш намек просто оскорбителен.

— Мария, не стоит играть. Вы не на сцене! И я вас немного изучил.

— Уж, не хотите ли вы меня оскорбить, сеньор?

— Нет, я живу надеждой на новую встречу с вами.

— Сегодня? — сразу спросила она.

— Нет. Сегодня у меня поручение от Бирона. Стоит связаться со своими агентами и дать им поручения в Италии и Франции.

— Ты стал государственным человеком?

— Речь идет о покупке целой партии бриллиантов для императрицы…

Незнакомец в малиновом кафтане наблюдал за Дорио и за Пьетро. Это был Жан де ла Суда, доверенное лицо обер-егермейтера Артемия Волынского. Он прекрасно знал, кто такой шут Педрилло и кто за ним стоит. К нему подошел Иоганн Эйхлер, секретарь кабинета министров, и тихо спросил де ла Суда:

— Получилось?

— Певичка будет нашей при случае, Иоганн. Она имеет на сего шута большое влияние. И этот верный прихвостень Бирона крепко сидит у неё на крючке.

— Для нашего дела сие хорошо. Мира все больше и больше входит в фавор у Бирона, — потер руки Эйхлер.

— Но он не слишком болтлив, Иоганн. Хоть Мира и шут, а язык когда надобно держит за зубами.

— Но в постели чего не сболтнешь такой любовнице как Мария Дорио. Кстати, Мира только что вышел от самого Бирона. Как я ненавижу этого курляндского выскочку, Жан. Если бы ты знал, как я желаю его уничтожить. И дай срок, мы ему еще подставим ножку….

Год 1738, февраль, 10 дня. Немиров. Переговоры, которые вел Волынский.

Артемий Петрович Волынский, аристократ древнего рода, родственник самой царицы по линии Салтыковых, понял, что пробил его час. Если он поручение правительства выполнит, то быть ему в кабинет-министрах. Быть в фаворе великом у государыни и тогда благодаря сему, станет он свои прожекты великие в жизнь воплощать.

Сейчас напротив него сидел реис-эфенди* (*реис-эфенди — министр иностранных дел в Турции) Блистательной Порты. Сразу видно было, что сей чиновник султанский был большим хитрецом, и обойти такого будет не просто.

— Так что желает получить русская царица? — спросил он через драгомана * (*Драгоман — переводчик).

— Мы стоим только за те земли, что уже покорены нашими войсками, почтенный, — ответил Волынский.

— Пусть, высокочтимый эфенди, скажет конкретнее, что нужно русской царице?

— Это крепости Азов, Очаков, Кинбурн! В них размещены ныне гарнизоны российские. И нам надобно дабы великий падишах признал то в документе государственном.

— И это все чего требует русская царица? — спросил реис-эфенди.

— Нет. Еще мы хотим, чтобы укрепления Перекопа в Крыму были срыты. И сие не для выгоды своей требуем, но токмо для того, чтобы границы государства Российского уберечь! И нам надобно право для русских кораблей свободного плавания по Черному морю вплоть до пролива Босфор.